Я так и поступила и стала ждать. Прошло, казалось, много времени, прежде чем появилась Джанин.
Несколько секунд она в изумлении смотрела на меня. Затем она вскричала:
— Друзилла! Что заставило тебя прийти сюда? — Она выпрямилась:
— Тебе лучше войти, — добавила она.
Мы оказались в плохо освещенном проходе прямо перед лестницей. Ковер на ступеньках был поношенным и местами протерся.
Мы поднялись по трем пролетам, и по мере нашего подъема ковер становился все более вытертым. Она распахнула дверь, открыв довольно большую комнату, очень скудно обставленную. Состроив гримаску, она повернулась ко мне:
— Теперь ты видишь, как живут в нужде и бедности.
— О, Джанин — сказала я, — Мне так жаль.
— Такое мое счастье. У меня все пошло вкривь и вкось.
— Когда я услышала о пожаре, я хотела знать, что случилось с тобой.
— Все было потеряно, Тетя Эмили погибла… и вместе с ней все те люди. Этот глупый Джордж. Знаешь, это он был виноват. Я говорила ей о том, что он опасен и что однажды ночью мы все сгорим в своих кроватях.
— Да, он определенно был опасным.
— Опасен! Для тети Эмили он разрушил все, и для меня тоже. Я собиралась выйти замуж за Кларенса, .. О, я знала, что он придурковатый, но он обожал меня. Он дал бы мне все… все, что я попросила. И вот он погиб… убит этим дураком Джорджем.
— Он не понимал, что делает. О, Джанин, какое счастье, что тебя там не было той ночью.
— Иногда мне почти хотелось, чтобы я была там.
— Я могу так говорить. Как бы тебе понравилось жить в таком месте, как это?
— А ты должна?
— Что ты имеешь в виду… должна ли я? Я стала бы я здесь жить, если бы не была вынуждена?
— Действительно, можешь ли ты что-нибудь делать? Образованные люди обычно становятся гувернантками.
— Ну, я не собираюсь.
— Что же ты тогда будешь делать?
— У меня есть планы. Когда я увидела всю эту суматоху вокруг Лавинии Фремлинг, я пришла в ярость. Когда подумаешь о ней… и об этом ребенке… и как она там царила над всеми. Это несправедливо.
— Надо понять, что жизнь всегда несправедлива.
— Во всяком случае я собираюсь кое-что из нее вытряхнуть.
— Она мне сказала, что ты просила у нее деньги.
— Ей придется сделать это! И почему бы ей не дать мне какую-то сумму? Я ей помогла. Где бы она была без меня? Я уверена, что благородный граф не был бы так увлечен, если бы знал, что ему подсовывают подпорченный товар.
— Не будь такой ожесточенной, Джанни.
— Это звучит не горше, чем мысли. У нее есть все. У меня — ничего. Ну что ж, думаю, настало время ей со мной поделиться.
— Джанин, ты пожалеешь об этом.
— Уверена, что нет. Я хочу начать дело. Я уверена, что смогла бы делать шляпы. Я думаю, что очень искусна в этом. Я знаю кое-кого, у кого есть небольшой магазинчик. Если бы я могла найти деньги, я вошла бы с ней в долю. Я должна изыскать деньги и не понимаю, почему бы мисс Лавинии Фремлинг не обеспечить меня некоторой суммой.
— Тебе потребуется больше чем пятьдесят фунтов.
Она хитро посмотрела на меня:
— Я надеюсь их иметь.
— Ты знаешь, что это шантаж и что это преступление?
— Она что, привлечет меня к суду? Это было бы мило, не так ли? Мисс Лавиния Фремлинг предъявляет обвинение тому, кто знает, что у нее есть незаконнорожденный ребенок, существование которого она держит в секрете. Хотелось бы мне видеть, как она это сделает, а?
— Джанин, это не способ.
— Подскажи мне другой.
— Я подумала, что ты могла бы работать… работать и спастись. Таким способом ты была бы счастливее.
— Совершенно нет. Друзилла, в некоторых вещах ты простофиля. Способ, к которому ты прибегла для сохранения этой истории в тайне… Она намеренно эгоистична. Ты думаешь, она стала бы помогать тебе таким же образом?
— Нет.
— Тогда чего волноваться? Пусть она платит или получает по заслугам.
Она выглядела жестокой и очень сердитой, и я знала, что мне нечего сказать, чтобы отговорить ее от этого. Я оглядела комнату, она заметила мой взгляд.
— Отвратительно, не так ли? — сказала она. — Можешь понять, почему я хочу выбраться отсюда.
— Я понимаю, конечно, и мне очень жаль. Где ты была той ночью?
— Ты помнишь герцогиню?
— Да, помню.
— Ее семья решила, что им следовало бы забрать ее обратно. Возможно, им стало стыдно, что они вот так бросили ее на тетю Эмили, но, я думаю, вероятно это было что-то, связанное с деньгами. Они хотели иметь ее у себя под носом, чтобы она не задумала оставить все кому-то другому. Они не доверяли тете Эмили. И были недалеки от истины. Я должна была доставить ее домой. Кроме меня, было некому. Это оказалось слишком долгим путешествием, чтобы уложиться в один день, поэтому мне пришлось остаться на ночь в их величественном фамильном доме. Могу тебе заметить, что он несколько отличался от этого. — Я кивнула. — Понимаешь, вот так все и случилось. Все съел огонь. Дом должен был стать моим. Это было что-то. Я смогла бы начать заниматься бизнесом. Но я не стала этого делать, потому что должна была выйти замуж за Кларенса. Я была бы устроена в жизни, а теперь… ничего. Страховка не была оформлена. Как тетя Эмили могла быть такой глупой с таким сумасшедшим, как Джордж?
— Но тебе повезло, что тебя там не было.
— Если это можно назвать везением.
— Я пришла просить тебя еще подумать.
Она покачала головой.
— Нет, ей придется заплатить мне. Она должна дать что-то из того, что получила.
— Ее денежное пособие невелико.
— Тогда я хочу получить часть из того, что она имеет, а выйдя замуж за своего благородного лорда…
— Ты имеешь в виду, что будешь продолжать требовать деньги? Ты ей сказала, что тебе хватит тех пятидесяти фунтов, которые она уже отдала тебе.
— Ну что же, это не так. Я не так безрассудна, Друзилла. Я не собираюсь упускать такой шанс.
— Джанин, тебе не следует этого делать. Я знаю, ты прекратишь. Что бы ты ни чувствовала — и я вполне понимаю твою горечь — это дурно.
— Это как раз по мне. Настало время преподать урок Лавинии Фремлинг. Она всегда считала себя выше всех остальных из-за этих рыжих волос.
— О, Джанин! Послушай. Я опять приеду к тебе. Я возьму тебя с собой в пасторский дом. Ты можешь отдохнуть у нас. Мы подберем для тебя какую-нибудь работу. У нас много знакомых, и рекомендация пастора помогла бы тебе. Ты могла бы жить у нас, пока все не уладится. Оставь это место…
Она покачала головой.
— Ты добрая, Друзилла, — сказала она довольно тихо. — Ты стоишь двадцати Лавиний.
— Моя цена растет. Лавинии ты говорила двенадцати, — улыбнувшись, проговорила я.
— Я переоценила ее. На самом деле она не стоит ничего. Мне жаль этого графа. Ему придется помучиться с ней. Она из тех, кто не оставит мужчин в покое. В свое время я знала одну-две таких.