Сделав несколько глубоких вдохов — чтоб дыхание вошло в ритм, — Андреев поднял на лоб маску, отключил баллоны акваланга и поплыл от берега мерными длинными гребками.
Несмотря на предупреждения Брэгга о возможной встрече в лагуне с патрульными катерами Андреев не рискнул забираться в открытый океан и решил держаться, насколько будет возможно, поближе к берегу. Опасность оказаться обнаруженным была, в сущности, невелика — звук мотора он услышит издали, и тогда акваланг позволит ему благополучно пройти под водой даже рядом с лодками. Надо только быть настороже. Зато не заблудишься в темноте: справа все время будет полоса берегового кораллового рифа, которая не позволит даже нечаянно удалиться от острова больше чем на триста метров. Да и плыть в лагуне приятней и легче: вода здесь спокойная, как в бассейне. И с акулой не повстречаешься… Впрочем, вряд ли и на открытой воде эти твари охотятся ночью.
Внезапная боль обожгла ладонь: похоже было, что рука с размаху наткнулась на бутылочные осколки. Инстинктивно он с силой подал корпус назад, отчего ноги сразу ушли вертикально вниз. На секунду погрузившись в воду с головой и ощутив во рту солоноватый вкус, Александр Михайлович почувствовал, что его колени и живот прикоснулись к шершавой поверхности кораллового рифа. Итак, он достиг края лагуны, теперь можно поворачивать на север. На всякий случай следует держаться в некотором отдалении от барьера — перспектива напороться животом на верхушку старого коралла его не устраивала.
Энергично оттолкнувшись ногами от рифа, Андреев поплыл назад, к берегу, до которого сейчас, видимо, было метров двести — двести пятьдесят. Удалившись от гряды рифов на безопасное расстояние, он повернул направо. Теперь, если только не собьется с курса, он должен будет плыть вдоль берега не менее двух часов. Маску без необходимости использовать не будет: пока что она понадобилась лишь для того, чтобы пронырнуть стофутовую трубу, соединявшую оранжерею с океаном. А в случае чего сдернуть ее со лба и натянуть на лицо — дело секунд.
Продолжая плыть, Александр Михайлович вынул из воды руку, поднес к глазам. Стрелки часов показывали четверть одиннадцатого…
* * *
Усталость подкралась незаметно, и сначала Андреев попросту не придавал значения тому, что он все чаще и чаще устраивает передышки, переворачиваясь на спину, и что в плечах появилась ломота, а ноги стали тяжелыми и медлительными. Вот уже около двух часов он плывет, не меняя курса, и за все время лишь однажды потерял ориентировку: забрав на восток, вышел снова к коралловому барьеру. Конечно же, он был прав: гряда рифов надежно гарантировала ему верность маршрута.
Решив экономить силы, он уже давно плыл плавным брассом. Дважды пришлось воспользоваться аквалангом и по нескольку минут двигаться под водой. Однако сказать с уверенностью, были ли подозрительные шумы звуками моторов или просто плеском бьющихся о рифы волн, он бы не смог. Главное — не рисковать.
За эти два часа Александр Михайлович не раз пытался поразмыслить над фактами, о которых сегодня вечером сообщил ему Ульман. Но размышлялось почему-то плохо, и ничего путного в голову не пришло. Мысли были фрагментарны: с ульмановских санитаров перескакивали на Ингу, на злополучную впадину, которой, возможно, не существует, на совсем уж неуместные воспоминания об институтских мелочах. Но, пожалуй, чаще всего Андреев мысленно возвращался к своим — к экипажу «Иртыша», упрятанному за проволоку. Он знал, что команда с надеждой и нетерпением ждет от него вестей. Ждет, пожалуй, даже большего, чем просто вестей — сигнала к решительным действиям. «Пора, брат, пора…» Будет ли надобность в этом пароле? И вообще — можно ли что-нибудь изменить в подобной ситуации? Полсотни безоружных против сотен бандитов, замысливших невесть что. В случае чего вряд ли можно будет рассчитывать на местных рабочих — слишком уж апатичны и запуганы «свободные фроянцы». На кого же опереться? На Ульмана, на Брэгга? Жидковато… Тем более он не имеет права сидеть сложа руки.
Андреев лег на спину, раскинул на воде руки и ноги. Усталость давала себя знать все сильнее. Еще минут пятнадцать-двадцать, и можно будет поворачивать к берегу. Там, именно там, без сомнения, он узнает истинные цели преступников, захвативших «Иртыш». Теперь, после вчерашнего разговора с Ульманом, он был готов пойти на все, даже на такое путешествие, как это.
Однако надо спешить, необходимо во что бы то ни стало вернуться затемно. А как не хочется двигаться, трудно даже шевельнуться.
По расчетам, он уже пересек запретную черту «зоны заражения». Значит, можно выходить на берег. Усилием воли заставив себя повернуться на живот, Андреев решительно поплыл в сторону невидимого острова…
Берег выступил темной бесформенной массой. Ноги Андреева коснулись податливого илистого дна.
Из воды он вышел не сразу. Прислушивался. Затем снял ласты и, стараясь двигаться по возможности бесшумно, побрел к берегу.
Выйдя на сушу, Андреев ощутил прилив страха: ночь оказалась не такой уже и темной, и в бледном свете луны его одинокую фигуру на фоне моря заметить было нетрудно. Услышав, что где-то совсем близко шуршит на ветру листва, он инстинктивно сделал несколько шагов вперед. Но вовремя спохватился: уже сейчас следовало подумать, как, возвращаться назад. Нужно где-то спрятать тяжелый акваланг. Нужно найти ориентир — иначе после будет худо.
Андрееву оставалось только одно: рискуя быть обнаруженным, отыскать на узкой кромке побережья надежное местечко для акваланга. К счастью, он наткнулся на два больших осколка скалы, непонятно как попавших на эту голую полоску острова. Александр Михайлович засунул ласты и акваланг в расщелину, отстегнул от пояса и надел эластичные тапочки. Теперь можно идти в глубь острова.
Было начало второго…
* * *
…Когда Андреев упал в четвертый раз и снова чуть не захлебнулся плюхнувшей в лицо вонючей жижей, им вдруг овладело отчаяние. Ему представилось, что он не только не сможет пробиться сквозь проклятые джунгли, но наверняка не в силах будет совершить обратный путь — даже если повернет немедленно.
Мангровые заросли… Когда-то он читал о них, и потому, обнаружив перед собой их плотную чащобу, мысленно приготовился к тому, что пробиться будет непросто. Но мог ли он предполагать такое? В кромешной тьме, по щиколотку проваливаясь в вязкий, полужидкий ил, Андреев делал нечеловеческие усилия, чтобы хоть медленно, хоть как-нибудь продвигаться вперед. Каждый шаг давался ему с бою: придаточные корни мангров, спускавшиеся со стволов и ветвей на топкий грунт, натянутые, как струны, создавали почти неодолимую преграду. Александр Михайлович с тоской думал, как много времени теряет он, барахтаясь в вонючей грязи, спотыкаясь и падая, вслепую тычась в сети жестких, жадно вцепившихся в землю корневищ. Он уже не помышлял о том, чтобы передвигаться без шума. Ему мучительно хотелось лишь одного — как можно скорее выбраться из мангровой западни, которую штурмует вот уже полчаса. И если, входя в заросли, он не без опаски подумывал о змеях и всякой иной ядовитой дряни, то теперь с полным безразличием наступал на копошившуюся под ногами скользкую, холодную живность. Он стремился лишь к одному: не упасть. И несмотря на это, вот уже в который раз споткнувшись, погружается всем телом в смердящее болото.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});