Читать интересную книгу «Гран-при» для убийцы - Чингиз Абдуллаев

— для чего им эти ящики?

— Не знаю. Они ничего не говорили. Просто все время намекали, что груз очень ценный. Проклятые ублюдки! Они меня обманули.

— Кто еще знал про ящики?

— Кроме меня, никто.

— Ты знаешь турецкий адрес Натига Кура?

— Стамбульский знаю. У него есть еще дом в Измире, но я там не был.

— А второго?

— Нет. Я его первый раз в жизни видел. И ничего про него не знал.

— Твоя жадность и подлость тебя погубили, махнул рукой Касумов. — Представь, до какой степени ты подлец, что даже они решили так тебя подставить.

Видимо, и они довольно быстро тебя раскусили.

Максимов кусал губы от бешенства.

— Я их найду и убью.

— Не найдешь, — печально сказал Касумов, — тебе еще повезло, что тебя не убили. Тот, который прилетел из Голландии, очень опасный террорист. Он убил людей больше, чем ты можешь себе представить. Считай, тебе вообще повезло, если, конечно, к тебе можно отнести это слово.

— Что со мной будет? — выдохнул Мансимов.

— Не знаю, — честно признался Касумов, — наверное, будет суд. Вообще-то мы подали заявку на вступление в европейское сообщество. У нас запрещена смертная казнь. Но лет десять или пятнадцать тебе дадут. Все зависит от того, как ты будешь с нами сотрудничать. И как быстро мы найдем этого террориста.

— Он улетел, — вздохнул Мансимов, — вы его теперь не найдете.

— Найдем, — уверенно сказал Касумов. — Будем искать его по всему миру.

И не только мы одни.

— Он говорил, что за ним охотится МОССАД.

— Что-нибудь еще он говорил?

— Нет. Они вообще в моем присутствии мало разговаривали. Хотя один раз я слышал, как Натиг Кур говорил с кем-то по телефону и спрашивал о другом человеке.

— Что он спрашивал?

— Знает ли он французский язык, — вспомнил Мансимов, — да, точно так.

Именно французский язык.

— И больше ничего?

— Нет. Я убью их своими руками! — сорвался Ильяс на крик. — Я их уничтожу! Я их найду! — Он начал плакать и кричать. Касумов поднял трубку.

— Вызовите врача, — попросил он, с жалостью глядя на сидевшего перед ним человека.

Дамаск. 10 апреля 1997 года

Им удалось выбраться из центра города каким-то чудом. Сначала они уехали на такси на северо-восточную окраину города. Затем Алиса позвонила кому-то из местных жителей, который приехал и, ни слова не говоря, отвез в заброшенный дом, провел в подвал, где было достаточно светло, тепло и даже была еда.

Они понимали, что нужно переждать здесь несколько дней, пока сирийские полицейские не решат, что сумасшедшие туристы, оказавшие такое яростное сопротивление убийцам, по непонятным причинам сбежали из города и успели скрыться.

Но, с другой стороны, у них не было времени и они не имели права просто так отсиживаться в этом подвале. Положение, в которое они попали, оказалось весьма сложным. Паспорта, личные вещи, даже деньги остались в отеле. Правда, паспорта были на чужие имена, а деньги можно было легко вернуть, но это мало что меняло.

Уже когда они несколько пришли в себя, Алиса спросила:

— Как вы смогли так быстро все просчитать?

Они так хорошо маскировались, действительно чистили стекла номеров на каждом этаже, постепенно поднимаясь к нам.

— Американский стандарт, — усмехнулся Дронго. — В «Шератоне» жесткие правила, которые устанавливаются по всему миру. Окна чистят один раз в месяц. И уж никак не через пять дней. Когда вы мне сказали, что несколько дней назад чистили окна, я понял, что это подставка. И успел вас толкнуть.

— И довольно больно толкнули, — пожаловалась женщина.

— А вы хотели остаться за столом и превратиться в мишень для убийц? — поинтересовался Дронго.

— Кажется, нет, — призналась она.

— Вы хорошо стреляете, — похвалил он, — правда, слишком быстро и слишком хорошо. Она покраснела.

— Я не могу, как вы, все предвидеть, — заметила она, — это у вас вместо головы компьютер и вы можете даже в такой момент ранить убийцу, чтобы потом вытащить из него какие-нибудь сведения. Я в этот момент просто испугалась.

— Убитый вами нападающий вряд ли согласился бы с этим утверждением, — усмехнулся Дронго.

— Наверное, — засмеялась она, вытягивая ногу и морщась от боли, — у меня там, по-моему, синяк, — сообщила она.

— Снимите юбку и посмотрите, — спокойно предложил он ей.

