Читать интересную книгу Королева (СИ) - Гарцевич Евгений Александрович jk57

Я остановился, только когда понял, что осколки хоть и сыпятся, но до нас уже не достают. Аккуратно свалил вяло трепыхавшуюся девушку на землю, достал запасной фонарик — сильно попроще, обычный туристический налобник, тут же, как заправский ковбой, подстрелил подкравшегося к нам из темноты шаркуна и только тогда перевел дух.

Проверил Фламинго на наличие чего-то большего, чем шишки и ссадины, а потом принялся за снаряжения. Все при мне, даже скорее всего бесполезный теперь дистанционный взрыватель. Я посмотрел на пустое черное окошко индикатора — абонент не в сети.

Пока я пытался сориентироваться в пространстве, амазонка смогла подняться на ноги, и, скривившись от боли, размялась. Кивнула мне, что готова.

И мы побежали.

Я сдавливал тангенту на рации до боли в пальцах, хрипел в рацию, моля, чтобы хоть кто-нибудь ответил. В ответ белый шум, тихие писки и обрывочные возгласы, передающие только панику происходящего на поверхности. Но даже этот ужас вселял надежду. Надежду, что там еще остались живые. И поэтому надо бежать, не тратить время на прицельные в голову, бить по ногам — валить, топтать или перепрыгивать, главное — не сбавлять скорости. Обходить обвалы, рисковать и проскакивать под криво нависающим с потолка глыбам. А еще поддерживать амазонку, слишком гордую, чтобы признать отсутствие сил и слишком близкую, чтобы бросить ее здесь.

На выходе из лаза, в который я еле втащил Фламинго, я упал.

Ноги просто отказывались двигаться. Казалось, что вместо ботинок у меня две каменные глыбы. А каждое движение, попытка подтянуть ноги и подняться, отдавалось противным щелчком в коленной чашечке. Болела грудь, будто легкие углями набили. Горячими, дымящимися — не дающими сделать полный вдох, а только резкие, короткие свистящие хрипы.

Я прополз несколько метров и рухнул в глубокую лужу натекшей дождевой воды. Холодной, мутной, но кажется, самой чистой, чтобы смыть пот со лба и глаз и самой вкусной, чтобы хоть капельку утолить жажду.

Фламинго хрюкала рядом. Посмотрела на меня и поднялась. Сделала один шаг, потом второй. Оглянулась, махнула рукой и, опираясь о стену, пошла вперед.

Я попытался идти следом, но не смог. Опять что-то щелкнуло в коленке, а рука напоролась на острый камень. Я уткнулся лбом в острый кусок глыбы, стараясь через острую боль послать нужный импульс в тело. Потянулся к зову, в надежде зачерпнуть из него силы.

Шекхед была здесь. Где-то глубоко внизу в пещерах. Целая и невредимая. Она ликовала. Это было новое ощущение — радость, ехидство, гаденькое противное удовлетворение. Настолько приторное, что меня чуть не вырвало от злости и возмущения.

Игнорируя силу алмаза, я потянулся к зову. Стал пропускать его в себя и глушить вопивший от ужаса мозг. Будто на медитации, стал отключать лишние мысли и снимать барьеры. А потом отключил голову, блокируя боль, мышечные спазмы, усталость и страхи. Оставил одну простую цель — идти вперед.

И появился намек на силу. Электрическая искорка пробежала по телу, подкидывая импульсы, бегущие через мозг, по мышцам. Я поднялся на четвереньки. Сделал шаг, потом еще один. Одеревеневшие мышцы, разогреваясь, работали все лучше и лучше.

Уже через несколько секунд я догнал ковылявшую Фламинго. Еще через двести метров подхватил Мирного, слепо ползущего по каменной стене. И все это время шел вперед. Тащил уже обоих, не чувствуя ни усталости, ни боли. Как заведенный шаркун — шаг, еще шаг. До тех пор, пока не ослеп.

Ослеп от фар «пираньи», бьющих по глазам. Смутно видел подбежавшие тени. Смутно понимал, что мою ношу кто-то перехватил, и то благодаря тому, что смог идти быстрее.

— Космос, ты чего такой холодный? — послышался смутно знакомый голос, вроде Саня. — Как сухой лед, аж обжигает.

— Надо ехать, — губы пересохли настолько, что больше пары слов я выговорить был не в состоянии, но продолжал идти, как заглючивший компьютерный персонаж, уперся в «пиранью» и начал обходить ее по кругу.

Меня направили в дверку, помогли забраться и со словами: «пей», что-то впихнули в руки.

