Айвар подозревал, что любимая с ее эксцентричным характером наверняка еще преподнесет сюрпризы, и почти не удивился, когда однажды вечером, приехав к нему домой после какого-то нервного звонка по телефону, она сама протянула ему кольцо. Правда, Налия держала его не в бархатной коробочке, как принято, а на ладони.
Но когда девушка тут же опустилась перед ним на одно колено, Айвар и в самом деле был поражен ее необыкновенно серьезным и внимательным взглядом, без намека на игру.
— Милая... Налия, да ты и впрямь безумная девушка, — выдохнул он, кладя руку ей на плечо. — Это же я должен был сделать, а не ты...
— Кто это сказал? Айвар, ты поздно спохватился: надо было все-таки искать патриархальную деву, которая только и живет установками, кто и кому должен. Но если хочешь, мы можем и переиграть.
— Ну уж нет! — ответил Айвар и невольно поднес к губам руку, словно желал спрятать волнение. — Но все-таки чтобы ты попросила руки у мужчины? Ты, революционерка, дикарка, расписываешься в желании варить мне кофе и стирать носки?
— Это и слуги могут сделать, а вот руки у тебя я попрошу сама, да и помою тебе ноги в брачную ночь, если ты позволишь. Потому что мне это в радость, мне хочется тобой любоваться и восхищаться, и никакие революции этому не помешают. Они пройдут, а ты останешься.
— Спасибо, милая, но все-таки тебе стоит сесть рядом. Мы ведь и так сможем все обсудить, — растроганно ответил Айвар и погладил ее по плечам.
Однако девушка возразила:
— Сяду рядом, если ты сейчас скажешь, берешь ли ты меня в жены.
Происходящее сейчас казалось ему сном, даже несмотря на то, что они оба уже не мыслили жизни друг без друга. Но Айвар все же не стал медлить и кивнул:
— Беру, конечно! Что же мне еще сказать? Можно теперь взглянуть?
Налия села рядом с ним на диванчик и он взял кольцо с ее ладони. Оно было из матового благородного серебра, его украшала маленькая капля переливающегося янтаря. Почти прозрачный золотистый оттенок плавно перетекал в насыщенный цвет увядшей поздней листвы.
— Потрясающе, — сказал Айвар, завороженно всматриваясь вглубь этой капельки. — Мне ведь теперь надо сделать тебе подарок не хуже, верно?
Девушка лукаво улыбнулась:
— Вообще я тоже спокойно отношусь к вещам, но традиции мне нравятся, поэтому на свадьбе все-таки должны быть кольца. А этот янтарь похож на застывшее пламя, правда? Когда я вижу закатное небо, мне каждый раз представляется, что мы все в этом пламени как насекомые, увязшие в такой капле...
— Причудливые у тебя мысли! — удивленно отозвался Айвар. — Я всегда думал, что ты чуть ли не самая земная натура, какую я знал.
— Что же тут такого? Во мне тоже присутствует вековая африканская любовь к бесовщине, и неважно, что я выросла на Западе. Мы любим красивые мысли о страшном, любим находить красоту в мертвой почве, ядовитых туманах, звериных костях. А что остается, если смотря на вещи ясно, открытыми глазами, можно сойти с ума?
Айвар обнял ее за плечи и повторил:
— Спасибо тебе, милая! Конечно, я очень, очень хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, и я сам должен был это сказать. Прости, что не хватало смелости. Я думал, что ничего уже не боюсь, а здесь почему-то колебался.
Молодые люди смотрели друг на друга, шептали нежные амхарские слова, а затем Айвар решительно притянул к себе девушку и поцеловал в губы. Незаметно и непринужденно они скинули с себя одежду, легли поверх шелкового покрывала, горячего от уличного зноя, который проникал через маленькое окно.
