Мендоса в ярости и отчаянии вскинул руки несколько театральным жестом. Хотя теперь я понимаю, что он был вполне искренен, а аффектированные манеры просто были свойственны ему, как южанину.
— В не смеете оскорблять меня! — закричал он. — Преступления не было! Смерть — да! Тайна — да! Но никакого преступления! Я сам рисковал жизнью!
— Жизнью рискуют в очень разных случаях, — оскорбительным тоном заметил Мак-Кинли. — Виселица, например…
Мендоса задохнулся. Губы у него побелели. Нам стало его жалко.
— Послушайте, Арчибальд, — первым вмешался Осборн, — я думаю, если сеньор Мендоса знает что-то важное для нас, то он сам расскажет нам об этом, когда убедится, что наши цели чисты и благородны…
При этих словах Мак-Кинли презрительно хмыкнул.
— Но вы понимаете, сеньор Мендоса, — продолжал Осборн, что нам тоже очень трудно. Вы сами признались, что у вас есть какая-то тайна. А как же мы будем делить труд и опасности с человеком, который от нас скрывает какие-то нужные для нас сведения? Который почему-то не хочет нам помочь?
Мендоса несколько успокоился и выслушал все это, покорно опустив голову.
— Вы правы, сеньор! — ответил он с искренним отчаянием. Но я не могу… Я не отказываюсь вам помочь — о нет, вы никогда не пожалеете, если возьмете меня с собой! Поверьте, что я вам не врал. Но у меня есть своя тайна… своя цель…
Мак-Кинли раздраженно фыркнул.
— Сеньор Мендоса, — сказал Соловьев, — нам надо посоветоваться.
Мендоса с достоинством поклонился и вышел. Мак-Кинли посмотрел, не стоит ли он за дверью (мне это показалось излишним), и сейчас же сказал, что думать нечего — «этого пройдоху» надо брать с собой, но смотреть за ним придется в оба. Да никто, по-моему, и не собирался всерьез отказываться от помощи Мендосы. И не все мы считали его жуликом. Мне лично он даже нравится. Или вернее будет сказать, он возбудил во мне участие, даже жалость. Какой-то он ушибленный жизнью, а в общем, по-моему, неплохой человек.
Мы пригласили Мендосу в номер и сообщили ему о нашем решении. Он так обрадовался! Как ребенок. Наверное, все же боялся, что его не примут. Нет, Мак-Кинли слишком уж подозрителен. Это не мошенник. Но все-таки — что ему нужно в горах?
Идя к себе в номер, я встретил Машу. Она поздоровалась и хотела пройти мимо, но я рассказал ей о Мендосе. Она выслушала, вежливо заметила, что все это очень интересно, и ушла. Я стоял в коридоре, глядя ей вслед. Вообще не знаю, как мне вести себя с Машей. У нее появились новые друзья — врач Костя Лисовский, франтоватый, красивый парень, моих примерно лет, и зоолог Петя Веневцев, мрачный, очкастый и лохматый. Они все время вместе, и их в шутку называют «факультетом естествознания». Костя, кажется, ухаживает за ней. Не то, чтоб я ревновал, но ведь все знают о наших отношениях… Лучше бы она в Москве оставалась…»
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
«26 ноября. Вот мы и в Сант-Яго. Настоящая-то райская долина, оказывается, здесь! Везде — масса зелени и цветов. И все это залито ослепительным светом, фантастически ярким, праздничным, ликующим. Праздник света — первое, что приходит в голову.
Эта долина между гор, замкнутая высокими хребтами, немного похожа на Катманду, особенно, если смотреть на восток, где высятся сверкающие вершины главной цепи. Но сходство слишком общее — и горы здесь выглядят из-за прозрачного воздуха иначе, как-то ближе и яснее, и долина более плоская, и зелени на ней (если не считать самого города) меньше, чем в Непале. В сущности, Анды ниже, чем Гималаи: самая высокая их вершина, Аконкагуа, чуть повыше 7000, и до гималайских гигантов ей далеко. Но зато и плоская равнина, в которой расположен Сант-Яго, лежит очень низко: местами она находится на уровне моря. И горы на востоке видны во всей мощи и красоте: гигантские холмы, сперва пологие и округлые, становятся все круче, обрывистее; за ними встают серые, синие, фиолетовые каменистые кряжи, и, наконец, вверху, как зубцы громадной короны, сверкают вершины, одетые снегом. Граница вечных снегов здесь очень высока — она проходит на уровне 4000–5000 метров, в иных местах и выше. Ох, какие грозные и пустынные эти горы! И климат там, говорят, страшный. Я, должно быть, стал трусом: только и думаю об опасностях.
28 ноября. Наши дела движутся. Соловьев, Осборн и Мак-Кинли уже побывали у президента, добыли пропуск — этот документ должен обеспечить нам самое активное содействие всего чилийского населения. Очень трудно, говорит Соловьев, оказалось объяснить президенту, куда мы идем. Зачем — это он понял и заинтересовался, а куда — мы и сами толком не понимаем. Карта очень приблизительна и неточна. И вообще — ведь в конце концов это только предположение, что светящаяся точка указывает место высадки. А если нет? И главное — как это проверить, где искать? Точка указывает на очень пустынные и опасные места. Безлюдные скалистые горы, вечные снега и ледяные вихри — вот что ждет нас.
Возможно, мы окажемся на территории других стран — Аргентины, Перу, Боливии. С ними тоже отношения налажены, пропуска, в случае надобности, вышлют в Сант-Яго или мы их лично получим в столице той страны, куда попадем, как нам будет удобней. Впрочем, кажется, в горной пустыне границы не очень-то строго охраняются…
Уже наняты носильщики и проводник; багаж экспедиции перегружается на мулов — пока возможно, они будут тащить груз, а когда исчезнут тропы, тюки перекочуют на плечи людей. Носильщики — все индейцы, невысокие, но крепкие и стройные, очень смуглые люди с прямыми черными волосами и несколько монгольским типом лица. Они немного напоминают шерпов, но у них нет живости и веселой приветливости гималайских горцев. Да и говорить с ними трудно — английский язык им совсем незнаком, а испанским мы не владеем. Обещанной платой они довольны и предлагают за эти деньги отнести в горы не только груз, но и нас самих. Что ж, может, еще и придется воспользоваться этим любезным предложением — женщинам и сэру Осборну будет тяжело в горах!
29 ноября. Пишу на привале. Идти было пока нетрудно. Никто не устал. Впрочем, до настоящих гор мы еще не дошли. Воздух про. хладный, сухой, чистый, масса солнца. Мулы щиплют золотистую траву горных пастбищ, они разбрелись далеко по крутому склону. Собирают их очень просто: выводят мадрину (старую кобылу с колокольчиком на шее), и все мулы покорно идут на звук ее колокольчика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});