Читать интересную книгу Р.А.Б. - Сергей Минаев

Говорить о моральной стороне вопроса также не приходилось. Нестеров был одним из тех, кому удается тщательно маскировать свою сущность подлеца под маской простоватого рубахи-парня. Именно такие люди в основном и встречались мне на офисных дорожках. Они были моими супервайзерами, начальниками HR-отделов, руководителями направлений. Только из таких корпорациям удается отливать молотки, стучащие по менеджерским головам. Другие просто не пробиваются. Решив убрать Нестерова, я таким образом давал пинок всем этим уродам. По сильной обкурке я как-то сказал Загорецкому, что нашей подставой мы фактически исполняем коллективную мечту задавленного офисного планктона. На что тот ответил, что коллективная мечта планктона – это корпоратив в Анталии длиною в жизнь, по окончании которого всем, кто танцевал и прыгал в мешках, выдают бонусы.

К сливу Нестерова готовились тщательно. Прорабатывали несколько сценариев, но каждый из них, чем более сложным и хитроумным он казался, тем скорее лопался, сталкиваясь с реальностью. Сначала Загорецкий предложил купить подчиненных Нестерова, чтобы те написали коллективное письмо, отказываясь работать под его руководством. Но встретившись как бы случайно в столовой с одним из его торговых представителей и разговорившись, мы пришли к выводу, что эти люди слишком аморфны, чтобы сделать хоть какое-то коллективное движение, и слишком забиты, чтобы хотя бы позволить себе подумать о возможном улучшении атмосферы в отделе в случае смены непосредственного начальника. На подготовку такого коллективного письма ушли бы месяцы, в последний момент самые активные бы соскочили, а полученные деньги прогуляли. В общем, апелляции к гражданскому самосознанию были делом пустым.

Второй идей было организовать слив информации конкурентам по электронной почте с компьютера Нестерова. Но оказалось, что герой почтой практически не пользуется, предпочитая телефон и личные встречи, а окажись наше предприятие удачным – ему всегда удастся отмазаться. В самом деле, пароли от чужих компьютеров, вследствие всеобщего раздолбайства, гуляли по рукам.

Моим предложением было организовать покупку рекламных материалов «для Минска», сложить их в «Газель» и припарковать у дома Нестерова, о чем своевременно проинформировать СБ. Но это уже было из разряда отечественных криминальных сериалов, и подразумевало множество технических сложностей: покупку «Газели» на подставное лицо, погрузку-разгрузку, вовлечение в дело складских работников. И опять же, мало ли кто припарковал «Газель» у его дома? У некоторых домов паркуются машины с украденным оружием. Не сажают же из-за этого всех проживающих в доме ментов!

Проходили дни, росли декабрьские отгрузки, и лицо Нестерова приобретало все более начальственные черты. Какое-то время мы опасались с его стороны подставы, но ему этого и не требовалось. Результаты продаж на конец года делали его лидером вчистую. Однажды, столкнувшись со мной в дверях туалета, он позволил себе намекнуть на давешний разговор:

– Зря ты, Исаев, тогда со мной не договорился. Не жалеешь теперь?

Я ответил бы ему фразой Эдит Пиаф: «Я ни о чем не жалею», но не знал французского. Я знал другое: он уже чувствовал себя хозяином пенала.

Идея, как водится, оказалась самой простой и гениально-дерзкой. В среду после обеда ко мне подбежал взъерошенный Загорецкий, толкнул в бок и пригласил в курилку:

– Я все придумал, – заговорщицким шепотом начал он. – Единственное, на чем его можно спалить, – наличные бабки. Наши откаты.

– Ты сдурел?! – Я покрутил пальцем у виска. – А мы не участвуем, что ли?

– Короче говоря, ты сколько наличных сможешь собрать?

– Ну… тыщ пятьдесят-шестьдесят.

– Пятьдесят, – Загорецкий поднял глаза к потолку, рассчитывая, – плюс еще полтос. В общем, нужно тысяч сто двадцать. Для убедительности. Список его клиентов, получающих откаты, у меня есть…

– Старичок, я ни черта не понимаю!

– Напрягись. Буду объяснять по пунктам…

Нестерова уволили девятого декабря. Кажется, это был вторник. Трое сотрудников эсбэ зашли к нам в кабинет в одиннадцать утра, попросили его подняться и отойти к окну. Пока один из них стоял рядом с Нестеровым, двое других методично вытаскивали все из его стола. Ящик за ящиком. Визитницы, папки с документами, журналы, письменные принадлежности, компакт-диски. Все это раскладывалось на столе, с одним и тем же вопросом:

– Это ваши вещи?

Нестеров стоял с выпученными глазами и тряс головой. Мы сидели, оцепенев. Я сжал подлокотники кресла так сильно, что побелели костяшки пальцев. Загорецкий напряженно следил за процедурой обыска, будто боясь пропустить что-то важное. Захарова смотрела то на Нестерова, то на эсбэшника. Старостин до такой степени потерял над собой контроль, что не стесняясь ковырял в носу, засовывая палец в ноздрю чуть ли не наполовину. Мне стало страшно. Я моментально покрылся испариной. Казалось, эсбэшники роются не у Нестерова, а в моем столе. И вот-вот найдут что-то противозаконное, преступное, то, что выдаст меня с головой. Хотя я ничего не замышлял и ящики моего стола были наполовину пусты.

