Сергей Павлович по письмам знал о наших находках. Знал он и о мече. Но долго не мог оторваться от этого меча, несущего в себе две загадки. Одна из них будет решена, когда поднимут меч и увидят, что изображено на золотой обкладке. Зато другая посложней: необычайная для того времени длина меча противоречит представлениям об истории этого оружия. Во всяком случае, меч подтверждал любимую гипотезу Толстова: рыцарский доспех впервые возник здесь, на среднеазиатских равнинах. Свидетельством тому был, например, пластинчатый панцирь, найденный на одном из соседних памятников.
Сергей Павлович снова оглядел погребение и произнес слово, которое часто приходило в голову и нам и не имело особого отношения к науке:
— Все-таки это сказка…
Тем временем в могиле стало сумрачно и прохладно. «Светлана, закат!» — шепнул рабочий.
Солнце только что зашло. Степь была освещена малиновым светом зари. И туда, на закат, летели удивительные красные птицы. Я видел их уже не раз и всегда на заходе. Откуда они взялись в этой серой степи? Куда они деваются днем? Лишь перед самым отъездом из экспедиции я установил, в чем тут дело. Бродя по степи, я заметил, как с земли поднялась обыкновенная серая птица, расправила крылья, повернула на закат и вдруг стала красной, как бы светящейся изнутри. Может, эти птицы потому и взлетают на закате, что хотят напоследок еще раз увидеть солнце?
Здесь, в плоской степи, где нечему отбрасывать быстро удлиняющиеся и сливающиеся тени, где ты сам выше всего, что видит твой глаз, закат — поистине космическое зрелище. Здесь ощущаешь, что тень, которая захватывает сначала землю, а лотом и небо, открывая затаившиеся в нем звезды, — это тень самой нашей планеты.
Скифы такие вещи воспринимали по-иному. Нам, например, кажется, что степное солнце движется медленно. А у скифов его символом был конь, самое быстрое из животных. Вероятно, они не раз сопоставляли скорость движения солнца по небу со скоростью едва заметного всадника, несущегося во весь опор на горизонте, по краю земли и неба. И вот, так сказать, на основании точных наблюдений и расчетов скифы пришли к выводу, что солнце быстрее са́мого лучшего скакуна.
5
Меч-кладенец мог поднять только богатырь. Меч, лежавший в кургане № 53, могли поднять лишь очень умелые и осторожные руки. И эти руки были женскими.
Нина Николаевна Вактурская привезла с собой множество нарядных коробок из-под сластей. Она их нарочно всю зиму собирала в Москве. Подозреваю, что она сама их покупала: коробки — для находок, сласти — для своего племянника, о котором она часто вспоминает. Мальчик он мирный и добрый. Но однажды племянник Нины Николаевны явился домой весь в синяках и царапинах. Это было на него не похоже. С кем он дрался?
— Понимаешь, тетя Нина. Иду я, а навстречу мальчик. Очень хороший мальчик. Вдруг он просит меня: «Давай подеремся!» Я не мог ему отказать.
Коробки предназначались для тех находок, которые могли быть сделаны в маршруте, куда Нина Николаевна собиралась вместе с Толстовым. Но их владелица не могла устоять перед нашими находками. А для меча шофер Коля Горин специально сколотил длинный ящик.
Сначала решили поднять меч вместе с землей, в которой он лежал, — монолитом. Тем же способом, каким Нина Николаевна поднимала росписи во дворце Топрак-кала. Для этого нужно было клеем пропитывать землю, пилить ее хирургической пилой, закреплять бока монолита сначала клеем, потом бинтом или гипсом, и, наконец, осторожно подсунуть под монолит железный лист.
Но лезвие меча было довольно прочным. Кроме того, снизу его поддерживало золото. Нина Николаевна и Светлана решили взять меч без земли. Они не спеша подкапывались под него ножами и скальпелями. Их пальцы уже ощущали выпуклость узора на золотой обкладке.
И тут кто-то вспомнил, что у студента Королева есть небольшое ромбическое зеркальце, в которое он иногда тайком рассматривает свою золотистую бородку. Зеркальце было очень кстати. Теперь его подсовывали под меч, чтобы увидеть узор. Но таково уж искусство скифов, что каждый видел в зеркальце свое. Один различал орнамент, примерно такой же, как на золотом колпачке; другому чудилось, что на обкладке изображены рыбы. Я разглядел в зеркальце птичьи головы, а под ними какие-то бородатые профили. Шлемы, оформленные в виде птичьих голов, были нам известны по хорезмийским монетам и статуям. Может быть, именно такие шлемы носили среднеазиатские скифы, подумал я.
Я сидел в своем раскопе, писал дневник, когда со стороны кургана № 53 раздался дружный вопль. «Неужели сломался меч?» — ахнул я и выскочил из кургана. Но все было в порядке. К экспедиционному «козлику» шла толпа. В центре ее двое тащили носилки, на них лежал длинный ящик, а в ящике что-то сверкало. Ящик поставили в машину.
— Ну, вот, теперь вы видите, что это такое! — кричал Лоховиц.
Но мы ничего не видели. Лоховиц закрыл дверь машины своей широкой спиной. Наконец мы встали в очередь и по одному заглядывали в ящик, где на ослепительно белой вате лежал меч. Железная цепочка, цилиндрическая рукоять, типичное скифское навершие в виде бабочки. Но только бабочка была золотой, и на этой золотой пластинке красовалась могучая голова горного барана с круто загнутыми рогами.
То, что нам показалось стилетом, было на самом деле железной скобой, частью портупеи. Золотой колпачок, который Светлана нашла первым, по всей вероятности, подвешивался как украшение к этой портупее.
Всю среднюю часть меча закрывала широкая, выпуклая золотая полоса. Ее украшали изображения двух почти одинаковых крупных сказочных зверей.
Странные существа со львиными телами, змееподобными хвостами, с когтистыми птичьими лапами, с лошадиными шеями, с тяжелыми мордами не то крокодилов, не то допотопных ящеров.
Это уже не просто звери, а причудливые конструкции, составленные из разнородных атрибутов силы и свирепости. «Сверхзвери», украшающие «сверхоружие».
Кажется, что чудовища не в силах поднять головы — так они тяжелы. Не в силах сомкнуть разверстые пасти — так длинны их острые частые зубы.
И в довершение всего от уткнувшегося в землю носа каждого из хищников неожиданно отходит тонкий игривый завиток, похожий на побег растения. А крепкие мышцы задних лап подчеркнуты геометрическим орнаментом. Остается добавить, что завиток обозначал могучий рог сказочного зверя, а орнамент на мышцах задних лап — крылья. Художник удивительным образом придал грозным порождениям воинственной фантазии некое изящество, превратив их в нарядный геральдический узор. Рисунок на золотой обкладке ножен, видимо, должен был не просто устрашать, но и радовать глаз, поражая друзей и врагов блеском и великолепием.