Читать интересную книгу Вокальные параллели - Джакомо Лаури-Вольпи

Тенора

Ринальдо Грасси — Франко Корелли

Первый из них, туринец, несмотря на конкуренцию Дзенателло, Басси, Паоли и других великолепных голосов того времени, когда Карузо достиг баснословной славы (она объяснялась как подлинными достоинствами его голоса, так и рекламной техникой американцев, для которых пропаганда в коммерции необходима как воздух), отличился в «Аиде» благодаря яркому и энергичному звучанию верхнего регистра, а также благодаря своей стройной и ловкой фигуре. В переходном участке его голос был неустойчивым, неуверенным и неровным, как и у Франко Корелли. Последнему, однако, удалось частично преодолеть это препятствие, переходя «зону стыка» на заглубленном звуке и облегчив ноты верхнего регистра. Он также сумел утвердить себя в «Аиде», самой строгой из вердиевских опер. Не последнюю роль в его успехе играет монументальная фигура, роскошные, часто кричащие костюмы и пара стройных ног — все это особенно ценится у сегодняшней «потерянной» молодежи. Впрочем, не будем умалять достоинств этого артиста, старательно работающего над собой и сознающего свои недостатки. Его карьера развивалась совершенно особенным образом. Ибо между Грасси и Корелли пролегает дистанция огромного размера. Корелли, благодаря нехватке больших голосов, от которой страдает сейчас оперный театр, не встречает никого, кто серьезно угрожал бы ему. Грасси же, родившись гораздо раньше, должен был бороться с добрым десятком крепких и энергичных теноров, любой из которых сегодня был бы королем оперной сцены.

Умберто Борсо — Джузеппе Кампора

Это два сравнительно молодых еще певца, голоса которых подходят для веристского репертуара. У Борсо ровный, словно отшлифованный, теплый голос и четкая тосканскя фразировка. Это очень нужный певец; он из тех, кого раньше в золотые времена оперы называли репертуарными певцами; они всегда были готовы подменить своих знаменитых коллег, приглашенных лишь на несколько спектаклей. Всей своей тяжестью репертуар ложился на плечи этих разиостороннейших певцов, которые, ожидая случая, чтобы вырваться в первые ряды, тянули лямку повседневной работы.

Не менее значителен голос Кампора; он особенно хорош в партиях пылких любовников, где нужна не столько кантилена, сколько страстность, выразительность фразировки и полнота звука в среднем регистре. Голос Борсо шире, голос Кампора патетичнее. Оба они воодушевлены служением идеалам искусства, и преданность ему, надо надеяться, позволит им созреть для более высоких творческих задач.

Баритоны

Джузеппе Таддеи — Уго Саварезе

Таддеи обладает голосом густым, полным, задушевным. В «Отелло» он показал хорошо задуманный и выполненный образ Яго — медоточивые интонации, наружность честного человека, наряду с этим ясно видимая способность обмануть и поймать в ловушку даже героя, куда менее восприимчивого и наделенного не столь далеко идущим воображением, чем венецианский мавр.

Также и у Саварезе голос густой, тяготеющий к притемненным, мрачным звучностям, столь подходящим для таких «свирепых» персонажей, как, скажем, граф Ди Луна.

Оба баритона следуют той строгой линии пения, которая напоминает образцовый стиль Тальябуэ.

Этторе Бастьянини — Роландо Панераи

Это голоса чисто баритональные: податливые, уверенно звучащие, баттистиниевского типа, хотя и другого репертуара. Для обоих характерна спонтанность эмиссии, правильная дозировка дыхания, мягкость тембра. Их обладатели — счастливцы, ибо выступают в благоприятных условиях: конкуренции нет благодаря утечке голосов на радио и телевидение, в кино, в другие сферы искусства и псевдоискусства. В опере мало настоящих теноров, но недостаток баритонов принимает поистине угрожающие размеры.

Что касается Панераи, он все еще не занял того места, которое ему подобало и на которое, как казалось поначалу, он мог претендовать. Я пел с ним в «Трубадуре» и в «Фаворитке» в Амстердаме. Мне он показался многообещающим певцом. Голосом и вокальной манерой он напомнил мне лучшие образцы прошлого. Но потом он вдруг остановился, хотя у него было все для того, чтобы стать героем сцены: фигура, голос, мастерство. Надо надеяться, что это лишь временная остановка.

Бастьянини же все более выдвигается и занимает в «Ла Скала» ведущее положение. Одно наслаждение слушать его в «Риголетто», в «Джиоконде», слышать его великолепное легато, эти отшлифованные мягкие звуки, не омрачаемые техническими недостатками. «Легато» и «отшлифованность» — вот два качества, которые сближают эти голоса.

Методы пения

Различные методы фонации

В ходе нашего изложения мы выделили три метода, согласно которым можно классифицировать разные категории певцов и оценивать их вокальную выносливость и художественное мастерство.

