Читать интересную книгу Московские эбани - Елена Сулима

— Чего? Я и без того ни на что не крещусь, а чтобы ещё на какую-то гору?! — С ужасом уставился он на нее. Пот покатил. Она говорила ему такие подробности, которые не подметили знакомые ему люди, они доложили бы о другом.

— Ты был прав. Это была необычная гора. Она никогда не прорисовывалась четко, как вроде бы: и есть, и нету. Но она была, и в тоже время, в сущности, была миражом. Шелковым… Я медитровала на нее. И это ты вызвал у Палтая, когда начал говорить о сексе, о том, что в Таиланде без этого невозможно, усмешку над своей уверенностью в том, что ты знаешь, без чего не может человек… Он показал тебе на гору и сказал, что настоящий человек больше своего тела — тело лишь материализация поля его духа, как та гора, которая в принципе существует, но для того, что бы видеть её всю, вовсе не надо ползать по ней. Ты все как будто понимал и даже удивлял Палтая, хотя его трудно чем-либо удивить, он прошел столько практик и посвящений…

— Где?! — Он испугался, что она не простит его вторжение в её иной мир, возненавидит в одну секунду, подумав, что все расспросы о её жизни были сплошным лицемерием, только ради того чтобы стать владельцем её картин, то есть сделать её зависимой от него. Потому что так, действительно, ему захотелось тогда. Но теперь он уже не знал, зачем сделал это.

Что было в его жизни — женщины, которым нужно все — а на самом деле ерунда, — все, что им нужно — можно купить. Или Тоня, которой ничего не было нужно, и вдруг она — которой нужно так много… Что и дающего не заметит. А он хотел, чтоб заметила, отметила!.. И отметился вот-с… Ему хотелось показать ей, что все её проблемы для него решаются легко: диван нужен — вот диван, жаль, машину не успел купить раньше её, картины переправить не можешь — да это ему ничего не будет стоить — отдохнуть, покататься, поговорить со своими ребятами, дать взятку на таможне… Он хотел показать ей!.. Но что он хотел показать — уже не понимал. Чего вообще хотел? Зачем так много приложил стараний?.. И вдруг спросил сам себя: "Что мне больше делать нечего что ли?.." И ужаснулся тому, что возможное «да» может стать единственно правильным ответом.

Он натолкнулся на её взгляд и вспомнил, как рассказывал Потап какой она была, когда он видел её в последний раз в пристанционном кафе в городке, где всегда льют дожди… Показалось, что сейчас кто-то загонит его в некий метафизический картофельный мешок, и отправит навсегда в никуда.

— Но я люблю тебя, Вика! — выговорил он с трудом, цепляясь за последний шанс придать хоть какой-то смысл происходящему.

Она закивала, но казалось, его слова не доходит до нее.

Поехали ко мне? — Он словно выдыхал каждое слово, но вдруг нашелся: А потом в Париж! А что?! Поехали в Париж в июне?

— Дожить бы до понедельника. — Мрачно усмехнулась Виктория и встала.

— У меня машина с водителем, я подвезу.

— Я сама себе водитель. — Перед с ним стояла вовсе не та Виктория, которая тепло и ясно проболтала с ним всю ночь. Не та, которая поманила его в неизвестную страну, и окрасила её своим романтическим взглядом. Не художница, пачкавшая красками веранду, травы, листву тропического сада, и вглядывавшаяся в гору, словно буддистский святой, — а столь сильная женщина, что чужая.

— Но ты же пила! Ты так не доедешь до своего понедельника! воскликнул он из последних сил.

— А я теперь вообще без ста грамм сухого за руль не сажусь.

ГЛАВА 30

Может быть, мне без ста грамм сухого и во двор теперь не выходить? подумала Виктория, наблюдая странную картину перед своим офисом. Фургон военной машины гудел мужскими голосами. Три женщины кое-как одетые выскочившие на улицу в тапочках, непричесанными, накинув на халаты что-то более теплое, отчаянно колотили в обшивку фургона: кто просто кулачком, кто веником, кто поднятой с земли палкой. Когда они объединялись в этом действии, гул голосов замирал. Четвертая, такая же растрепанная, явно проведшая не одну бессонную ночь вышла из подъезда сталинского дома и деловито прошлепала с помойным ведром к помойке, вытрясла его, и с разбега подлетев к фургону начала звучно бить в него цинковым ведром. Еле увернувшись от её размахов, проходившая мимо Виктория проскочила к себе в офис.

— Якоб! Я не пойму что происходит?!

— Где? — полусонно уставился на неё Якоб.

— Во дворе.

— А… ничего серьезного. Борман квартиру продал.

— Какое отношение это имеет к фургону во дворе?! Там женщины с ума сошли! Они бьются о металл!

— Это не женщины с ума сошли, а мужики.

— Почему мужики?