Она удивленно посмотрела на него.

— Вы иногда меня поражаете, — призналась она, — но, может, вы действительно правы. В конце концов, вы уже видели мои ноги. Только отвернитесь, когда я буду раздеваться. Мне все-таки неудобно.

— Конечно, — он отвернулся.

— Так и есть, — сказала она через минуту, я сильно ударилась, когда падала в люльке, а потом сразу не почувствовала. Есть кровь. Здесь где-то была аптечка.

— Давайте, я вам помогу, — предложил Дронго. Она взглянула на него, хотела что-то сказать, но ничего не произнесла, только кивнула. Прикусив губу.

Он достал йод из аптечки и, когда начал осторожно смазывать рану, она вскрикнула.

— У них нет ничего более щадящего?

— Это не «Шератон», — напомнил он, — только не одевайтесь сразу, а то испачкаете одежду.

— Сидеть в таком виде?

— Я могу дать вам свой пиджак, чтобы вы прикрылись, — пожал он плечами и действительно подал пиджак.

Она села на грязноватый стул и, закинув ногу на ногу, прикрыла их пиджаком. Потом сказала:

— Кажется, вы были правы. Ваша теория полностью подтвердилась. Кто-то из вашего окружения сообщает о ваших передвижениях Мулу.

— Я на это и рассчитывал, — кивнул Дронго, — завтра я выйду отсюда и постараюсь найти отель «Диван», в котором жили убийцы. Возможно, что найду там и следы Мула.

— Нет, — решительно возразила она, — это невозможно. Вас наверняка убьют. Туда поедет кто-нибудь из местной резидентуры. Я вас не пущу.

— Я же вам много раз говорил, что люблю все делать сам, — напомнил Дронго, — это моя работа.

— Сколько вам лет? — вдруг спросила она.

— Тридцать восемь. Почему вы спрашиваете?

— А мне тридцать два.

— Значит, я старше вас на шесть лет, — улыбнулся Дронго.

— И вы всегда так живете?

— Последние десять лет да.

— И вам не надоело?

— Не знаю. Иногда кажется, что да. Но я ничего другого не умею делать.

И мои гонорары за расследование — единственный источник существования. Я же не могу в сорок лет начать заниматься бизнесом или торговлей. Для этого нужны таланты, которых у меня, очевидно, нет.

— У вас есть другие достоинства.

— Которые нужны только для расследования преступлений. Я же сказал, что ничего другого делать просто не умею.

— Вы женаты?

— Неужели вы думаете, что я могу жениться при такой невероятной жизни?

— Это справедливо, — согласилась она.

— А вы замужем?

— Нет. Я развелась три года назад. Мы были слишком разными людьми.

— А люди всегда разные, — вздохнул Дронго, — вот поэтому я и не женюсь.

Когда люди расходятся, они оправдываются стандартной формулировкой о несхожести характеров. Получается, что каждый индивидуум должен жениться на своем клонированном двойнике, для полного сходства характеров.

Она засмеялась.

— Как вы думаете, в этом подвале бывают мыши? — вдруг спросила она.

— Если вы скажете, что боитесь мышей, я сойду с ума, — улыбнулся Дронго. — Если бы я сам не видел, как вы стреляете.

— Это разные вещи. Как вы думаете, я уже могу надеть свои брюки?

— Думаю, уже можете.

Она подняла его пиджак, протянув руку к своей юбке. Потом убрала и негромко произнесла:

— Черт возьми, мне так неудобно это говорить.

— Что случилось? — не понял он.

— Вы мне нравитесь, — вдруг сказала она, — в вас есть какая-то надежность. И в то же время какой-то кураж. Неестественное сочетание мозга-компьютера и души клоуна. Вам никто этого не говорил?

— Нет, — улыбнулся он, — это впервые.

— Вот видите. У вас есть неясные мне грани. Трудно понять, когда вы серьезны, а когда шутите.

Он молчал. Молчание грозило затянуться. Вдруг она шепотом произнесла:

— Иди ко мне.

И он понял, что должен встать и сделать шаг. Он встал. Поднялась и она.

Отсутствие одежды ее, кажется, больше не смущало.

— Надеюсь, ты знаешь, как целуют женщину? — с вызовом спросила она. — Или ты видишь во мне только партнера по прыжкам в высоту?

— Нет, — сказал он, наклоняясь к ней, — скорее по пятиборью. Ты ведь так хорошо стреляешь и так быстро бегаешь.

Последнее слово он скомкал. Она притянула его к себе. И был долгий поцелуй.

— Надеюсь, раздевать ты меня будешь в этот раз сам? — спросила она. — Или мне снова раздеться самой?

Москва. 10 апреля 1997 года