Читать интересную книгу Сумма теологии. Том V - Фома Аквинский

Ответ на возражение 2. О терпении говорят, что оно «имеет совершенное действие», поскольку оно стойко [претерпевает] зло, тем самым исключая не только несправедливую месть, которую исключает и правосудность; не только ненависть, которую сдерживает и любовь; не только гнев, который усмиряет и кротость; но также и чрезмерное страдание, которое является корнем всего вышеперечисленного. Поэтому оно, обращаясь к корням, является в данном случае и наиболее совершенным и превосходным. Тем не менее, оно не является совершеннейшей из добродетелей просто. В самом деле, мужество не только позволяет невозмутимо сносить несчастья, но еще и противостоять им. Следовательно, мужественный всегда терпелив, но терпеливый – не всегда мужественен, поскольку терпение – это часть мужества.

Ответ на возражение 3. Как сказано в четвертой [книге] «Этики», величавость невозможна без других добродетелей[304]. Следовательно, она сопоставима с ними как их украшение и потому может быть больше их только относительно, но никак не просто.

Раздел 5. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ МУДРОСТЬ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ИЗ УМСТВЕННЫХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мудрость не является величайшей из умственных добродетелей – ведь тот, кто отдает распоряжения, больше, чем тот, кто их исполняет. Но рассудительность, похоже, отдает распоряжения мудрости, поскольку, как сказано в первой [книге] «Этики», наука о государстве, которая принадлежит рассудительности, «устанавливает, какие науки нужны в государстве, а также какие науки и в каком объеме должен изучать каждый»[305]. И коль скоро мудрость – это одна из наук, то похоже на то, что рассудительность больше мудрости.

Возражение 2. Далее, добродетель по своей природе такова, что она располагает человека к счастью, поскольку добродетель, как сказано в седьмой [книге] «Физики», это «расположение совершенной вещи к тому, что является наилучшим»[306]. Но рассудительность – это правильное суждение о вещах, которые будут выполнены, что, собственно, и располагает человека к счастью, в то время как мудрость не уделяет внимания человеческим действиям, посредством которых человек достигает счастья. Следовательно, рассудительность является большей добродетелью, чем мудрость.

Возражение 3. Далее, чем совершеннее знание, тем оно, похоже, и больше. Но знанием человеческих действий, которые являются субъектом науки, мы обладаем более совершенно, нежели знанием божественных вещей, которые являются субъектом мудрости (именно такое различение приводит нам Августин[307]), поскольку божественные вещи непостижимы, согласно сказанному [в Писании]: «Вот, Бог – велик, и мы не можем познать Его» (Иов. 36:26). Следовательно, наука является большей добродетелью, чем мудрость.

Возражение 4. Кроме того, знание начал превосходнее знания умозаключений. Но мудрость, как и другие науки, выводит умозаключения из недоказуемых начал, которые являются объектом добродетели мышления. Следовательно, мышление является большей добродетелью, чем мудрость.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что из всех умственных добродетелей мудрость является «заглавной»[308].

Отвечаю: как уже было сказано (3), величина добродетели со стороны вида зависит от ее объекта. Но объект мудрости превосходнее объектов всех остальных умственных добродетелей, поскольку мудрость, как сказано в начале «Метафизики», исследует Первую Причину, т.е. Бога. И коль скоро по причине мы судим о следствиях и по более высокой причине – о более низких следствиях, то, таким образом, именно мудрость выносит суждение обо всех других умственных добродетелях и созидает их.

Ответ на возражение 1. Коль скоро рассудительность направлена на человеческие действия, а мудрость – на Первую Причину, то невозможно, чтобы рассудительность была большей добродетелью, чем мудрость, поскольку, как сказано в шестой [книге] «Этики», «человек не есть высшее из всего в мире»[309]. Поэтому должно утверждать, что, как сказано в той же книге, не рассудительность распоряжается мудростью, а наоборот, поскольку «духовный судит о всем – а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2:15). Действительно, рассудительности нет никакого дела до высших материй, которые являются объектом мудрости, и ее распоряжения касаются вещей, которые направлены на мудрость, а именно на то, каким образом люди могут обрести мудрость. Поэтому рассудительность и политическая наука находятся в услужении у мудрости, проторяя ей путь, как привратник отворят двери царю.

