Читать интересную книгу Ловля бабочек. Дорога осознания - Евгений Трубицн

— Но главная часть практики это не сам, так называемый «укол», а наблюдение за последствиями. Когда ты отмочишь что-нибудь дурацкое, твоя личность взбунтуется и будет требовать немедленно прекратить эти порочащие тебя, действия. Тебе захочется убежать, прикрыв при этом лицо, забиться в темную нору и не выходить из нее, пока люди не забудут о твоей глупой выходке. — с усмешкой проговорил Старик. — В этот момент ты должен стараться отчетливо наблюдать за своими внутренними процессами. Отделившись от личности, внимательно отслеживай возникающие мысли, эмоции и напряжения в теле. Не нужно стараться избежать неприятных ощущений. Просто наблюдай за всем и продолжай дурачиться. Держись столько, сколько сможешь. А когда захочешь прекратить, строго задай себе вопрос: кто требует, чтобы это закончилось, кто хочет перестать выглядеть глупо? Таким образом ты сможешь лицезреть свою трусливую личность во всей красе.

— Да уж, задача не из легких. — на выдохе проговорил я.

Старик, услышав мой комментарий, громко рассмеялся и не мог успокоиться несколько минут. Сегодня он пребывал в превеселом настроении.

— Мне нечто подобное говорит каждый, кто сталкивается с техникой «острого укола». Она кстати поэтому так и называется. — продолжил учитель, вытерев выступившие от смеха, слезы. — Ведь что произойдет с человеком, если его внезапно уколоть? — проговорил учитель с вопросительной интонацией.

— Ему будет неприятно и больно. — сказал я, ощутив что Старик ждет от меня ответа.

— Это еще не все. Если человека уколоть, то на мгновение он выпадет из своего повседневного, полусонного состояния. Его настигнет удивление и шок. И таким образом он хоть и не надолго, но сможет очнуться от своего привычного бодрствования. — последнее слово Старик проговорил с легко заметной издевкой. — Для нас эта техника бесценна, потому что помогает приструнить личность и использовать ее энергию в полезных целях. Чем сильнее будет укол, тем быстрее прогресс. Тем свободнее ты будешь от многочисленных социальных условностей и от необходимости поддерживать какой-то образ перед окружающими. Но нужно учитывать и свои силы. Были ученики, которые не рассчитав своих возможностей, делали что-то такое, с чем не могли затем справиться и  краснели всю оставшуюся жизнь. А это, как понимаешь, сделает только хуже. Здесь нужен правильный баланс, золотая середина. Чтобы не слишком просто, но и не прохаживаться голым по проезжей части. — закончил Старик и в который раз залился смехом.

* * *

Я выбрал для тренировки весьма оживленный двор в районе, в котором некогда не бывал, и честно говоря, не собирался появляться и в будущем. Подойдя к одному из ближайших подъездов, я встал между двумя лавочками, которые облюбовали пять приличного вида, бабушек. Когда я встал между ними, они замолчали и стали обмениваться вопрошающими взглядами. Примерно через минуту молчание нарушилось слегка раздраженным голосом одной из старушек:

— Ну и чо встал? Нам из-за тебя не видно друг друга.

Постояв еще с минуту, я принялся пританцовывать. Я особо не старался и делал простые движения корпусом в такт воображаемой музыки, будто пьяный школьник на дискотеке. Я все время молчал и не смотрел старушкам в глаза. Внешне я должно быть выглядел странно, изображая с помощью широкой ухмылки и закатившихся глаз, наслаждение от своих действий. Внутри у меня все кипело. В момент, когда я только принялся танцевать меня пронзил резкий укол стыда, по-другому и не назовешь, который с жаром пронесся по позвоночнику и залил краской мои щеки. Мысли, одна громче другой, вопили о том, зачем я это делаю. Они предлагали прекратить унижаться и просто наврать Старику. Другие мысли советовали держаться, так как эта практика сделает меня сильнее. Также в голове звучало: «Не вежливо издеваться над старушками.» А затем внутренний голос стал твердить о том, что эти глупые и злые бабки могут вызвать милицию. Эмоции тоже не отставали и атаковали меня непрерывно.  Страх, острые приступы стеснительности, чувство вины, бравада и внутренняя веселость сменяли друг друга, изменяя и мысли. Я держался.

— Он наверное кого-то ждет. — выдвинула версию одна из бабушек.

— Ну а чо сказать нельзя. — с обидой проговорила другая. — молодежь наглеет с каждым днем.

— Может он в наушниках. — предположила третья.

— Да нет у него ничо. — отпарировала первая.

Другие старушки хранили молчание и лишь изредка издавали протяжные вздохи, полные осуждения. Я не сдержался и начал трястись, подрагивая от смеха. Это еще больше задело престарелых дам и они принялись сетовать на этакого наглеца. Я продолжал стоять.

