Читать интересную книгу Закат и падение Римской Империи. Том 2 - Эдвард Гиббон

На сыновнюю привязанность Констанция император возложил перед смертью заботу о своем погребении, а этот принц, благодаря близости своей восточной резиденции, легко мог предупредить приезд своих братьев, из которых один жил в Италии, а другой в Галлии. Когда он поселился в константинопольском дворце, его первой заботой было устранить опасения своих родственников и дать им торжественную клятву, служившую ручательством за их безопасность.

Его следующей заботой было приискание какого-нибудь благовидного предлога, чтобы освободить свою совесть от бремени необдуманного обещания. Коварство сделалось орудием его жестокосердых замыслов, и подлинность явно подложного документа была удостоверена лицом, облеченным в самое священное звание. Из рук епископа Никомедии Констанций принял роковой сверток, будто бы заключавший в себе подлинное завещание его отца; в этом документе покойный император высказывал подозрение, что он был отравлен своими братьями, и умолял своих сыновей отомстить за его смерть и обеспечить свою собственную безопасность наказанием виновных. Каковы бы ни были резоны, на которые могли бы сослаться эти несчастные принцы в защиту своей жизни и чести против столь невероятного обвинения, они должны были умолкнуть перед неистовыми криками солдат, взявших на себя роль и их врагов, и их судей, и их палачей. И дух законов, и даже легальные формы судопроизводства были неоднократно нарушены при этой всеобщей резне, в которой погибли двое дядей Констанция, семеро его двоюродных братьев, между которыми самыми выдающимися были Далмаций и Аннибалиан, патриций Оптат, женатый на сестре покойного императора, и префект Аблавий, который, полагаясь на свое могущество и свое богатство, возымел надежду достигнуть престола. Если бы мы хотели усилить ужас этой кровавой сцены, мы могли бы прибавить ко всему сказанному, что сам Констанций был женат на дочери своего дяди Юлия и что он дал свою сестру в супружество своему двоюродному брату Аннибалиану. Эти родственные связи между различными отраслями царствующего дома, устроенные Константином из политических расчетов без всякого внимания к народному предрассудку, послужили лишь доказательством того, что эти принцы были столько же равнодушны ко всему, что есть привлекательного в супружеской привязанности, сколько они были нечувствительны к узам кровного родства и к трогательным мольбам юности и невинности. Из столь многочисленного семейства только два меньших сына Юлия-Констанция, Галл и Юлиан, укрывались от руки убийц до тех пор, пока их ярость, насытившись кровью, несколько стихла. Император Констанций, который в отсутствие своих братьев, по-видимому, был более всех виновен в том, что случилось, впоследствии иногда обнаруживал слабое и преходящее раскаяние в тех жестокостях, на которые вынудили его неопытную юность коварные советы его министров и непреодолимое насилие войск.

За избиением рода Флавиев последовало новое разделение провинций, утвержденное на личном совещании между тремя братьями. Старший из Цезарей, Константин, получил, вместе с некоторыми преимуществами ранга обладание новой столицей, носившей и его собственное имя, и имя его отца. Фракия и восточные страны составили удел Констанция, а Констант был признан законным государем Италии, Африки и западной Иллирии. Их наследственным правам подчинились армии, и, после непродолжительной отсрочки, они соблаговолили принять от римского сената титул августов. Когда они приняли в свои руки бразды правления, старший из этих монархов был двадцати одного года, второй - двадцати лет, а третий - только семнадцати.

Так как воинственные народы Европы служили под знаменами его братьев, то Констанций, имевший в своем распоряжении лишь изнеженные азиатские войска, должен был один выносить бремя войны с персами. Когда Константин умер, персидский престол был занят Шапуром, сыном Гормуза, или Гормизда, и внуком того самого Нарсеса, который, после победы Галерия, смиренно преклонился перед превосходством римского могущества. Хотя Шапур уже вступил в тридцатый год своего продолжительного царствования, он был еще в цвете молодости, так как, по весьма странной случайности, время его восшествия на престол предшествовало времени его рождения. Жена Гормуза была беременна в то время, как умер ее муж, и неизвестность касательно исхода родов и касательно пола будущего новорожденного возбуждали честолюбивые надежды в принцах из рода Сасана. В конце концов опасения междоусобной войны были устранены благодаря положительному утверждению магов, что жена Гормуза беременна сыном и что роды будут благополучны. Послушные голосу суеверия персы стали немедленно готовиться к церемонии его коронования. Царская постель, на которой королева лежала в парадном одеянии, была поставлена посередине дворца; диадема была положена на то место, в котором, как полагали, находился будущий наследник Артаксеркса, и распростертые сатрапы преклонялись перед величием своего невидимого бесчувственного мо- нарха.