Ответ на возражение 2. Рассудительность исследует средства для достижения счастья, а мудрость исследует сам объект счастья, а именно Высшее Умопостигаемое. И так как мудрость исследует более совершенный объект, то и акт мудрости несет в себе более совершенное счастье, однако поскольку в этой жизни акт мудрости несовершенен с точки зрения своего основного объекта, а именно Бога, то из этого следует, что акт мудрости – это только начало или причастность к грядущему счастью. Но [по совокупности причин] мудрость все же более близка к счастью, нежели рассудительность.

Ответ на возражение 3. Как сказал Философ, «одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому что оно суть знание о более возвышенном объекте»[310]. Следовательно, если объекты являются в равной степени благими и возвышенными, то большей будет та добродетель, которая обладает более конкретным знанием. Но добродетель, которая обладает менее точным знанием относительно более возвышенного и благого объекта, предпочтительнее той, которая обладает более конкретным знанием относительно менее возвышенного объекта. Поэтому Философ говорит, что «познание чего-либо из того, что связано с небесными сущностями, вызывает величайшие затруднения, хотя бы речь шла лишь о вероятностном и частичном решении этих вопросов»[311]. И еще, что «лучше знать немногое о возвышенном, чем многое о посредственном»[312]. Таким образом, та мудрость, которой принадлежит [полное] знание о Боге, недостижима для человека, особенно в этой жизни, поскольку «Бог один имеет этот дар»[313]. Тем не менее, даже небольшое знание о Боге, которым мы можем обладать благодаря мудрости, предпочтительнее всякого другого знания.

Ответ на возражение 4. Истина и познание недоказуемых начал основывается на осмыслении условий, ибо как только мы познаем, что есть целое и что есть часть, мы сразу же познаем и то, что всякое целое больше [своей] части. Затем, осмысление бытия и не-бытия, целого и части и других последующих бытию вещей, которые являются условиями, на которых основываются недоказуемые начала, является функцией мудрости, поскольку универсальное бытие является непосредственным следствием Первой Причины, каковая суть Бог. И потому мудрость использует являющиеся объектом мышления недоказуемые начала не только для того, чтобы, подобно другим наукам, выводить из них умозаключения, но также и для того, чтобы выносить о них свои суждения и приводить доказательства против мнения тех, кто их отрицает. Следовательно, мудрость является большей добродетелью, чем мышление.

Раздел 6. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ЛЮБОВЬ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ИЗ ТЕОЛОГИЧЕСКИХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что любовь не является величайшей из теологических добродетелей. В самом деле, коль скоро вера находится в уме, в то время как надежда и любовь – в желающей способности, то похоже на то, что вера сопоставима с надеждой и любовью как умственная добродетель – с нравственной. Но умственная добродетель, как явствует из вышесказанного (62, 3), больше нравственной. Следовательно, вера больше, чем надежда и любовь.

Возражение 2. Далее, две вещи вместе больше, чем любая из них по отдельности. Но надежда следует из любви с добавлением к ней чего-то еще, поскольку она, по словам Августина, предполагает любовь[314], к которой добавляется некоторое движение к любимому. Следовательно, надежда больше, чем любовь.

Возражение 3. Далее, причина возвышеннее следствия. Но вера и надежда являются причинами любви. Так, в глоссе на стих [из Евангелия от] Матфея говорится, что «вера порождает надежду, а надежда – любовь». Следовательно, вера и надежда больше, чем любовь.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Теперь пребывают сии три – вера, надежда, любовь (но любовь из них – больше)» (1 Кор. 13:13).