Давайте разбираться. Тут должно быть что-то одно: или генерал Штейфон провел большую часть этого рокового утра и дня у жены Александра Павловича, или же, встретив генерала Кутепова на углу улицы Севр, по бульвару Инвалидов провел его до улицы Удино, где его и похитили. Одновременно это делать не под силу никому.
То, что Штейфон был в то утро в доме у Кутепова, подтверждал денщик генерала Федор, соответственно, заталкивать Александра Павловича в машину Борис Александрович не мог.
Работая над этой книгой, специально перечитал воспоминания свыше ста человек, лично знавших Штейфона или служивших с ним. И ни у кого, повторяю, ни у кого не встретил даже косвенных подтверждений этой невероятной версии. А ведь у генерала были недоброжелатели, и немало! Да что там говорить, если и сам Зернов в конце своей разоблачительной статьи признался: «Во всех сообщениях о похищении Кутепова имя Штейфона не упоминается». На этом можно и поставить точку, если бы не одно но. Спустя три года в Париже вышла книга «Генерал умрет в полночь» о похищениях Кутепова и Миллера. Автор — дочь генерала Деникина Мария Антоновна. Ее исследование до сих пор пользуется огромной популярностью не только во Франции, ной в современной России. В своей книге «ОГПУ против РОВС» я позволил себе раскритиковать Деникину-Грей за многочисленные ошибки. За что и был отдельно бит многочисленными оппонентами. Дескать, Деникина жила в то время, общалась с очевидцами событий, и ее выводам вполне можно доверять. И вот совсем недавно я получил письмо от председателя объединения лейб-гвардии Казачьего Е.В. полка Владимира Николаевича Грекова: «Неудачный труд Марины Грей-Деникиной очень сильно поддерживает обвинения против генерала Штейфона и страстно поносит генерала Шатилова». Но опять же без доказательств. Все на уровне «одна гражданка видела»...
Правоту моих доводов подтвердил и известный специалист по Белому движению, кандидат исторических наук Василий Жано-вич Цветков. В письме он отмечал: «Вероятность того, что генерал Штейфон был причастен к советской разведке равна, по всем имеющимся о нем сведениям, 0,0 %. Почему же возникла «легенда» ? 1. Пресловутые конспирологически-параноидальные теории, коих, увы, не чужда была часть эмиграции, особенно в 1940— 1970-е гг. Плоды их наши искатели «жидомасонского» следа обсуждают до сих пор. Раз Штейфон из семьи крещеных евреев — значит, как говорится, «все ясно». 2. Нескрываемые монархические симпатии Штейфона, неоднократно высказываемые, очень тесное сотрудничество с графом Келлером (на период пребывания графа в Харькове), сведения о причастности к тайной (она действительно была, это вряд ли «догадка» покойного Бортневского) монархической группе в Добровольческой армии (в нее входили помимо него Кутепов и Витковский), имевшей выходы на кисловодские центры правых (Союз РНО Безака, Нечволодова и Батюшина и др.). Деникин и Романовский знали о ней и особых симпатий не испытывали (к тому же контрразведка в своих донесениях не скупилась на преувеличения их влияния в армии). Для Штейфона Деникин — классический либерал со всеми достоинствами, но и с не меньшими недостатками. Отсюда, очевидно, негативное отношение дочери Деникина к Штейфону. Плюс к тому определенное германофильство, что в Добровольческой армии не «приветствовалось». 3. Штейфон, насколько известно его поведение и оценки, всегда был «одиночкой». Он никому не доверял на 100%, всегда продумывал несколько вариантов того или иного своего решения. Поэтому со стороны мог казаться «недостаточно искренним». «Водки не пил», «матом не ругался», поэтому и был «не свой». Очень хорошая подготовка в Генштабе, опыт разведки и контрразведки (еще по Кавказскому фронту в штабе Юденича) — «слишком умный». Прекрасное знакомство с организацией подполья (Харьковский центр под его руководством пережил и большевиков, и гетмана, и Петлюру). Но в Ледяном походе не участвовал — значит, тоже вроде как не принадлежит к «элите». Даже строевая должность командира Белозерского полка многими воспринималась как стремление к «самоутверждению». Но при всем при этом в своих воспоминаниях предельно корректен и сдержан. Никогда не выносит категорических вердиктов (даже в отношении, например, Май-Маевского, на котором только ленивый «не оттоптался» в качестве примера, «почему белые проиграли» [причем и левые, и правые]). Интригами не занимался, а предпочитал «держаться в стороне». Но при всем при этом категорическое неприятие большевизма, ни малейшего даже намека на «сменовеховство» и «возвращенство». Категорическая неприязнь, например, «успехов социализма в годы первых пятилеток». А, следуя классической теории «вербовки» (см., например, С.С. Турло, И. П. Залдат «Шпионаж»), агентов нужно искать среди сомневающихся и колеблющихся. После Болгарии от активной работы в РОВСе он отошел, жил в СХС, в Париж приезжал крайне редко, кутеповские надежды на «сотрудничество с Тухачевским» откровенно не поддерживал и неоднократно указывал Кутепову на его элементарную безграмотность в разведке и конспирации. При всем при этом его отношение к Кутепову — очень почтительное...»