— Так я же тебе говорю: все дело в том, что Борман квартиру продал. Хорошую квартиру, у нас тут на улице, дом сталинский, а взамен купил однокомнатную в панельном где-то на выселках — в бетонных новостройках.

— Зачем? — удивилась Виктория.

— Затем, что решил, что пора бизнесом заниматься. На разницу купил себе этот военный «Кунг».

— Так за что же его машину женщины дубасят? Он что — изнасиловать кого-то в ней захотел?

— Первое мая вот-вот. Весна к тому же теплая…

— Якоб! Не тяни — я не понимаю! — Воскликнула Виктория — При чем здесь весна?

— Я знаю, что сходу не поймешь, вот я тебе все подробно и объясняю: Если весна теплая, то в праздники у водоемов столпотворение будет, вот Борман и закупил пиво и всю машину бутылками заполнил. Чтобы бизнесом заняться. Поехать на водоемы и продать. А тут я такой сякой ему повернулся — говорю: а ты разрешение на торговлю алкоголем в префектуре получил? Он обалдел, аж. И теперь пиво продавать ехать не хочет. Боится попасться.

— Так помоги ему! Это же не так трудно, тем более, если деньги у него есть!

— А! Бесполезно. — Махнул рукой Якоб. — Я ему сказал — поехали, я тебе быстро блат устрою. А он… Знаешь, что он говорит: — Туда костюм одевать надо, галстук, я его сроду не носил.

— Но Якоб!.. У меня нет слов!

— А попробуй ему что-нибудь объяснить — стесняется такой серьезной организации — и все тут. Я с ним даже поссорился. Вот они с пятницы это пиво и пьют. Оно ж иначе испортится. Пиво-то наше — бутылочное.

— И сколько же им теперь это пиво пить?!

— Вот и посмотрим. Не было на моей памяти такого. Но все мужики из соседних домов, семьи покинули, и браво пошли алкоголь уничтожать. Поэтому бабы-то и бесятся.

— Ладно, лишь бы нас спьяну не трогали. — Виктория пришла в рабочее состояние и села за стол принимать заказы.

— Ты знаешь, я тут сам с собою посовещался, и решил: у нас уже тридцать три магазина. Водителям трех машин объездить по одиннадцать точек за, а потом везти полученные по доверенности деньги сюда, это уже сверх силы. Давай я буду встречать у них на трассе по выезду из города принимать отчет, и рассчитываться с ними там, выделять деньги на заказ. А деньги на офис, и прочие наши — сюда привозить.

— Давно пора так делать. — Кивнула Виктория, хотела ещё съязвит по поводу его лени, но сдержалась. В принципе Якоб во всем этом процессе был лишь хранителем печати, а в остальном ей вообще было непонятно — зачем он нужен. Но все-таки, если бы не было его, она бы психологически не выдержала самой себе задаваемых ритмов.

Обзвонив к трем часам дня уже работающие с ними тридцать три магазина, и к шести вечера переговорив, предлагая свои услуги с директорами ещё пятнадцати, не прибавив ни одного нового клиента, Виктория уже собиралась домой, а Якоб поехать на назначенное место на загородной трассе, как в офис зашел местный Мишка:

— Заберите у меня Пашку! — Плюхнулся он в вертящееся кресло перед столом Виктории: — Не могу больше! Жизни нет!

— Какого ещё Пашку? — не поняла Виктория.

— А того, помнишь, когда я с вами, то есть с тобою и твоей безумной соседкой знакомился — за столом с нами сидел. — Пояснил Якоб: — Он Мишке машину чинит.

— Так пятый месяц чинит! — Завопил Мишка.

— И что же не починил? — удивилась Виктория.

— Да её вообще починить невозможно. Но взял я Пашку, потому что деваться ему было некуда. Мол, говорю, пока машину чинишь, я тебя кормить буду, жить у меня будешь, а там посмотрим. Но я же этот чертов Ситроен с дуру купил! Ситуация у меня была, сами понимаете, такая. А ещё жена ушла. Вот и хорошо, думаю, хоть кто-то в доме будет. Все ж не одному. А теперь сил, нет, ребят. Заберите его! За-аберите!

— Да что ж он такое сделал? — спросила Виктория.

— Да ничего он такого не сделал, — отчаянно махнул рукой Мишка, — Но видно в ватнике он родился.

— Как так в ватнике? — Виктория подумала, что что-то не понимает в дворовом сленге.

— А вот так. Кто в рубашке, кто голеньким рождается — а он в ватнике. Сколько у меня живет — ни разу ватника не снял. Днем чинит мой Ситроен и чинит, чинит, и чинит, а к вечеру наклюкается, придет ко мне плюхнется в ватнике, иногда прям сразу в коридоре и спит. И ватника ни за что не снимает — вонять уж на весь дом стал! С трудом удается его с утра борщом накормить.