Потом Айвар снова долго не мог уснуть рядом со своей уже невестой, думая о той неведомой силе, которая соединила в Эфиопии их вроде бы безнадежно разошедшиеся пути. Много лет ему казалось, что он сможет написать свое будущее только на чистом листе, отрешившись от пережитых трагедий и отнятого счастья. Однако Налия, бесцеремонно лишив всякой брони его тело и разум, примирила Айвара с прошлым. Оно перестало быть святыней, замерзшей в глыбе льда из потайной боли, и превратилось в светлую, но минувшую часть жизни. А для них с Налией все продолжалось, они выросли и имели право на новое, зрелое счастье и добрую память о детстве.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Айвару оставалось сказать Налии еще одну серьезную вещь, которая очень его беспокоила. Не дожидаясь утра, он коснулся плеча невесты и сказал:
— Налия, ты должна кое-что знать, пока еще не поздно передумать.
— Что? — усмехнулась девушка, приподнявшись на локте. — Айвар, ты с ума сошел? Нет уж, теперь тебе соскочить не удастся!
— И все-таки выслушай, — твердо произнес Айвар. — В деревне я то и дело слышал о том, как женщины гибли от родов, абортов, послеродовой нагрузки, и что характерно, мужиков это особо не волновало, разве что с практической точки зрения. А вот другие бабы всегда злословили, называли это какой-то божьей карой за грехи. Славная модель семьи, да? А однажды я сам видел молодую женщину, да почти девчонку, которая умерла от родильной горячки. Что это было, Налия, — агония, язвы, жуткие выделения... Прости за прозу, но я это на всю жизнь запомнил. И тогда одна местная кликуша мне сказала: «Ты вырастешь и тоже кого-нибудь так убьешь, ради собственной похоти».
— Понятно, — серьезно и мягко сказала Налия. — Впрочем, твои родители были медиками, неужели они до того не успели ничего тебе объяснить о деторождении?
— Объясняли, конечно, — усмехнулся парень, — но не как медики, а как любые родители, которые никогда не говорят всей правды. Мол, люди влюбляются, женятся, ласкают друг друга, и когда обоим становится особенно хорошо, в женщине зарождается новая жизнь. А потом я увидел вот это: похоть, смерть и эта самая новая жизнь, которая в дикой деревне не представляет из себя ничего сакрального. Конечно, с годами ужас немного притупился, но желание быть отцом так и не проснулось. Я знаю, что для женщины это так или иначе сопряжено с рисками, и мне просто не по силам быть причиной тягот, которые у нее будут девять месяцев, родовых мучений, нагрузок, которые могут укоротить ей жизнь, и неизвестно, что еще ждет впереди этого ребенка, беспомощное зависимое существо. А ты теперь подумай, насколько это сходится с твоими планами.
— О господи, — вздохнула Налия. — Ты серьезно думал, что я ждала столько лет, чтобы ты сделал мне ребенка, когда с этим справился бы любой другой? Тебе как медику виднее, каким методом справляться со своими ранами, радикальным или паллиативным. Я тебя поддержу в любом случае, а свое предназначение я уже выбрала, и мне главное чтобы ты был рядом.
— Правда? И родители тоже поймут?
— А что им остается? — весело отозвалась Налия, коснувшись его руки. — К тому же, они сами считают, что в Эфиопии спасти уже живущего ребенка более ценно, чем производить нового. Будем опекать и учить других детей — больных, сирот, брошенных. Когда они вырастут счастливыми, здоровыми и умными людьми, они и назовут нас родными.
8.Русские пироги на африканской свадьбе
Когда молодые сообщили родителям о помолвке, те сразу дали свое благословение и пригласили пару на семейный ужин. Предстоящий брак противоречил многим традициям патриархальной Африки, но семья Налии и Айвар давно сознавали себя людьми европейской культуры, и в старых обычаях им нравилась только декоративная сторона. Кроме того, такой союз, как у них, был в Эфиопии не самым распространенным, но все же приемлемым — женясь на дочери состоятельных родителей, не имеющих сыновей, муж становился частью их семьи, приобретая определенные права и ответственность.
Поэтому Айвар вручил родителям невесты благодарственные подарки — дорогой африканский табак, покрывало и шаль, сотканные мастерами племени дорзе. В Эфиопии они означали не выкуп, как во многих странах Африки, а именно выражение признательности. Ей же он подарил очень необычное кольцо, украшенное желтым турмалином, который местные медики выписывали из Малави ради его целебных свойств, а также прелестное зеркальце в обрамлении из цветного стекла.