— Это что у тебя там? — спросил Мирный, садясь напротив меня, — Водяра?

— Нее, это мы спирт забодяфили, — Вадик, кривляясь и строя из себя джентльмена, пропустил к нам Фламинго, забрался сам и захлопнул люк. — Много не пейте, он заборифтый.

Я не понял, что я пил. Скрипнула на зубах кислинка не растворившейся лимонной кислоты, а в остальном вода — водой. Если бы Мирный не выхватил у меня из рук фляжку, я бы и не остановился. По телу побежало тепло, и как только к языку и скрюченным пальцам вернулась чувствительность, я схватил Вадика за плечо и потряс.

— Вадик, гони в ЖД-музей. Очень быстро гони. Связь с ними есть? — я повернулся к Сане, крутящему в руках рацию.

— Десять минут назад была, — он развел руками, как бы извиняясь, что аппарат сейчас молчит. — Леонидыч передавал, что они пытаются эвакуироваться в море, но на всех не хватает лодок.

Стоило включить радиосвязь, так эфир сразу же наполнялся шипением, скрипом и криками на различных языках. Отчетливо выделялся командирский мат Платона и резкие, сложно жеванные, команды камаджоров. На заднем фоне были слышны выстрелы. Потом кто-то стал молиться на креольском, я узнал голос командира лагеря береговой охраны.

Не знаю, специально ли, или связь выкинула такую шутку, но все остальные замолчали. Только тихий срывающийся звук молитвы, наполненный словами человека, знающего, что они последние. Даже выстрелы смолкли, послышался рев мутантов. Жадное сопение, звенящее на фоне дрожащего голоса. Потом прощание и одиночный выстрел.

— Вадик, поднажми, — я не мог этого слушать, — Дорога свободная же…

За окошком действительно было пусто и чисто. Во всех смыслах этого слова. Дождь, вымывший всю грязь с улиц, закончился. Сквозь тучи выглянуло слабенькое солнце, отражаясь от луж и металлических крыш. «Пиранья» задом выехала из шахты, развернулась и, не разбирая дороги, по трупам, обломкам забора и прочему мусору погнала по прямой.

Нервная, безумная гонка. Безумная от стиля вождения — Вадик делал все возможное, выжимая из бронетранспортера максимум с поправкой на препятствия на дороге. Нервная от бездействия. Я понимал, что ничего не могу сделать, гнал мысли, что все уже поздно. Слишком долго я выбирался из-под завала, слишком долго гнал по пещерам и карабкался по узким проходам. Слишком долго мы едем. Хотелось выскочить из «пираньи» и то бежать самому, то подталкивать ее каждый раз, когда мы теряли скорость на чьем-то заборе, чьей-то сгоревшей поперек дороги машине или скользких остатках мертвяков, набухающих в огромных лужах.

Когда в узкой бойнице появились знакомые силуэты зданий, я еле сдерживал себя. Надо было притормозить, разведать обстановку, найти выживших и объединиться с ними. Но никто в «пиранье» об этом не думал. Запертые ворота Вадик, проломил, не снижая скорости, вместе со ржавым металлом вдавливая в грязь кучку шаркунов.

Проминая толпу, «пиранья» ворвалась во двор и врубилась в ворота музея. Пока Вадик сдавал назад, я успел выпрыгнуть и, скача от забора к балкону, а оттуда по специально сделанным выступам влез на крышу к пулеметному гнезду. Наорал на двух парней, которые пытались хоть как-то отстреливаться от прущих зомби, а заодно и по мне чуть не пальнули. Где моя сестра они не знали, где Леха, Леонидыч или хоть кто-нибудь из руководства лагеря — тоже. Уже не надеялись, что выживут, достреливая последние патроны.

Пообещать мне им было нечего.

Я пробежался по крыше, стараясь понять, что происходит. Кричал, звал наших. Но в общем шуме, который издавали зомби — клекот, рычание, треск ломаемых досок, помноженный на беспорядочную стрельбу со всех сторон и грохот строительной техники, не уверен, что услышал бы ответ. Рация надрывалась, но вычленить хоть что-нибудь ценное было невозможно.

Зомби прорвались в лагерь. Среди жилых и хозяйственных построек, которые добавились вокруг музея, носились зомби, видны были отверстия в земле, оставленные кротами. На стороне выживших в строю был еще один зубастый каток и два небольших, со всех сторон забранных решеткой, погрузчика. Но никакой стройности или слаженности действий, каждый, как волчок, крутился, круша все подряд вокруг себя и пытаясь сбрасывать с себя и давить мутантов.