Читать интересную книгу Белая церковь - Ион Друцэ

- Я понимаю ваше возмущение, - сказал после долгого раздумья рыжий монах. - Я, может, и сам в какой-то мере его разделяю, но, братья мои! Разве эти дела так делаются?

- А как? Научите. Помогите, и мы для вас все, что захотите, сделаем.

- Новую келью в этой скале выдолбим! - заявил младший. - А хотите, целый монастырь построим! Нас тут много, вы не думайте!

- А что вы хотите с тем жеребцом сделать, после того как угоним?

Лицо старшего посветлело - кажется, дело идет на лад.

- Что хотите, то и сделаем. Хотите - вам подарим.

- Вот что, - сказал наконец послушник, - я пойду с вами на это дело, но только при одном условии: угоним жеребца, переправим через Днестр и выпустим на волю.

Старший из братьев посмотрел на него осоловело, точно кто-то обухом ударил его по голове.

- Как выпустим?

- Что значит - выпустим?

- Да для чего его выпускать-то?!

- Нет, - с явным огорчением сказал старший, - мы на это идти не можем. Скажут про нас, что мы губошлепы. Нас и так вон у Марицы засмеяли.

- Ну, - более примирительно сказал послушник, - в таком случае давайте вернем его солдатам, бравшим Измаил. В сущности, это их лошадь.

Старшему из братьев эта мысль показалась более или менее приемлемой, хотя, с другой стороны...

- Где они теперь, те суворовские войска!

- Ну, необязательно, чтобы суворовским - любым войскам, подчиненным русской императрице. Разве тут поблизости нету москалей?

- Да стоит тут одна рота под Могилевом, - сказал не без иронии старший. - Обтесывают бревна, готовят переправу на случай мира.

- Вот давайте им и подарим жеребца.

- Что, просто так взять и отдать? Такого коня?!

- Ну, если вам не хочется просто так отдать, садитесь с ними в карты играть. Я слышал, обыграть их невозможно.

- Да что это будет за игра! Курам на смех. Ну мы поставим на жеребца, а они на что поставят? Это же бедные строители, у них, кроме топоров и щепок, ничего за душой.

- Сваи еще есть, - съехидничал младший. - Сиротки-коротышки.

- Что значит - сиротки-коротышки?

- Видите ли, отец, - рассудительно заговорил старший, чтобы как-то смягчить легкомысленное впечатление, оставшееся от ехидства младшего брата, - они хоть и строители, но строить небольшие мастаки. Всю зиму валили дуб, готовили опоры под будущий мост, а весной Днестр возьми да подыми свои воды аршина на два, так что те опоры оказались негодными. И опять валят лес, готовят сваи подлиннее.

- А коротышки куда подевались? - спросил послушник.

- Да лежат там навалом. По бедности своей они, говорят, хотели их загнать, искали покупателей, да не нашли.

- А согласились бы они, - спросил послушник, - взамен жеребца отдать их нам?

- Да они бы нас расцеловали за такой торг, только зачем нам они?

- Перевезем и построим церковь для Околины.

- Гм! Да ведь на один перевоз этого леса нужна тысяча пар лошадей! А народу сколько нужно!

- Зачем нам лошади, зачем нам люди! Сплавим лес по воде, и дело с концом. Мы ведь живем ниже по течению.

- Ты разве умеешь править плотами?

- Умею.

Братья Крунту, сидя у потухающего костра, многозначительно переглянулись. Скажи на милость, и плотами умеет править. Переговоры вступали в деликатную фазу.

- Строить церковь будет кто?

- Мы вот вчетвером и построим.

- Ты что же, и плотничать умеешь?

- Что тут мудреного! Я родом из Трансильвании, а там у нас говорят, что топором так же просто орудовать, как и ложкой.

Старший рассмеялся.

- Нет, - сказал он, - мы степные. Мы одной ложкой.

- А интересно бы попробовать, - размечтался младший.

Средний из братьев, наиболее коварный, спросил:

- Слушай, отец, а ты не будешь требовать, чтобы мы потом в той церкви еще и молились?

- Разве вы не молитесь?

- Мы, конечно, молимся, но изредка. Когда охота или когда совсем уж прижмет. А чтобы так, день за днем, да еще по праздникам бегать на службу это мы не любим. Не мужское это дело. К тому же за эту войну в каких только храмах мы, не побывали, но что-то не похоже, чтобы хотя бы в одном из них пребывал господь.

- Кто вам сказал, что в храме пребывает господь?

- Для чего же тогда храмы строят?

- Для людей.

- А бог в таком случае где?

- Он внутри человека. Внутри тебя. И внутри его. И внутри меня. Человек сам по себе есть храм, сотворенный богом, и это единственный храм, в котором пребывает господь.

- Зачем же тогда церкви строить?

