— Разумеется, заинтересовался. Ведь он — искусствовед и наблюдал за реставрацией бесценных фресок.
— Можно надеяться, что синьор Бруно выздоровеет?
Доктор Пирелли покачал головой.
— Он останется парализованным на всю жизнь, но сможет опять научиться говорить. Его немота носит психический характер и вызвана шоком при катастрофе. Если он опять обретет интерес к жизни, то он очень захочет говорить и заговорит. Возможно, таким побудительным средством послужил бы новый шок.
— Значит, врачебное вмешательство тут не поможет?
— Нет, но если синьор Бруно захочет, то поможет сам себе.
— Ему это известно?
— Еще нет. Никому не известно, поэтому я просил бы вас до поры до времени молчать об этом. Еще слишком рано. Сначала нужно, чтобы Бруно избавился от депрессии, нужно укрепить его общее состояние, а потом можно будет попробовать и то, о чем мы говорили. Мне кажется, что вы ему можете помочь во многом. Поэтому я и рассказал вам это. С тех пор, как вы появились здесь, Бруно стал, по-моему, гораздо веселее. Конечно, тут сыграла свою роль и телеграмма о приезде дочери.
Так беседуя, мы подошли к машине синьора Пирелли.
Он положил докторскую сумку в машину и спросил меня:
— Вы здесь живете?
— Нет, я снимаю комнату в деревне.
Казалось, он испытал облегчение, узнав об этом.
— Я приеду в следующий вторник и надеюсь констатировать у больного еще большее улучшение.
Я посмотрел вслед отъезжающей машине доктора и пошел собирать вещи к переезду с виллы.
Когда я упаковывал вещи, щелкнул замок и вошла Лаура. Она была бледна, и под глазами у нее залегли темные тени.
— Я увидела свет и решила зайти к тебе, Дэвид.
— Твой сон чуть не стал явью, — сказал я. — Впредь я буду верить в сны.
— Он был не совсем явью.
— Да.
Лаура безучастно подошла к окну.
— Ты напугал меня, Дэвид. Я решила, что ты уронишь Бруно.
— Такого намерения у меня не было.
Усевшись на кушетку, я вынул пачку сигарет и закурил. Говорить мне не хотелось. Наступившее молчание прервала Лаура. Она спросила:
— О чем Пирелли говорил с тобой?
— Сказал, что это была неплохая идея — почитать Бруно Вазари…
— И все?
— Его также интересовало, кто я такой, кто меня нанял и где я ночую. Я сказал ему, что снимаю комнату в деревне.
— Он говорил тебе о состоянии здоровья Бруно?
— Доктор считает, что твой муж очень подавлен, и думает, что можно достичь прогресса, если пробудить интерес у Бруно к жизни.
— Сможет ли он когда-нибудь ходить?
— Нет, ни при каких обстоятельствах.
Лаура облегченно вздохнула:
— Это точно?
— Да.
— А говорить Бруно сможет?
Я вспомнил предостережение Пирелли.
— Этого доктор не сказал.
— Последнее меня беспокоит особенно. Заговорит Бруно — и я окажусь у разбитого корыта. Он ведь сможет тогда написать новое завещание.
— Почему он должен так поступить? Ведь ты его жена и имеешь право на часть его состояния.
— Он теперь ненавидит меня, Дэвид. Думаю, что это моя вина. Я была с Бруно не очень добра все это время, как его постигло несчастье. Уход за больным — это не для меня.
Я ничего не возразил.
— За день до несчастного случая мы с ним серьезно поссорились, — продолжала она. — Он заявил мне, что собирается изменить завещание в пользу Валерии. Он хотел две трети состояния завещать ей, а одну треть — мне. Затем произошла катастрофа, и все осталось по-прежнему.
— Это меня не касается, — резко сказал я.
— Тебя, возможно, нет, а меня — да. Если бы он сегодня вечером умер…
— Хватит! — крикнул я. Потом вскочил и подошел к Лауре. — Если ты не перестанешь, то лучше уходи!
— Не выгоняй меня, дорогой, — она обняла меня за шею и прижалась ко мне. — Теперь, когда приедет Валерия, нам придется быть очень осторожными. Несколько ночей до ее приезда будут, вероятно, последними, что нам удастся провести вместе. — Притянув меня к себе, она поцеловала меня. — Скажи, что ты меня любишь, Дэвид.
Ее близость опять загипнотизировала меня. Я осыпал ее поцелуями и прижал к себе так крепко, как будто боялся ее потерять.
— Минутку, дорогой, позволь мне снять платье. Ты сомнешь его.
Она сбросила платье. Я поднял ее на руки и отнес на кушетку. Когда я склонился над Лаурой, она остановила меня.
— Дэвид, ты меня беспокоишь. Почему ты стал вдруг так хорошо относиться к Бруно?
— Хорошо относиться? Только потому, что я ему почитал?
— Да, а почему ты это сделал?
