В общем, когда в отхожем месте граф М. обнаружил выброшенный тигель, он окончательно уверовал, что Калиостро — мошенник. И немедленно стал убеждать в этом других. К этому времени до короля Станислава дошли известия, что императрица Екатерина не жаловала Калиостро, и монарх задумался. С одной стороны, он был не прочь воспользоваться плодами магии приезжего иностранца, а с другой — не мог противоречить ни могущественному соседу, ни своей бывшей возлюбленной, нежные чувства к которой все еще хранил в глубине сердца. Пребывая в нерешительности, Станислав для начала отказал супругам Калиостро от двора. Для графа это был крайне чувствительный удар по самолюбию. Второй удар нанес Понинский, полностью ставший на сторону «чудовища». Калиостро гневался, однако с удвоенной энергией продолжал труды по исцелению страждущих, съезжавшихся в устроенную его агентами больницу со всей Польши. Своим адептам, принявшим Египетское масонство, он пообещал превратить полученный слиток обратно в философский порошок. Понинский, с некоторых пор приветствовавший магистра холодно, на опыт согласился, и Калиостро снова засел в Воле. Там он под бдительным оком графа М. растер слиток в порошок, затем положил его в склянку, добавил два объема водки, хорошенько перемешал, вылил в тигель и, поставив в печь, держал там до тех пор, пока материя внутри не оказалась черной. Назвав сию операцию перегонкой, Калиостро семикратно повторил ее, всякий раз добавляя потребное количество соли и водки, и каждый раз материя меняла свой цвет, пока, наконец, после седьмой процедуры не стала красной. Тогда Калиостро шепнул по секрету графу М., что, если осуществить еще одну перегонку, порошок вновь обратится в золото. М. не поверил. Теперь он ходил кругами вокруг алюдели, философского яйца (иначе говоря, сосуда), где за восемь дней Калиостро обещал вырастить философский камень. Общество, собравшееся в Воле в ожидании чуда, все больше проникалось скепсисом; любая усмешка, любой насмешливый взор приводил Калиостро в ярость: он топал ногами, ругался и кричал, что окружавшие его люди недостойны звания египетских масонов. Однако впечатления его крики не произвели, и магистр, бросив заведомо неудачный эксперимент, покинул неблагодарных адептов. По приезде в Варшаву он с изумлением узнал, что ему велено вернуть деньги и драгоценности, врученные ему в качестве подношений в надежде на успех алхимических опытов. Вдобавок кто-то из окружения Серафины проговорился, что красавица втайне от магистра время от времени намекала, что супругу ее для «возвышенных трудов» не хватает небольшой суммы, и всегда находился тот, кто откликался на ее просьбу. Словом, спектакль не удался, и зрители требовали возврата денег… Сумма набежала солидная — пребывание Калиостро в Варшаве обошлось его поклонникам в общей сложности в 8 тысяч дукатов. Одни говорят, что Калиостро безропотно вернул все. Другие, наоборот, утверждают, что магистру предложили солидную сумму только за то, чтобы он как можно скорее убрался из польской столицы, но тот с презрением отверг эту взятку. От любви до ненависти… Во всяком случае, в Польше Калиостро не задержался и в августе — сентябре 1780 года раздраженный и надменный более чем обычно покинул пределы страны.
Глава 6
Страсбургские игры
Все люди разделяются на тех, которым что-то нужно от меня, и на остальных, от которых что-то нужно мне.
Г. Горин. Формула любви
Раздумывая, куда держать путь, Калиостро обращал свой взор к Франции, но в памяти всплывала неприятная история с Дюплесси, и он в очередной раз объезжал желанную страну стороной. Сам он давно простил Серафине ее недозволенный роман с французом, а с недавних пор окончательно перестал следить за ее кавалерами. По некоторым признакам он догадывался, что жена о той истории не забыла, и боялся, что если он нечаянно коснется больного места, то окончательно потеряет свою помощницу. Он не сомневался, что его фиаско в Варшаве не было бы столь разгромным, если бы Серафина не ушла с головой в развлечения и флирт. Только ли флирт… Как бы там ни было, помощи от нее в Варшаве не было никакой.
Уезжать из Польши пришлось наспех, и, может, поэтому он принял половинчатое решение: ехать во Францию, но не в Париж, а в Страсбург, вольный имперский город, окончательно ставший частью Франции всего сто лет назад. Давняя торговая активность и университет притягивали в Страсбург людей со всей Европы, в том числе и с северных ее окраин — Швеции и России. В таком городе легко и затеряться, и прославиться, иначе говоря, есть время осмотреться, дабы сделать правильный выбор поприща, на котором стоит трудиться. Алхимические опыты надоели (не признаваться же, пусть и самому себе, что он еще не оправился от удара, нанесенного мерзким чудовищем Мошинским), следовательно, надо выбирать между созданием ложи и врачеванием. Последний род занятий привлекал магистра все больше и больше, ибо толпы, стекавшиеся к нему в Варшаве, не шли ни в какое сравнение с небольшим числом желающих стать египетскими масонами. К тому же он видел, как те небольшие деньги, которые он раздавал беднякам, те бутылки травяных настоек, смешанных с вином и сахаром, действительно помогали тем, у кого не было ни гроша за душой, возвращая им веру в человеческую доброту и надежду на лучшее будущее. Каждое слово благодарности вселяло в него уверенность в собственную способность творить чудеса. Масонство являлось для него азартной игрой, врачевание возносило его над людьми и тешило его гордыню. И одновременно пробуждало чувства доброты и сострадания, о которых часто напоминал ему отец-аптекарь в монастыре Милосердных братьев. В погоне за ускользающей Фортуной он давно позабыл о них, увлекшись алхимической и масонской круговертью. Согласно косвенным свидетельствам современников, Калиостро-целитель не был подвержен приступам гнева, разговаривал ровным тоном, чрезвычайно ласково обходился с женой и не обрушивал проклятия на головы «клеветников и предателей». О себе он часто говорил в третьем лице и обращался на «ты» ко всем вне зависимости от титула и звания. Он по-прежнему ничего не писал, но его высокопоставленные друзья охотно исполняли роль секретаря; магистру оставалось только поставить подпись. Но в присутствии атеистов у Калиостро начинались «особые содрогания».
Говорят, в Страсбурге Калиостро хотел открыть лечебницу, где бы он занимался целительством, используя — по его словам — методы египетской медицины, основанные на взаимосвязи духа и материи, а также уникальных алхимических знаниях. На создание сей лечебницы Калиостро якобы намеревался пожертвовать 50 тысяч экю — при условии, что допускать до работы в ней будут только тех, кого выберет и обучит он сам. Вряд ли заведение магистра стало бы лечебницей, скорее — благотворительным приютом; однако в городе, где медицинский факультет университета пользовался непререкаемым авторитетом, подобный замысел изначально был обречен на провал. Знал ли Калиостро об этом, сказать трудно. Но мы забегаем вперед: магистр только едет в Страсбург, а мы лишь предполагаем, чем по дороге могли быть заняты его мысли. Не исключено, что он не строил планов на будущее, а вспоминал свое поражение и в ярости кусал кулаки, выкрикивая самые страшные сицилийские ругательства и срывая гнев на Серафине…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});