— Шпроты твоё адское животное устроят? — спрашивает Санёк, с интересом глядя на моего вырывающегося и грозно мяукающего питомца.
— Шпроты так шпроты, — соглашаюсь я. — Давай быстрее, пока он меня не съел! И меня тоже чем-нибудь покорми, умираю от голода!
— Окей, есть макарошки, а к твоей истории попкорн сделаю, думаю, он отлично под неё зайдёт.
Шрёдингер жадно поглощает шпроты, я — макарошки, мы насыщаемся и проходим на диван в комнате. Шрёдингер по-царски разваливается на нём и засыпает, а я скромненько усаживаюсь на свободный краешек.
— Ну сестрёнка, рассказывай, — Санёк достаёт из микроволновки попкорн, бесцеремонно двигает моё животное и тоже разваливается на диване. — Жду не дождусь твоей захватывающей истории!
— Мяу! — разгневанно ругается Шрёдингер, норовя оцарапать моего брата, и я еле успеваю схватить не на шутку разгневанное животное за хвост.
— Нельзя царапать Санька, Санёк — хороший, — объясняю я недовольному коту, и поедая из большой чашки попкорн, начинаю рассказ о своих приключениях и злоключениях.
— Так вот, этот придурок Владимир решил вернуть меня назад, но не подумал, что столица сейчас не в Питере, и мне будет крайне неудобно добираться домой, — завершаю я свою эпическую историю.
— Мои друзья точно не давали тебе ничего покурить? — интересуется мой ехидный братец. — И таблеток никаких не давали? — переспрашивает он, когда я возмущённо мотаю головой в ответ на его дурацкое предположение.
— Конечно же нет, с чего бы благовоспитанной барышне вроде меня пробовать какую-то гадость!
— Ну, кто тебя знает, Питер — столица всякого такого, — братец доедает из чашки остатки попкорна. — А откуда у тебя этот злобный кот?
— Это подарок моего жениха, — с гордостью отвечаю я. — Владимир подобрал его на улице и преподнёс мне. Кто ж знал, что эта животина окажется такой сердитой!
— Да, ну и историю ты мне рассказала, — Санёк задумчиво почёсывает голову. — Завтра на пары пойдёшь, или будешь отходить от того, что ты там не принимала?
— Ой, иди к чёрту, не хочешь мне верить — дело твоё, но всё, что я тебе рассказала — чистая правда! Пойдём отсюда, Шрёдингер, нам здесь не рады! — беру под мышку кота и иду в коридор, туфли надевать.
— Да ладно тебе, Дашка, чего ты обижаешься, я тебе почти верю, просто история эм-м, слишком уж невероятная, — примирительно говорит мне брат. — Может останешься?
— Да не, домой поеду, мне же надо к парам готовиться. Я ведь около года в прошлом была, все предметы уже, наверное, подзабыла! К тому же, надо кота обустраивать — корм купить, точилку для когтей, что там ещё нужно зверю в квартире. Так что дел на сегодня много.
— Ну ладной, давай, удачи, — брат вручает мне карточку метро, и я отправляюсь домой.
Люди в вагоне с интересом косятся на меня и Шрёдингера, одна бабуля даже порывается угостить его сосиской, но мы вежливо отказываемся — не пристало моему чёрному дворянину есть в людных местах.
Приехав домой, я долго рассеянно брожу по комнатам, не веря, что наконец-то я дома, что наконец-то сбылись мои мечты о возвращении. Правда, тогда, когда я хотела этого меньше всего, но что уж теперь поделать, не возвращаться же обратно? Да и не знаю я, как мне вернуться.
На следующий день в универе ошарашенный Макс возвращает мне мой телефон, сумку, кроссовки, и долго смотрит на меня как на привидение, пока, наконец, не решается спросить:
— Ты помнишь, как вчера ушла от меня?
— Ну да, — киваю я. — Мы зашли в комнату твоего брата, посмотрели разные старинные побрякушки, мне позвонили родители, сказали, что забыли форточки закрыть, и я быстро домой убежала. Даже переобуться забыла и телефон с сумкой впопыхах оставила, спасибо, что вернул!
— Ты что, так в гостевых тапках и уехала? — недоверчиво спрашивает однокурсник.
— Да, заметила, что убежала в тапках, когда поздно уже было возвращаться. Представляешь, так в метро и ехала! Не волнуйся, я тебе новые куплю.