Если можно придавать какую-нибудь веру этому удивительному рассказу, достоверность которого, впрочем, подтверждается нравами персидского народа и необыкновенной продолжительностью царствования Шапура, то мы должны удивляться не только счастию этого государя, но и его гению. Царственный юноша, воспитанный среди неги гарема и в удалении от света, умел понять, что ему необходимо развивать и свои умственные, и свои физические способности, и оказался по своим личным качествам достойным престола, на который он вступил в то время, когда он еще не мог иметь никакого понятия ни об обязанностях, ни о соблазнах неограниченной власти. Годы его несовершеннолетия протекли среди бедствий, неизбежно порождаемых внутренними раздорами; его столица была взята врасплох и ограблена могущественным королем Йемена или Аравии Фаиром, а величие королевского семейства было унижено пленением сестры покойного короля. Но лишь только Шапур достиг совершеннолетня, и самонадеянный Фаир и его народ и его родина должны были преклониться перед первым натиском юного воина, который воспользовался своей победой с таким благоразумным сочетанием строгости и милосердия, что получил от проникнутых страхом и признательностью аравитян прозвище Дулакнафа, или покровителя нации.

Честолюбивый перс, обладавший даже по сознанию его врагов и доблестями воина, и талантами государственного человека, горел желанием отомстить за унижение своих предков и вырвать из руки римлян пять провинций по ту сторону Тигра. Военная слава Константина и действительная или только наружная сила его правительства заставляли Шапура воздерживаться от нападения, и он умел занимать искусными переговорами императорский двор, который был раздражен его неприязненным образом действий. Смерть Константина послужила сигналом для войны, а положение дела на границах Сирии и Армении, по-видимому, обещало персам богатую добычу и легкие завоевания. Под влиянием происшедшей во дворце резни дух своеволия и мятежа распространился в восточных армиях, которые уже не сдерживала привычка повиновения ветерану-главнокомандующему. Немедленно вслед за свиданием со своими братьями в Паннонии Констанций поспешил на берега Евфрата и своими благоразумными мерами мало-помалу снова восстановил в войсках сознание долга и подчинение дисциплине; но временная анархия дала Шапуру возможность начать осаду Нисибина и занять некоторые из самых важных крепостей Месопотамии. В Армении знаменитый Тиридат долго наслаждался спокойствием и славой, которые он приобрел своим мужеством и своей неизменной преданностью интересам Рима. Его прочный союз с Константином доставил ему и духовные, и мирские блага. Обращение Тиридата в христианство придало его геройской личности характер святого; христианскую религию стали проповедовать и утверждать от берегов Евфрата до берегов Каспийского моря, и Армению связали с империей двойные узы политики и религии. Но так как многие из армянских аристократов все еще не хотели отказаться ни от многобожия, ни от многоженства, то общественное спокойствие было нарушаемо партией недовольных, оскорблявшей преклонные лета монарха и с нетерпением ожидавшей его смерти. Наконец он кончил жизнь после пятидесятишестилетнего царствования; но счастье армянской монархии было похоронено вместе с Тиридатом. Его законный наследник был отправлен в изгнание; христианские священнослужители были частью умерщвлены, частью выгнаны из своих церквей; варварские племена Албании получили позволение спуститься со своих гор, и двое из самых сильных губернаторов, присвоив себе внешние отличия и права царской власти, обратились к Шапуру с просьбой о помощи и отворили ворота своих городов перед персидскими гарнизонами. Христианская партия, предводимая непосредственным преемником св. Григория архиепископом Артаксатом, обратилась за помощью к благочестивому Констанцию.