У аги было собственное мнение о достойном претенденте на престол. Конечно, жаль, что уже давно нет шахзаде Мех меда – он был бы хорошим султаном. Хотя кто знает… Мех мед успел проявить себя как неплохой государственный деятель, у него был живой ум и смелый нрав, но вот что касается придворных интриг – шахзаде был так наивен и прост, что с трудом верилось, что его мать – сама Хасеки Хюррем Султан, мастерица хитросплетений. Что касается Мустафы, то этот шахзаде всегда был игрушкой женщин и чиновников, слишком падкий на любовь окружающих, он делал все, чтобы эту любовь заслужить и поддержать. Недопустимо для правителя. Именно излишняя любовь окружающих и нетерпение привели Мустафу к бунту и смерти. Но и его уже нет, так что и эту кандидатуру можно не рассматривать. Выбирать приходится из двух оставшихся: Селима и Баязида…
Яман укоризненно покачал головой. Выбор не слишком хорош. Но уж если так, то лучше остановиться на Селиме. Ага знал, что многое, что говорят о шахзаде Селиме, вовсе не является истиной, а представляет собой лишь досужие сплетни, умело подогреваемые недоброжелателями наследника. Тот же Баязид кричит на всех углах, что брат его – никчемное существо, алкоголик и женолюб. Но на самом деле Селим пьет не больше, чем любой другой мусульманин не слишком праведной жизни, а что касается женщин – так ведь для этого и существуют гаремы. Возможно, было время, когда Селим излишне усердно посещал гарем. Однако это вполне понятно – у шахзаде долго не было детей, не удивительно, что он прилагал все старания для появления наследников.
Правда, был у Селима один недостаток, из-за которого его недолюбливали янычары: шахзаде не отличался воинственностью. Он был обучен приемам боя, как и положено наследнику империи, он мог командовать армиями, но душа его принадлежала не войне. Селим любил писать стихи и самое увлекательное сражение с легкостью променял бы на несколько стихотворных строк. Что ж… для войны есть военачальники.
– Бисмилляхи Рахмани Рахим! – прошептал Яман-ага. – С именем Аллаха Милостивого и Милосердного!
Он принял решение. Уединившись, Яман написал письмо. Как честный человек, он ничего не приукрасил, а изложил лишь все события, разговоры и собственное мнение на этот счет. Закончив, некоторое время подумал – стоит ли подписывать такое письмо. С одной стороны, простая вежливость требовала этого, учитывая, кому было адресовано письмо. Но с другой стороны – вдруг послание попадет в чужие руки, тогда придется положить седую голову на плаху. Яман решил обойтись без подписи. Тот, кому он писал, должен понять… Ну а в нужное время Яман всегда сможет доказать, что именно он – автор этого письма. Если такое время придет. Пока же лучше побыть в тени… Иншалла!
Закончив писать, Яман-ага положил свиток в футляр и направился напоиски гонца. Случайному человеку довериться было невозможно, и отправлять письмо с гонцами, что обычно перевозили письма шахзаде, тоже было нельзя. Но был у аги один человек, который обязательно сделает все, как нужно. Особенно если ему хорошенько заплатить.
Взвесив на ладони тяжелый кошелек, Яман-ага вздохнул. Конечно, золота жалко. Но еще придет время, и это золото вернется к нему, многократно умножившись. Ямал истово верил в это.
После встречи с верным человеком и расставанием с золотом Яман-ага долго сидел в саду в раздумьях. Он все перебирал возможные варианты, раскладывая их перед мысленным взором, как сложную многоцветную мозаику. Но из всего хитросплетения цветов все время выскакивало только одно имя. Только одно…
– А’узубиллях! – Яман-ага кивнул сам себе и направился во дворец. – Прибегаю к защите Аллаха!
У него было много дел, дворец нуждался в управлении, множество слуг требовали строгого руководства, а на шахзаде рассчитывать не приходилось – он ни на что не обращал внимания. Все мысли наследника занимал трон и война. Больше ни до чего ему не было дела. К тому же шахзаде Баязид считал Амасью недостойной своего внимания, ведь это не был санджак престолонаследника. А дворец в Амасье так и не стал ему домом, не стал его дворцом, а лишь временным пристанищем. Единственное, чем нравилась Амасья шахзаде, – была возможность собрать сторонников, ведь в этом санджаке была еще жива память о его брате Мустафе, задушенном по приказу султана. Баязид был уверен, что бывшие сторонники Мустафы примкнут к нему и это поможет избавиться от Селима, откроет путь к трону.
Яман-ага скользящим шагом торопился по дворцовым коридорам, а мысли его были тоскливы и мрачны, как тучи, собирающиеся на низком зимнем небе Амасьи, тучи, беременные бурей.
* * *
Шахзаде Селим смотрел в сторону, его взгляд соскальзывал то на пухлые подушки, украшающие диван, то на венецианскую вазу с фруктами, уютно пристроившуюся на столе, то на высокие подсвечники, увенчанные толстыми белыми свечами. Он смотрел куда угодно, только не в глаза великого визиря. Мехмед Соколлу тонко усмехнулся в бороду. Он знал эту привычку наследника – если тот собирался сказать нечто важное, то всегда избегал прямого взгляда. Впрочем, как и прямых слов. Злые языки приписывали такие манеры врожденному коварству шахзаде, как же, он ведь сын Хюррем Султан, а та славится во всем мире своими ловкими кознями и шутками, которые непременно заканчиваются чьей-то казнью. Но Соколлу знал правду: Селим вовсе не был коварен, а лишь очень неуверен в себе. Принимая тяжелые, кровавые решения, он всегда мучился и сомневался в собственной правоте. Качество не слишком приемлемое для будущего повелителя Вселенной, но в то же время довольно полезное. Кто знает, сколько невинных жизней в будущем сохранится из-за того, что шахзаде Селим способен слышать голос совести.
– Послушай, Соколлу, – наконец заговорил Селим. – До меня дошли неприятные слухи. Я беспокоюсь.
– Что могло огорчить вас, мой шахзаде? – Мехмед-паша высоко приподнял брови, изображая изумление. – Расскажите. Может, это обычная болтовня, ничего не стоящая сплетня и нет никакого повода для беспокойства.
– Не знаю, не уверен. – Селим хрустнул пальцами, покрутил кольцо и уставился в глубь камня, словно то, что он хотел сказать, было начертано внутри драгоценности. – Я слышал, что некие заговорщики пытаются отравить мою валиде. Говорят, что они наняли кого-то из ее ближайшего окружения.
– Да что вы, шахзаде! – воскликнул Соколллу и даже всплеснул руками. – Как это возможно? Слуги Хюррем Султан преданы ей всей душой.
– Ах, Соколлу, деньги могут многое, – печально вздохнул Селим. – Если даже самому преданному человеку щедро заплатить, да еще сдобрить эту плату угрозами, то измена из невероятной становится возможной и даже обязательной.