В основе каждого искусства лежат убежденность и техника. Первая возникает в результате размышлений и опыта, вторая — из способности синтезировать. Инстинкт, эта вокальная убежденность, обуславливается наличием физической энергии, которая с годами покидает певца, оставляя на его долю огорчения и разочарования. Техника помогает природе и предохраняет ее от преждевременного упадка. Но техника — это еще не искусство, поскольку искусство представляет собой союз природы и духа.

Всем известны примеры так называемых «природных голосов», полагавшихся на инстинктивный метод, голосов феноменальных, вызывавших при своем появлении рекламную возню и шумиху, но очень быстро исчезавших с горизонта.

«Технические голоса» проделали путь более долгий и более удачный, этого не станешь отрицать. Но техника создает приспособления, а не выковывает чувствующие души. Поэтому, в отличие от «технических» голосов, вокалистам от интуиции удалось выработать у себя, иногда почти из ничего, широкий диапазон, придать звучность и колорит глухим нотам, заполнить бреши, преодолеть трудности исполнения, создать совершенный инструмент, не изнашивающийся со временем и с возрастом.

В основе вокальной педагогики лежат поиски резонаторов, звукового эха. Поиски эти облегчаются синхронным совмещением во время выдоха дыхательной и надставной труб. За этой материальной синхронностью стоит мгновенно вспыхивающее интеллектуальное вдохновение, дающее чувствовать в словах и звуках присутствие идеи и определяющее звучание обертонов этого, если хотите, «эха души». Вдохновение бесполезно нащупывать через приемы и уловки, характерные для вокальных школ настоящего времени. Тот, кто побывает в бесчисленных более или менее нелегальных школах, растущих как грибы в каждом итальянском городе, услышит от несчастных учеников о самых различных технических методах: о «технике рыдания», «технике нюха», «технике купола» и даже о «технике рвоты». Господство гибельного эмпиризма разбивает надежды и пополняет ряды обманутых и околпаченных, которые возложат потом на общество вину за свои несчастья и несбывшиеся надежды.

Способы певческого дыхания и йога

В свете вышеизложенного можно полнее оценить значение метода Йоги.

Мы уже говорили о трех способах дыхания: ключичном, реберно-диафрагмальном и реберно-диафрагмально-брюшном.

Способ дыхания с точки зрения техники имеет не просто большое, но главное, жизненно важное значение. Те, у кого во время пения напрягаются шейные вены, кто багровеет, делая усилия при извлечении каждого звука, доказывает, что он не умеет дышать, не умеет дозировать дыхание и приводить в гармонию различные части организма, участвующие в процессе вокальной фонации. Иначе говоря, он не умеет совмещать в момент пения пневматический канал с надставной трубой; оставаясь разобщенными, эти органы не позволяют потоку воздуха и звуковым волнам, производимым вибрирующим телом, распространяться свободно и обогащаться резонансами. Между тем, владей такой певец маленьким язычком, опускание которого заставляет резонировать лицевую маску на переходном и верхнем регистрах, позволяя воздуху проходить в носовые отверстия и распространяться в направлении челюстных и лобных пазух — владей он им, он избежал бы излишних усилий и вызываемой ими гиперемии.

Ключичное дыхание — это гибель для певца, это мучения, сравниваемые с мучениями висельника. Реберно-диафрагмальное дыхание — это верное дыхание, особенно для женских голосов. Самое же сложное и самое совершенное — это дыхание, в котором принимают участие и грудная клетка, — и диафрагма, и живот. Но это также и наиболее трудное и рискованное дыхание, если вы не владеете вполне эквилибристикой дыхательного ритма.

На Востоке существует богатая и самобытная техника дыхания (включающая понятия отзвуков и резонирования) с соответствующими ей сложно разработанными духовными аналогиями. Называется она Йога и является частью философской системы Самкха, пантеистско-материалистической по своей основе. Ею предусмотрен процесс самовоспитания, основанный на познании трех аспектов жизни: физического, душевного и духовного, как раз они и вступают в действие при правильной певческой интонации. У йогов речь идет прежде всего о том, чтобы научиться подчинять тело контролю воли, осуществляя особую связь между дыханием и сознанием («Пранаяна»). Йога — означает союз, согласование всего и всех во всем. Мир — это «Майя», видимость, явление. Вселенная дышит, подчиняясь вечному ритму вдоха и выдоха. За этим физическим дыханием живет и трепещет духовное. Дыхание — это «пневма», перемещение воздуха, ветер. Но дыхание — это также душа и дух. А пение — это синтез космического ритма, самый высокий союз мира физического и духовного. Гигантскому ритмическому движению вдохов и выдохов соответствует конкретный жизненный ритм сердечных сокращений, столкновения и размножения существ во вселенной. Человек стоит в центре этой вселенной, объединяя в себе материю и сознание.