Спустя минуты три одна из старушек набравшись смелости, поднялась, покряхтывая, со скамейки и начала с остервенением толкать меня в бок. Такой реакции я никак не ожидал. Смех распирал меня с невозможной силой и я расхохотался, продолжая стоять. Я намеренно немного понизил центр тяжести, чтобы бабушка не смогла меня сдвинуть. Моя личность то волновалась, то радовалась, что я дошел до такого и в принципе уже не чувствую особого страха или стыда. Было мгновение когда я будто преодолел какую-то стену в своем уме. После этого я почти полностью расслабился и почувствовал, что практика сильно повлияла на меня. Я ясно ощущал новую силу, бурлящую внутри.

После отчаянных и не увенчавшихся успехом, попыток меня сдвинуть, бабушка бросила свое занятие и села на лавку. На удивление, другие старушки ее не поддержали и все время твердили ей прекратить и оставить меня в покое. Я постоял, приплясывая еще некоторое время, почувствовал, что личность уже адаптировалась к этой нелепой ситуации, извинился перед бабушками, объяснив им, что поспорил с одним своим другом, который якобы наблюдает из соседнего окна за моими проделками, и попрощавшись, поехал домой.

Глава 17. Тишина.

Однажды я встретил Старика рядом с его офисом. Он сидел в своем черном, как всегда чисто вымытом мерседесе и окликнул меня через опущенное стекло. Через минуту мы уже направлялись к хижине Амира.

Старик предупредил, что сегодня меня ждет якобы самая важная практика из всех, которые только могут существовать — практика совместного молчания. Он сказал, что как только войду в дом, я не должен проронить ни звука. Медленно приоткрыв дверь, она была не заперта, Старик жестом предложил мне войти. Сам он, видимо, сразу же уехал, так как я услышал шум отъезжающей машины.

Посреди пустой комнаты стояли две табуретки. На одной из них восседал Амир, другая, видимо, предназначалась мне. Сегодня он был одет в белую, выглаженную рубашку и просторные черные штаны. Его длинная седая борода создавала типичный образ какого-то мудреца и из-за этого мне почему-то стало смешно. Амир указал рукой на табуретку и я медленно присел. Не прошло и минуты как я ясно почувствовал царившую в доме, плотную тишину. Но тишина эта не была гнетущей или тяжелой, наоборот — она создавала сказочное ощущение присутствия чего-то необъяснимого и невыразимого. Присутствия самой жизни, быстро пульсирующей и наполняющей все вокруг. Как только я сел, Амир развернулся ко мне боком и стал видеть меня только периферией глаза. Он изобразил знак «стоп», имею ввиду, что я должен остаться на месте. Опустив руку спокойно и плавно, будто выполняя упражнение тай-цзи, Амир застыл словно каменная статуя.

Я сидел, не зная, что именно нужно делать. Конечно, я догадался, что скорее всего следует тщательно наблюдать за мыслями, чтобы в итоге услышать внутреннюю тишину. Но стоит ли делать что-то еще, я не знал. Внезапно меня настигло осознание, что я забыл о себе. Наверное сыграла роль непривычная обстановка. Заметив эти мысли, я смог от них отделиться. Точнее не было того, кто отделился. Не было никакого «я» описывающего разделение. Мысль перестала быть моей и стала просто мыслью. Теперь любые события: мысли, эмоции, ощущения воспринимались будто подвешенными в пространстве. Раньше была лишь мысль, она полностью владела вниманием. Мысль была наполнена идеей «я». Моя мысль, моя эмоция, я думаю, я чувствую, я ощущаю — это и есть отождествление. Теперь же все стало иначе. На фоне возникает мысль и в результате контраста с этим пространством, она звучит гораздо громче. Любая эмоция или ощущение становятся намного сильнее, когда отождествление исчезает.

Человеку, который по-настоящему занимается медитацией в том или ином виде, приходится сталкиваться со своим «естественным образом». Но к сожалению большая часть не замечает его и пропускает самое тонкое и неуловимое отождествление, которое и скрывает правильный путь. Сейчас я сижу, смотрю на Амира. Я ощущая себя кем-то с определенным характером, я спокоен. Я тот, кто я есть. Это и есть ощущение «естественного образа». Но этот образ всего лишь доминирующая часть личности, которую человек привык считать собой. Если я злюсь или испытываю какие-то отрицательные эмоции, все намного проще. Я могу отделиться от них, я этого хочу, потому что мне неприятно их испытывать. Я могу сказать, что на меня нашло нечто непривычное, несвойственное мне. Но кому неприятно? Кто хочет избавиться от тех или иных переживаний? Кто оценивает, кто решает? Это и есть «естественный образ». Когда спокоен, когда ты осознаешь себя и свои действия, даже в этот момент есть некое «я», с которым ты отождествляешься. Я, например, чего-то захотел. И мне действительно этого хочется, я знаю, что это мое желание. В этом и заключается самая незаметная и опасная ошибка. Ошибка, которая не позволяет приблизиться к истинной тишине и воссоединиться в вибрирующем экстазе мира.