Займи мы этот рубеж, и у нас было бы еще больше преимуществ, потому что тогда с вершины гребня перед нами километров на двадцать вперед открылась бы ровная местность, на которой отступающим немцам буквально не за что было зацепиться. Вот за этот гребень и шла борьба не на жизнь, а на смерть. Единственная линия немецких траншей не раз переходила из рук в руки. Но едва мы располагались в неглубоких окопчиках противника, как немцы выбивали нас оттуда.
Так прошло два дня. На третий день ко мне на наблюдательный пункт приехал командарм Жадов вместе с командиром 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса генерал-лейтенантом В. Г. Рязановым и командующим артиллерией генералом Г. В. Полуэктовым.
— Ну вот, — здороваясь, сказал командарм, — приехали подробнее ознакомиться с обстановкой. Что-то вы тут засиделись!
— Не то чтобы засиделись, — отшутился я, — а закатались: то с горы, то на гору.
— Сейчас посмотрим вашу гору… — Командарм взял в руки бинокль и приник к смотровой щели. В это время наши как раз начали очередную атаку.
Только что пустынный склон вдруг ожил. Бойцы поднимались из-за кустов, вылезали из почти незаметных углублений, отрывались от стволов деревьев, врассыпную вползавших на гребень, и живые цепи под раскатистое «ура!» начали подниматься вверх. Немцы встретили их пулеметным ливнем. Цепи замерли, распались, и серые комочки снова покатились вниз. Из окопов начали дружно выползать гитлеровцы.
— Как вши из шва, — не удержался Полуэктов. — Ишь высыпали!
— Нет, так дело не пойдет! — недовольно сказал Жадов. — Давайте-ка, товарищ Рязанов, вызывайте своих штурмовиков. Пусть они этот шов проутюжат как следует.
Вскоре штурмовая авиация совершила мощный налет на расположение противника. Теперь надо было воспользоваться моментом и постараться тут же сбить фашистов с гребня. Чтобы не потерять время и обеспечить высокий темп броска, я решил сам выехать вперед в боевые порядки одного из полков (если не ошибаюсь, это был 42-й полк). Спросил разрешения у командарма. Не отрываясь от бинокля, тот ответил:
— Твое право. Если считаешь нужным — езжай.
Опять-таки ради скорости я сел на «виллис» вместе с адъютантом и радистом. Зимой мы эти машины немножко переоборудовали: закрывали кузов фанерной будкой, чтобы предохранить себя от ветра и снега. Сейчас уже стояла весна, но будку снять не успели. Неширокая дорога вела через лощину. Я внимательно смотрел вперед, как вдруг чуть ли не перед самым носом машины, должно быть из придорожного кювета, поднялась долговязая фигура красноармейца. Я коротко приказал Федорову:
— Стой!
Все вышли из машины. И сделали это вовремя. Подняв голову к небу вслед за указательным пальцем красноармейца, я увидел пикирующий прямо на машину «юнкерс».
— Ложись! В кювет! — хрипло выкрикивал боец, сам продолжая стоять у «виллиса».
Все плашмя упали на землю, кто где стоял, буквально в двух шагах от машины. В ту же секунду немецкий стрелок дал очередь из пушки. На наше невезение, снаряды пробили бак с бензином и запасную канистру сзади машины. «Виллис» вспыхнул, как спичечный коробок, а «юнкере» взмыл в небо.
Напавший на нас «юнкере» оказался лишь передовой машиной из целой стаи стервятников, тут же показавшихся в небе. Очевидно, немецкое командование мстило нам за только что закончившийся налет нашей авиации. Теперь бомбы посыпались на боевые порядки дивизии.
Мы отбежали влево от дороги и укрылись среди небольших кустиков.
Переждав бомбежку, отправились на НП к Половцу. Он был очень расстроен. Только что тяжело ранило одного из наших заслуженных и опытных командиров батальонов капитана Исакова, который вместе с дивизией сражался под Сталинградом. Это был человек большого мужества, очень талантливый офицер, пользовавшийся любовью товарищей по оружию.
Договорившись с Половцем о быстрой, энергичной атаке сразу после удара наших самолетов, я запросил новый вылет штурмовой авиации и пешком отправился обратно.
Командарма на наблюдательном пункте уже не было. Бой за проклятый гребень продолжался с переменным успехом, перелома не произошло. Надо было принимать какие-то срочные меры, потому что, как я уже говорил, захват этого рубежа имел немаловажное значение.
В то время как я размышлял о том, что следует предпринять, чтобы выбить немцев с занимаемых позиций, начали поступать интересные разведданные. Правее позиций, занимаемых нашей дивизией, примерно в полутора километрах от нас, на склоне высоты, стояла густая роща удивительно правильной прямоугольной формы. Она занимала площадь, наверно, полтора на два километра, но оттого, что располагалась на склоне, нам издали казалась квадратной. Мы так ее и называли — «квадратная» роща. Роща находилась у противника, и к ней вела хорошо наезженная дорога.
Наблюдая за дорогой днем, разведчики видели, как изредка по ней шмыгали туда и сюда то штабные, то грузовые машины. Зато в последнюю ночь со стороны дороги и рощи слышался непрерывный рокот моторов. Видимо, роща стала местом сосредоточения достаточно крупных механизированных и танковых сил противника.
Наши разведчики совершили несколько осторожных вылазок в направлении рощи и убедились, что гитлеровцы действительно накапливают там значительные силы. Можно было ожидать, что утром оттуда последует контратака танков и пехоты в стык нашей и соседней дивизий. Значит, надо было во что бы то ни стало упредить намерения противника.
Я уже говорил, что генерал Жадов никогда не упускал возможности, чтобы организовать учебу подразделений, офицеров, штабов, для которой чрезвычайно оперативно разрабатывались соответствующие планы. Вот и здесь, на плацдарме за Днестром, где обстановка была достаточно напряженной, командарм внимательно следил за тем, как командующий артиллерией генерал Г. В. Полуэктов в течение нескольких дней проводил учения по организации массированного артиллерийско-минометного огня.
Надо сказать, что командующий армией чрезвычайно высоко ценил генерала Полуэктова, считался с его мнением и доверял ему. Такое отношение было вполне обоснованным, потому что Георгий Васильевич Полуэктов действительно был прекрасным специалистом. Он отличался тем, что никогда не высказывал поспешных мнений, всесторонне аргументировал каждое свое решение и нередко вносил очень смелые, оригинальные предложения по использованию и организации артогня. Вероятно, командарму импонировало и то, что Полуэктов никогда не упускал случая провести со своими артиллеристами учения разных масштабов.
Теперь я хочу объяснить, что представлял собой массированный артиллерийско-минометный налет. Суть его заключалась в том, что на территорию перед нашим передним краем, занятую противником, и местность внутри нашей обороны (это на случай, если фашисты контратакой прорвут ее и вклинятся в наше расположение) «накладываются» рубежи огня, как говорят артиллеристы. Другими словами, вся эта территория становится районом сосредоточения неподвижного и подвижного заградительного огня. Для этого привлекаются все батареи артиллерии и минометов, которые по своей дальнобойности могут достать до данного района, закодированного соответствующим номером.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});