Черняева.
Они долго глядели друг на друга и уже беспричинно хохотали.
Вдруг Черняев оборвал смех и вскочил на ноги.
— Куда ты так стремительно?! — воскликнул Назаров, занимая на диване место Черняева.
— Счастливо оставаться, оседлый товарищ! — вместо ответа крикнул Черняев уже с порога комнаты.
1913
История одного аванса
Издатель посмотрел на Перочернильницына и, не расслышав, переспросил:
— Аванс?
— Ну да, 25 целковых!
— Принципиально против.
— Принципиально за.
— Не дам!
— Дадите!
— Нет, не дам!
Перочернильницын встал со стула и лег на кушетку.
— Что это значит? — несколько удивившись, спросил издатель.
— Бывают обстоятельства, когда остается одно — «ложись да помирай».
— Пожалуйста, но только не здесь!
Перочернильницын вытащил из кармана записную книжку и черкнул в ней несколько слов.
— Поймали тему? — иронизируя, сказал издатель.
— Нет, записал: «В моей смерти виню издателя».
— Послушайте, ведь это глупо!
— Даже жестоко, бесчеловечно, аморально!.. Какое право вы имеете быть виновником моей смерти?
— Полно шутить!
— Перестать шутить? Это мой хлеб!
— Да уйдите вы отсюда!
— Аванс!
— Ладно… пять рублей дам… с полным зачетом при первой получке.
— Двадцать пять… частичное — ad libitum — погашение.
— Нет!
— Как вам будет угодно… Поручаю вам заботу о моей жене и детях. Завещаю вам все тетрадки с вырезками и долги в мясную, сливочную и мелочную…
— Благодарю! — сухо сказал издатель.
— Мое перо и чернильницу передадите в Академию наук, пусть хранятся там, пока не возникнет мысль образовать музей моего имени… Имеющиеся в портфеле редакции мои рукописи передадите в Императорскую публичную библиотеку… Дома у меня есть одна жилетка — передадите ее редакционному сторожу…
— Будьте любезны отправиться домой и лично привести в исполнение все поручения, — прервал Перочернильницына издатель.
Перочернильницын молча повернулся на другой бок.
Наступило молчание.
— Десять рублей вас устроит? — прервал молчание издатель.
— Добавьте еще пятнадцать, и я напишу о вас некролог..
— Что? Я помирать не собираюсь. Вот вы…
— Но ведь когда-нибудь помрете?
— Помру.
— Вот и закажите мне некролог! По крайней мере, прочтете в рукописи при жизни: «Покойный был человеком отзывчивым на чужую нужду. Для сотрудников — это был не издатель, а прямо-таки отец родной. Бывало, придешь к нему… не знает, где усадить. Не успеешь слова сказать, он уже: «Голубчик, не нужен ли аванс, возьмите, не стесняйтесь, как-нибудь отпишете». Не нужно, а берешь — нельзя же обидеть такого человека! Да, для нашего брата-писателя — это был клад!» Хорошо?
— Хорошо, что близко к истине, — сказал издатель.
— А вы сделайте, чтобы было еще ближе!
— 15 уж дам… с полным зачетом…
— …За составление некролога… — подхватил Перочернильницын.
— Нет, нет, отпишете фельетоном… Некролог — только одолжение за аванс…
— Двадцать пять?
— Двадцать!..
— Двадцать пять?
— Хорошо: двадцать пять, но гарантию, что некролог будет написан и помещен!..
— Расписку выдам!
Издатель стал было писать ордер, но вдруг спохватился:
— А что, если вы умрете до меня?
— Некролог сейчас заготовлю, а помещение его завещаю, в случае своей преждевременной смерти, близким.
Когда Перочернильницын с ордером в кармане направился в контору, издатель крикнул ему вслед:
— Не забудьте вычеркнуть из книжки обвинение!
1913
Тиран
— Петя, не смей скакать!
Шестилетний Петя вскинул на отца свои голубые глаза, вытянул вперед деревянную палочку, на которой ездил верхом, и, глубоко вздохнув, сел на диван.
«Не смей скакать!» — мысленно повторил он отцовский окрик. — А как же поедешь галопом?., без скакания галопа никакого не будет!»
Нижняя губка Пети дрожит от обиды, кривятся углы рта, опускаясь книзу, и в глазах влажно. Еще одна малюсенькая мысль мелькни в его головке — и градом покатятся крупные слезы.
Но Петя — мужчина. Петя знает, что «плачут только девчонки». В качестве мужчины он судорожно глотает слезы. Губка перестает дрожать. Углы рта выпрямляются. В глазах исчезает влага.
— …Рвет ботинки, словно они из папиросной бумаги!.. Не напасешься на него!! — через несколько минут говорит мать Пети.
Пете ужасно смешно. Он ясно видит на своих ножках ботинки из папиросной бумаги. Его очень интересует вопрос: можно ли будет беспрепятственно скакать в ботинках из папиросной бумаги?
«Скакать позволят, — решает он, — а вот в лужи лезть и шлепать ногами по воде не позволят!»
— Вот куплю ему железные ботинки, будет он тогда знать, — грозит отец…
Пете безумно хочется сейчас же услышать от отца: что именно он, Петя, будет тогда знать? Но отец держит это в секрете.
— Железные! — шепчет он. — Вот, значит, как кочерга!!
Петя жмурит глаза, стараясь представить себе железные ботинки. Ничего не выходит! Кочерга никак не может принять в его воображении формы ботинок.
«На каждую ногу по кочерге», — думает Петя. Но даже две кочерги не дают ему желанного представления.
Пете скучно. Он начинает придумывать: что бы такое интересное сделать, за что бы не попало от родителей? Он придумывает. Правда, это очень интересно, но уверенности, что отец не крикнет, у него нет! Однако он начинает перебирать пальцами нижнюю губу, от этого получается своеобразная музыка на мотив: бббу-у-бббу-у-у-ббб…
На третьем аккорде отец кричит:
— Петька, перестань!
Петя вздрагивает и машинально всовывает всю пятерню в рот.
«Мне не позволяет, а сам маленькой Лизочке делает, когда берет ее у няни!» — думает Петя, кидая на отца недружелюбные взоры. Колин папа лучше, внезапно решает он и начинает мечтать о том. как было бы хорошо, если бы Колин папа стал его папой, а его папа — Колиным.
— Попало бы тогда Кольке! — злорадно усмехается Петя.
Но через секунду-другую ему вдруг становится жалко-жалко своего папку.
«Колин папа лысый, а у моего кудри, у Колиного папы нет бородки, а у моего есть: мой папа лучше!» — решает он и, под наплывом смутного горячего чувства, говорит вслух:
— Я тебя никому не отдам!
— Что?! — удивленно спрашивает отец.
— Ничего! — торопится Петя отказаться от своих слов.
— Как — ничего?! — сердится отец.
— Он стал лгунишкой! — говорит мать.
— Ты должен повторить свои слова! — настаивает отец.
Петя молчит.
— Н-ну! — понукает отец.
Петя упрямо молчит. Смотрит в пол. Углы рта понемножку начинают отвисать. Вихрем кружатся в голове мысли. Он что-то вспоминает. Вспомнил!
— А у меня сегодня, — говорит Петя деловым тоном, — из ноги кровь бежала!..