***У Александра Павловича был единственный сын Павел. В архиве Московского патриархата Русской православной церкви хранится личное дело Павла Александровича, который долгое время работал в отделе внешних церковных сношений. Из него следует, что в 1943 году он был отчислен из учебного заведения за антифашистские настроения, вошел в связь с югославским партизанским движением. Это не совсем так. В то время Павел Кутепов уже не учился. Он был в рядах Русского корпуса на Балканах. Сохранилось безупречное свидетельство о поведение Кутепова-младшего, которое было опубликовано в журнале «Наши вести» в марте 1980 года: «Командир Корпуса объяснил мне, что мне поручается доставить румынским властям в Бухаресте лицо, подложной фамилией записавшееся в Русский Корпус и теперь, по политическим мотивам, затребованное через германских военных властей румынским правительством. Задача весьма ответственная, а в помощь мне, и в распоряжение вербовочного штаба в столице Румынии, командируется Павлик Кутепов.
Когда командиру Корпуса доложили, что машина подана, гене-рал Штейфон поднялся, подошел к Павлику, перекрестил и поцеловал его, а затем, попрощавшись со мной, просил меня беречь Павлика, на которого он перенес свою любовь к его отцу — своему начальнику и другу со времени еще галлиполийского сидения.
Эту поездку я никогда не забуду! Были моменты, когда я просто не знал, кого мне охранять больше — нашего политического подопечного или же... Кутепова. Павел в течение всего этого пути нес такую политически опасную ахинею, что мне приходилось неоднократно его останавливать. Но ничего не помогало.
Чего только не наслышался я тогда от Кутепова: что, мол, отец его вовсе не похищен красными, «как это утверждают белые зубры», а принял предложение советского правительства, самого Сталина и отправился в СССР командовать армией, причем под личиной советского маршала.
Должен здесь сказать, что тогда я не знал о том, что, как об этом писал «Часовой», в кадетском корпусе была «большевицкая ячейка», членом которой был и Кутепов. Потому-то для меня и была такой жуткой неожиданностью вся та пробольшевистская, просоветская галиматья, какую всю дорогу нес этот, произведший на меня впечатление полоумного мой однокашник-кадет...».
Бывший корпусник оказался почти прав. Павел Кутепов действительно добровольно перешел линию фронта и недолго служил переводчиком в советской армии. С Московской патриархией начал сотрудничать с октября 1960 года. Спустя семь лет был назначен главным редактором Бюро переводов и информации.
Награжден орденами Святого Равноапостольного князя Владимира II и III степеней, орденом Преподобного Сергия Радонежского III степени.
Скончался он 27 декабря 1983 года. Погребен на Бабушкин-ском кладбище Москвы. В эмигрантском журнале «Кадетская перекличка» потом появился некролог, в котором вице-фельдфебель 24-го выпуска Николаев, в частности, писал: «Слюбовью вспоминаю довоенные годы, когда многие из его одноклассников приходили по воскресениям в милый дом Кутеповых, где Лидия Давыдовна угощала нас наем с вкусным домашним печеньем. Павлик всегда был хорошим другом, скромным человеком. Он никогда не пользовался именем отца для корыстных целей. Спи спокойно народной земле, которая не всегда была тебе ласковой матерью».
ЧАСТЬ III
ОТВЕТНЫЙ УДАР. СОЗДАНИЕ «ВНУТРЕННЕЙ ЛИНИИ»
Никогда примирения плесень
Не заржавит призыва во мне,
Не забуду победных я песен,