соображая, не почудилось ли мне. Зря я это сделала — все закружилось, и меня повело в сторону. И те двое, что меня держали, только ухудшали дело, мешая самой восстановить равновесие.
— Пустите, я сама могу стоять, — проворчала я.
— Мы в этом не уверены, — прозвучал над ухом голос Зака.
— Пустите ее, — велел Алек, настороженно глядя на меня.
Я пошатнулась, но все же выпрямилась. Снова встретилась взглядом с Феликсом.
— Квиты.
Он кивнул. Алек покачал головой.
— Зря я согласился быть старостой: учебный год начинается просто отлично. Утром одни драчуны позавтракать не дали, теперь с другими к целителю тащись…
— Не надо к целителю, — воскликнули мы с Феликсом хором.
— Надо, — рявкнул Алек. — У тебя ключица сломана, могла сейчас доломать!
Феликс переменился в лице.
— Правда? Я не…
— Нет, мать-перемать, шуткую я так! — взвился Алек. — Чего, думаешь, Этельмер ее ни на турник, ни отжиматься утром не пустил? Потому что ей сиськи мешали?
Вообще-то именно так Феликс и думал и скрывать эти мысли утром не стал. О чем сейчас, судя по выражению лица, пожалел.
Алек обернулся ко мне.
— А ты тоже хороша! Второй день — вторая драка. Не бойцовый котенок, а кошка бешеная! Честное слово, отберу у тебя свой подарок, да тебя же им по заду и отхожу, не посмотрю, что симпатичный!
— Попробуй только!
Он махнул рукой, видимо, решив не продолжать бессмысленный спор. В самом деле, виноватой я себя не чувствовала и в ответ на увещевания только снова разозлилась бы. Особенно если Алек начнет, как воспитательницы в приюте, причитать «ты же девочка!». Впрочем, это вряд ли.
Он огляделся.
— Кто успел поесть? Проводите этих двоих к целителям. Да следите, чтобы снова не сцепились.
— Не сцепимся, — сказал Феликс. Снова посмотрел на меня и добавил: — Приношу свои извинения. Если бы я знал про перелом с самого начала, не думал бы о тебе плохо.
— Проехали. — Я осеклась, вспомнив, что на вежливо сформулированные извинения нужно отвечать так же вежливо. — Извинения приняты.
— Я заплачу за испорченный мундир, — добавил он.
Я посмотрела вниз. Да уж, с первого раза такие пятна вряд ли отстираются. Хотя, если сперва присыпать вон хоть солью или песком, а еще лучше — содой, если она найдется в прачечной, может, и получится.
— Обойдусь, — проворчала я.
Что-то подсказывало мне, что брать деньги от парня — и неважно, что в качестве «компенсации», — не стоит.
Но что ж мне так везет второй день! Конечно, можно надеть тот китель, что предназначен «для упражнений», но если и с ним что-то случится, у меня останется только наряд, в котором я сюда пришла, и домашнее платье. Но на занятиях надо быть в штанах.
А еще вечером я буду светить перед Родериком битой мордой. Впрочем, он сам заканчивал боевой, вряд ли синяки потрясут его до глубины души. И все равно проще, наверное, отменить свидание, чем показываться ему на глаза в таком виде.
— А можно я не пойду к целителю? — попросила я и сама удивилась тому, как жалобно прозвучал мой голос. — Мне надо переодеться. И еще успеть вернуться поесть.
— Есть хочешь? — спросил Алек. — Не тошнит?
Я помотала головой. Звон потихоньку проходил, и головокружение тоже.
— Да ничего особенного не случилось, не в первый раз.
Алек не ответил, задумчиво на меня глядя.
— Мы же на боевом, а не на бытовом, — еще раз попыталась я его убедить. — Если с каждым синяком к целителю бегать, у них других дел не останется.
Алек покачал головой, огляделся и просиял, увидев рыженькую с целительского.
— О, Корделия! Будь добренькой, пока есть не начали, посмотри на этих двух красавцев.
Она смерила меня ледяным взглядом.
— Парня осмотрю, а эту — не буду!
Я оторопела. Контраст со вчерашним доброжелательным отношением был слишком велик. Что на нее нашло?
— Вот это номер, — ошарашенно протянул Алек. Потом выражение лица его изменилось, словно он что-то сообразил. — Ну ладно, не хочешь — не смотри.
Я вспомнила, как утром едва не столкнулась с рыженькой, вывалившись из кустов, куда затащил меня Родерик. Неужели в этом дело? Поняла, чем я занималась с утра пораньше? Я залилась краской, и вопросительный взгляд Алека только ухудшил дело. Староста едва заметно кивнул сам себе. Мне захотелось провалиться сквозь землю, хотя вроде бы стыдиться было нечего — если только никто здесь не умеет читать мысли, что вряд ли.
Рыженькая между тем положила ладонь на лоб Феликса, провела другой рукой вдоль груди, рук.
— Постой смирно.
Она сжала пальцами его переносье, словно хотела оторвать нос, Феликс дернулся, но вырываться всерьез не стал. Корделия отстранилась — и, хотя на лице Феликса остались багровые пятна там, где скоро разольются синяки, отеки исчезли, и нос принял правильную форму.
— До свадьбы заживет, — усмехнулась Корделия и, не слушая благодарностей, пошла к стойке с подносами.
За девушкой потянулись другие студенты, поняв, что развлечение закончилось. Народа в столовой стало куда больше, и я смутилась окончательно, поняв, что мой жалкий вид сейчас разглядывают все кому не лень.
— Ладно, пойдем, котенок, провожу к целителям. — Алек потянул меня за руку.
— Да не надо меня никуда провожать! — Я снова начала злиться. — Сама дойду. В общежитие. Переоденусь и вернусь поесть.
Он хотел было возразить, но вмешалась Дейзи:
— В самом деле, Алек, ты староста, а не нянька. Нори вполне может без тебя разобраться, что делать.
Алек махнул рукой и тоже направился к стойке. Дейзи жестом пригласила меня столу.
— Садись.
— Нет, я пойду, надо привести себя в порядок.
Хотя при мысли о том, что в таком виде — залитой супом, обляпанной овощами и в синяках — мне придется протащиться через весь парк, хотелось провалиться сквозь землю. Хорошо, что Родерик наверняка обедает в зале для богатеньких и не увидит этот кошмар. А что, если он попадется