— Мне жаль его. Он так одинок. Мне хотелось развлечь его.
— Понимаю, — она испытующе поглядела на меня. — Ты читал его завещание?
— Как тебе в голову пришла такая нелепая мысль?
— Я подумала, что, возможно, ты случайно увидел копию в твоей комнате.
— Ты хочешь сказать, что я обыскивал твою комнату?
— Не ставь так вопрос, Дэвид. Возможно, я где-то забыла эту копию.
— Ты никогда не сделала бы этого. Но все равно будь спокойна: я не видел завещания. Только почему ты спросила меня об этом?
— Потому что там значишься ты, Дэвид.
Вдруг я почувствовал себя человеком, запертым в ловушке.
— Не говори чепухи! Как это может быть?
— Может быть. Ты являешься человеком из персонала, а Бруно завещал каждому из прислуги, кто будет в момент его смерти в доме, определенную сумму денег.
— Сколько?
— 650 тысяч лир, дорогой.
— Так много! — воскликнул я, пытаясь сохранить спокойствие, хотя мое сердце забилось тяжело и тревожно. Это была как раз сумма, необходимая мне на паспорт.
— Значит, ты не собираешься ронять Бруно? Теперь удобная возможность упущена. Второй раз такая не представится.
— Как ты можешь предлагать мне такое? — воскликнул я, вытирая капли пота со лба. 650 тысяч! Без единой оговорки! Меня такой вариант устроил бы больше. Мне не понадобилось бы ни жениться на Лауре, ни брать у нее деньги взаймы. Это была как раз та сумма, которая позволяла мне уехать из Италии.
Поднявшись, Лаура обняла меня за плечи.
— Почему мне не говорить тебе то, что я чувствую? Бруно для меня ничто так же, как для тебя. Мне сегодня хотелось, чтобы ты уронил его. Тогда ты получил бы свои деньги и меня саму. А виноватой осталась бы сестра.
— Заткнись! — крикнул я и освободился из ее объятий.
— Знаешь, Дэвид, ты говоришь так, будто противишься искушению, боясь поддаться ему.
— Нет, не рассчитывай на это.
— Тогда поговорим о чем-нибудь другом.
Склонившись снова над Лаурой, я почувствовал, как она замерла и впилась ногтями в мое плечо.
— Кто-то ходит снаружи, — прошептала она.
— Я ничего не слышу.
— Зато я слышу. Встань и погляди, Дэвид.
Я встал и подошел к окну, но, выглянув из него, ничего не заметил.
Лаура тоже подошла вслед за мной к окну. Неожиданно я услышал тихий плеск весел.
— Здесь рядом лодка, — прошептала Лаура. — Выйди, Дэвид, и посмотри. Возможно, тебе удастся увидеть ее от плавательного бассейна.
— Может быть, это просто рыбак?
— Рыбаки никогда не подплывают так близко к вилле. Прошу тебя, выйди.
Я осторожно спустился вниз к плавательному бассейну. Теперь довольно отчетливо был слышен тяжелый плеск весел в воде. Лодка быстро удалялась, ко держалась так близко к берегу, что ее трудно было разглядеть. Пожав плечами, я повернулся к лодочному ангару и вдруг остановился как вкопанный: незадолго до моего появления, всего за каких-нибудь пару минут, здесь был человек, курящий сигарету. На траве остался дымящийся окурок.
ГЛАВА 5
На следующее утро мне не удалось увидеть Лауру. По словам сестры-сиделки, она и Мария убирали комнату для Валерии. Так как я тут ничем не мог помочь, я решил воспользоваться удобной возможностью и перенести свои вещи на новую квартиру. Вчера ночью я ничего не сказал Лауре об увиденном мной сигаретном окурке, а только предупредил, что кто-то на лодке подплывал к лодочному ангару, хотя узнать не удалось, кто же это был. Вскоре Лаура ушла от меня в беспокойстве. Сегодня я вернулся к событию прошедшей ночи. Я думал: «Может быть, в лодке был Беллини?» Но, в конце концов, он не единственный человек, который курит сигары. Но совсем прогнать мысли о Беллини, о ночном происшествии, о сообщенном Лаурой пункте завещания я не мог. Я размышлял об этом и когда переносил свои вещи на новую квартиру, и когда приводил в порядок свою новую комнату над гаражом Джанни Винчи. А возвращаясь на виллу, я снова думал о завещании Бруно. Мне казалось странным точное совпадение указанной в завещании суммы с той, которую я должен был заплатить за паспорт, чтобы купить себе свободу. Искушение остаться на вилле становилось все сильнее, но я должен был преодолеть его, потому что мысль о необходимости смерти Бруно все чаще приходила мне на ум. Прошлой ночью, беспокойно расхаживая взад и вперед по комнате, я иногда ловил себя на том, что жалею, что не уронил его. Так могло продолжаться до бесконечности. После приезда Валерии я должен уехать.