- Видите ли, - сказал, послушник, - жизнь трудна, суетлива, и в мелких заботах человек часто теряет бога в себе. Противостоять в одиночку всему трудно. Петому и создана церковь. Как вы сами понимаете, церковь - это не здание, не колокольня и не крест над ней. Церковь - это прежде всего братство людей, собравшихся вместе, чтобы помочь друг другу. Ну а когда это братство существует, тогда и храм приходится строить, ибо должны же эти люди где-то встречаться на совместных молитвах.

Такой поворот показался братьям Крунту забавным. Поднявшись по знаку старшего, они отошли в сторону шагов на двадцать и там долго меж собой совещались. Доводы послушника их почти убедили, но у них за спиной оставалась профессия, которая со временем могла прийти в противоречие с религией, а без того, чтобы изредка не угнать какую-нибудь клячу и не выпить стакан вина у Марицы, без этого они себя не мыслили.

- Вот что, - сказал старший из братьев, когда совещание кончилось, уговор такой: за угон жеребца мы помогаем тебе строить церковь. Но как только стены подвели под крышу, каюк. Пути-дорожки разошлись.

- Давайте так, - предложил послушник, - угоняем жеребца и начинаем строить. Если после окончания работ вы не почувствуете себя связанными с храмом и вам самим не захочется хотя бы изредка в нем помолиться, ну тогда...

Сделка состоялась. Оставалось только угнать жеребца. Старший, уступая монаху первенство, спросил:

- Сколько нужно собрать народу?

- Да никого не нужно - вот вчетвером и пойдем...

- А вооружение какое брать?

- Да и вооружения не надо. Пустой мешок, веревка и лопата. Веревка вот у меня есть, пустой мешок там в келье, я на нем сплю, ну а лопатку по дороге у кого-нибудь займем.

- Отец, - спросил старший из братьев, не в силах скрыть своего разочарования, - ты когда-нибудь в жизни украл хотя бы одну клячу?

- Нет. Но я выводил коней из осажденной крепости под носом у австрийских солдат, и можете не сомневаться, знаю, как это делается. Вот погодите минутку, я сбегаю наверх, возьму мешок, помолюсь, и двинем потихоньку...

Братья Крунту навострили уши. Появлялась возможность увидеть, как монахи забираются в ту Драконову пасть. Поначалу, правда, все это выглядело пустым делом. Послушник взял веревку и тут же скрылся за кустами орешника, рассыпанными по склонам каменных громад. Изредка его рыжая голова мелькала в зарослях то тут, то там. Вот она выше, еще выше, вот показалась на драконовой макушке...

- Мамочка ты моя родная...

Привязав веревку к корням старой сливы, он бросил ее в пропасть. После чего, присев на корточки и вытянув шею, поглядел, хорошо ли она повисла. Висела она не особенно удобно, но, перекрестившись, он начал спуск. Снизу человечек, спускавшийся по веревке, которая едва доходила до середины скалы, вызывал чувство ужаса. К тому же веревку ветром относило куда-то в сторону. Монах, стараясь ее выровнять, раскачивал сам себя, а при качании металась слива наверху и казалось вот-вот...

- Да я бы ни за какое золото... - в ужасе прошептал старший.

- И я бы. Ни за что! - сознался средний.

Вдруг качавшийся на веревке монах исчез. Казалось, сорвался, рухнул в пропасть, но нет, вот один конец веревки ушел туда, в Драконову пасть. И опять дрожит и вьется веревка, и снова снялась с тех старых слив, повисла книзу.

- Ну, глазам своим не поверишь!

О, знали бы они там, внизу, каких ему это стоило сил!

Он был весь в поту, дрожал от пережитого ужаса, и только в глазах начинала медленно светиться радость от чуда спасенной жизни. Опустившись на колени, поставив перед собой подаренную псалтирь, служившую ему иконой, он вознес руки к небу и сказал:

- Господи! Велико уродство, в котором пребывает созданный тобою мир. В этой темени моя душа не может найти путь к свету твоему, и, если нету других путей возвращения к тебе, иначе как через те же тяжкие прегрешения, благослови нас хотя бы на этом неверном пути.

Угнали они жеребца той же ночью. Угнали довольно простым, но не лишенным остроумия способом. Младшему из братьев была поручена самая легкая роль. С мешком полуобглоданных костей он караулил стены глиняной крепости и, как только шавки во дворе поднимали тревогу, перекидывал через забор кость, после чего на какое-то время наступало затишье.

Остальные два брата вместе с монахом трудились в поте лица. Под конюшней, выходившей одной стеной в поле, сделали подкоп. Разобрав каменный фундамент и подкопав под ним еще аршина на два, они в полночь вошли к лошадям. Обнаружив белого красавца, они легко повалили его, перевязали веревками, точно младенца запеленали, и в таком виде протащили через сделанный под стеной подкоп. Бедное животное! Вырвавшись из своего долгого заточения, встав на ноги, конь повел точеной ноздрей по ветру, вздохнул глубоко, и такое победное, раскатистое ржание огласило ночь, что пришли в ужас все три конокрада и сам их рыжий предводитель.