— Да ладно, забей, — хлопает меня по полечу Макс. — Одними тапками больше, одними меньше — никто и не заметит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Спасибо, — я начинаю рыться в сумке, которую собирала больше полугода назад, вспоминая, что в ней вообще лежит.
— Странно, мне почему-то кажется, что всё было как-то иначе… Ну да ладно, — Макс ещё раз смотрит на меня, как на привидение, и погружается в раздумья. А я вспоминаю, что хотела его кое о чём спросить.
— Слушай, а в каком музее твой брат работает? Так вчера заинтересовали меня его исторические штуки, что хочу к нему на работу заглянуть! Будь другом, скинь адресок.
— Хорошо, сейчас, — кивает удивлённый Макс, и скидывает координаты музея.
— Спасибки, — радостно благодарю я.
— Не думал, что тебе нравятся музейные ботаники, — ревниво говорит однокурсник, и я не спешу его разуверять. Лучше уж показаться Максу девушкой со специфическими вкусами, чем сумасшедшей.
Я с трудом досиживаю пары, и со скоростью ракеты вылетаю из универа. Готовься, Никита, разгневанная Даша идёт к тебе! Но сначала заглянет в Третьяковку.
После посещения Третьяковского музея в памяти моего телефона поселяется фотка нашего с Владимиром портрета — единственная ниточка, связывающая меня с моим женихом.
И единственный след Владимира в истории, который мне пока удалось найти.
18. Сотрудник музея
— Где я могу найти сотрудника Никиту Алексеева? — спрашиваю я у приветливой бабули с ресепшен, которая проверяет мой билет.
— Никиту? Светленький такой? Поднимитесь по лестнице на второй этаж, потом налево, найдёте его в зале, посвящённом войне двенадцатого года, — отвечает словоохотливая бабуля. — Отличный молодой человек — ответственный, пунктуальный, днём с огнём такого не сыщешь!
Не распространяясь о том, что будь моя воля последнее, что пришло бы мне в голову — это искать Никиту, иду на второй этаж, и нахожу там Алексеева за увлекательным занятием — чтением лекции группе туристов.
Жду минут десять, пока он закончит, и с возмущённым видом подхожу к этому негодяю. Сейчас он у меня за всё получит! Экспериментатор недоделанный! Стоит самодовольно задрав голову, пафосно прижимая к груди красную папочку, и не стыдно ему совсем!
— Вы что-то хотели спросить? — приветливо интересуется у меня Никита, и моему возмущению просто нет предела — этот прохвост ещё делает вид, что не узнаёт меня!
— Да, я хотела что-то спросить, — передразниваю я старшего брата Макса. — Могу ли я где-то узнать о судьбе князя Владимира Орлова, изображённого на одном из портретов Третьяковской галереи?
Показываю экран телефона с фотографией портрета на котором изображены мы с Владимиром, и вопросительно смотрю на этого прохвоста. Но он ни единой чертой мерзавец не выдаёт, что узнаёт меня!
— А знаете, да, можете, — охотно отвечает Алексеев. — Я сам интересовался этим портретом, надеясь, что история этого человека окажется хоть сколько-нибудь примечательной. Но увы — этот молодой человек совершенно ничем не известен, и после войны двенадцатого года о нём вообще нет никакой информации. Погиб ли он? Уехал ли проводить жизнь в деревенской глуши — этого мы уже никогда не узнаем.
— То есть, он принимал участие в войне двенадцатого года? — с надеждой спрашиваю я. — Значит, есть в каких-то списках, и всё же есть шанс узнать, что было с ним дальше?
— Почти никаких документов не сохранилось, так что информации о том, что было с ним после, я не нашёл, — отвечает Никита. — А почему вы так интересуетесь судьбой этого молодого человека? Он ваш родственник? Или какое-то задание в институте дали?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Блин, а ведь он и правда меня не узнаёт! Неужели Никита… Ещё не был в прошлом? И это именно я своим вопросом натолкнула его на мысль убить Владимира? Блин, Даша, а ведь получается всё именно так! Если бы не мои сегодняшние вопросы, Никита не портил бы мне жизнь в прошлом!
— Да, в институте задали, — киваю я.
— Сожалею, но скорее всего, не смогу вам помочь. Вы конечно, можете заглянуть через пару дней, но ничего не обещаю, — историк рассеянно листает какие-то бумаги в своей красной папочке.