Старший эсбэшник взял подарочную коробку с тремя компактами Земфиры, открыл ее и сухо сказал:

– Я прошу всех присутствующих подойти сюда. И вас, – обернулся он к Нестерову, – особенно.

У Нестерова затряслись губы. Второй эсбэшник поднял трубку, набрал внутренний номер и сказал, почти не разжимая губ:

– Заходите.

Мы медленно, как парализованные членистоногие, стали подползать к его столу. Эсбэшник развернулся к нам, вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и пояснил:

– Вчера в эсбэ поступило анонимное электронное сообщение о том, что сотрудник вашего департамента Нестеров систематически присваивает себе наличные деньги, получаемые им в бухгалтерии для, – он понизил голос, – мотивации клиентов.

В этот момент в нашу комнату зашел Юсупов, кивнул и встал в угол, скрестив руки на груди.

– Руководство компании распорядилось назначить внутреннее расследование по факту кражи наличных средств. Это ваши вещи, Нестеров?

– Нет! Это… это я впервые вижу! – срывающимся голосом затараторил Нестеров. – Это какое-то… глупость! Недоразумение! Меня пытаются оговорить!!!

Эсбэшник открыл коробку с дисками и продемонстрировал нам ее содержимое. В коробке лежали сложенные пополам конверты.

– ООО «Гэндальф», июль, – читал эсбешник надписи на конвертах, – ООО «Гэндальф», август.

Он распечатывал конверты, бросая на стол тонкие пачки денег, перевязанные резинкой. Каждый раз когда пачка шлепалась на стол, Захарова провожала ее полными ужаса глазами и икала.

Второй сотрудник открыл папку, на которой значилось «Отчеты (старые)», и зашелестел подколотыми документами. Ближе к концу стали появляться конверты:

– «Фирма Китеж», март, «Фирма Китеж», апрель, – монотонно читал он надписи, распечатывал конверты и демонстрировал окружающим пачки денег.

– Пересчитывайте, – сказал Юсупов.

В кабинет вошла секретарша, передав ему таблицу.

– Мне это подбросили!

Нестеров попытался рвануть к столу, но эсбэшник схватил его за бицепс, прошипев:

– Стоять!

– ООО «Гендальф», июль, восемь тысяч пятьсот. То же, август, семь тысяч двести пятьдесят, – озвучивал старший, в то время как Юсупов сверялся с таблицей выданных клиентам Нестерова «откатов» и кивал.

У меня зазвенело в ушах. Я перестал слышать слова эсбэшников. Страх размывал картинку перед глазами. Захотелось выбежать в туалет, но я лишь крепче вцепился в кресло, боясь, что сейчас Нестеров опомнится, поймет в чем дело, и нервозное состояние выдаст нас с головой. Хотя было очевидно, что суммы, найденные в его столе, соответствовали списку «мотиваций» и никто, кроме него, не мог их туда положить.

– Итого сто восемь тысяч четыреста пятьдесят рублей в десяти конвертах, подписанных… – чеканил каждое слово старший группы.

Двое сотрудников под руки увели Нестерова.

– Анатолий Владимирович, но вы же знаете! – кричал он уже из коридора. – Я семь лет у вас работаю!

Меня подставили! Это не мое! Не мое! – последние слова звучали уже как истерика. Кажется, Нестеров начал плакать.

Старший приказал нам оставаться на местах. Обыск начали со стола Захаровой. Я снова вспотел. В этот раз уже основательно. Так, что рубаха прилипла к спине.

Через полтора часа мы встретились с Загорецким у метро «Кропоткинская» и пошли вверх по Гоголевскому бульвару, ведя бессмысленные разговоры. Я зачем-то говорил о вытащенной из ящиков и шкафов куче барахла, оставленной эсбешниками у каждого на столе, и о том, что теперь в нашем пенале жуткий бардак.

А Загорецкий сетовал на то, что при обыске повредили его iPod. Он сказал это таким будничным тоном, будто обыски проходят у нас каждый день. Мне внезапно приспичило в туалет, и я начал расспрашивать, знает ли он, где находятся синие кабинки, которые обычно стерегут вечно лузгающие семечки тетки. Загорецкий предложил мне зайти в ближайшее кафе, выпить кофе и воспользоваться там заведением, а я глупо заметил, что это дороже выйдет. Загорецкий рассмеялся и сказал, что метания лирического героя в поисках туалета и его мучительный выбор между чашкой кофе за семьдесят рублей в городском кафе и десятью рублями за использование заплеванного общественного туалета могли бы стать темой для двадцатистраничного интеллигентского монолога в книге Гришковца. Но я не читал ни одной его книги и не произносил долгих монологов. Я глядел на Загорецкого и чувствовал, что меня отпускает, и в этот момент он произнес: