отрежет вражеской пехоте и артиллерии путь к отступлению, и перехватит обозы, поместная конница ведь тоже жаждала добычи. Вот только ничего у них не выйдет, батогов отведают — все пойдет в «общий котел», чай не казацкая вольница или татары, которых следует от добычи подальше держать, разграбят ведь все самое ценное.
Так что напряжение в душе схлынуло — Иван видел победу, теперь нужно было организовать преследование до самого Тушино, и там покончить с «вором» Лжедмитрием окончательно…
Глава 55
— Надежа-государь, людишек самозванца, канцлера Сапегу и гетмана Ружинского полонили, а вот Лисовского в сече убили, из пушки картечью попали. Что прикажешь с ними делать?!
— В темницу их бросить, в узилище — кормить и не бить. Пусть посидят, охолонут, а там придумаем, что с ними делать! И всех, кто «тушинскому вору» служил, под стражу взять, казнить завсегда сможем, а пока разобраться со всеми нужно с пристрастием. А там и решать — кого в Сибирь отправим — тамошние земли под руку нашу приводить нужно, остроги ставить. Оттуда не сбегут — да и злато-серебро там искать нужно, есть руда там ценная, и на самом Камне имеется, только по горным речкам старателям и рудознатцам пройти надобно со всем тщанием.
Иван отвлекся — он находился сейчас в своем тереме в Дмитрове — город переживал самый настоящий расцвет среди всеобщего запустения. И сей град на его стороне однозначно, на жителей однозначно положиться можно. Они ему верные до смерти точно, а это главное — есть на кого рассчитывать в смутное время. И награда им будет вскорости — венчание в Успенском соборе пройдет, на царевне Ксении Борисовне Годуновой. Два праздника отпразднуют — и победу над войском самозванца, и «царскую свадьбу». И головной боли не будет, когда в Москву вступит с войсками — женатый монарх куда больше уважения у народа вызывает, чем холостяк.
Посмотрел на боярина Вельяминова, что при нем вроде главы президентской администрации стал, а князь Иван Никитич «Большой» Одоевский всеми делами заправлял, как премьер-министр. И спросил о том, что его больше всего заботило в настоящий момент:
— К свадьбе все готово? Лучше ее провести тут, а потом в Москву въехать, не стоит времени терять понапрасну.
— Почитай, как два месяца тому назад о ней объявили, государь. С городов пришли люди, бояре из Москвы и других градов, князья и окольничие. Именитые «гости», и патриарх со всем клиром. В битве многие сражались, а иных там убили. Все готово государь, на то твоя воля! Третьего дня можно венчание устроить — к этому сроку все успеем подготовить!
— Вот и хорошо, действуй, боярин! На тебя полагаюсь всецело, знаю, что не подведешь! Да, как там Симеон Бекбулатович?
— Хворает, государь, но на свадебном чине непременно будет — о том мне сам много раз говорил. А монашеский постриг он принял, говорит, по грехам его дан. Просит токмо, чтобы монастырь ему близь Москвы определили, тут много теплее.
— Пусть сам старик выберет, какой ему по душе придется — на пропитание сельца ему дадены, если надо будет, еще облагодетельствуем. Иди, Никита Дмитриевич, работы зело у тебя много, все успеть надобно. Смотри, чтобы все честь по чести вышло, и каждый, кто придет на свадьбу, без равноценного для чина и заслуг подарка не остался.
— Уже, государь, подготовили, почитай три комнаты заставлены добром всяческим — оружием, доспехами, узорчьем и сукном, и много чем еще — всех одорим, никто в обиде не уйдет. И списки заранее составлены, кто и какое подношение сделал, и оценка проведена.
— Это правильное решение, а теперь иди, дел множество, недосуг мне от оных отвлекаться надолго!
Вельяминов низко поклонился и вышел из светлицы, которую Ивану переоборудовали в его личный кабинет, находящийся под неусыпной охраной. Достаточно было поднять голос, произнеся «условленное словцо», как тут же должны были ворваться трое бодигардов, которых он натаскал специально для таких случаев. Но так было только с теми «посетителями» в чьей надежности имелись сомнения. А со «своими» хватило бы дернуть за веревочку, и в соседней горенке звякнул колокольчик, оповещая охрану — резервирование средств сигнализации никогда не помешает.
— Знатную добычу взяли, богатые все же ляхи, — пробормотал Иван, разглядывая списки трофеев, на которых собственноручно делал пометки. И самой главной частью трофеев были там породистые кони крупных статей, те самые, на которых восседало и польское «рыцарство», и шляхта, что в «крылатые» гусары не входило. Нехилый такой куш получился — в тысячный табун, вот только одна беда с ним — кобыл немного, и сотни не наберется. А вот жеребцов совсем мало, на них ведь только искусные всадники ездят, мало ли что этому своенравному скоту в голову втемяшется. Все предпочитают меринам свою жизнь доверять, много реже кобылам — те слабее будут по всем статьям. Так что «Конюшенный Приказ» получит для «конных заводов» (которые нужно создавать) прекрасный материал, и со временем вся регулярная кавалерия нормальных лошадей получит, а не местных, что были чуть выше пони, хотя намного крупнее в объеме.
А вот доспехов набралось меньше четырех сотен комплектов, из них едва сотня более-менее целых, все остальные подлежат ремонту. Все кузнецы были сильно озадачены свалившимся заказом, но за дело принялись рьяно, оплату обещали достойную. Иван решил сформировать целый полк из новиков — из впервые выходящих на службу детей боярских и однодворцев, которые и снарядиться толком не могли — разорилось дворянство за смутное время порядком, обнищало служилое сословие. А тут и превосходный конь с оружием, и корм за казенный счет, и жалование государево изрядное. Вот только условия поставил жесткие — десять лет службы постоянной, с небольшими отпусками на побывку.
По окончании срока службы Поместный Приказ должен был выделить деревеньки с усадьбой, на прокорм — лишь тогда разрешалось жениться и обзаводиться потомством. Но можно и оставаться на дальнейшей службе тем, кто в «начальные люди» выбился, полусотню получил, не меньше — без чинопроизводства в регулярной армии никак не обойтись.
— Кавалерия хорошо, но побеждает инфантерия и артиллерия, за ними будущее. И вот за них нужно взяться основательно!
Глава 56
— Холоп, я твоя царица! Как ты смеешь меня бить…
Женский вскрик оборвался — Василий Михайлович заткнул Марине Мнишек рот ладонью, другой схватил за тонкую шейку и с яростным желанием чуть сдавил горло пальцами. Рука привыкшая к сабле всегда крепка, так что спустя несколько секунд гордая полячка, до этого презрительно смотревшая на него как на слугу обмякла, потеряв сознание. Жаль, что нельзя удушить, живая нужна эта