Читать интересную книгу Последний самурай - Андрей Воронин

— Интересно, чем ты их берешь? — спросил генерал.

— Начитанностью, — буркнул Забродов, падая обратно в кресло.

Генерал взял со стола метательный нож, задумчиво поковырял его кончиком под ногтем большого пальца, укололся, коротко выругался, положил нож на место и принялся сосать палец.

— Как насчет моей просьбы? — поинтересовался Иларион.

— Насчет медали, что ли? — спросил генерал, озабоченно разглядывая палец.

— Насчет медали все ясно, — усмехнулся Забродов. — Бойцам невидимого фронта — невидимые правительственные награды… Посмертно. Я насчет чемодана, аэропорта и всего прочего.

— Чемодан тебе скоро привезут, — проворчал генерал. — Если не взорвутся к чертовой матери, конечно. Времени-то маловато, а ради тебя они в лепешку расшибутся. Если бы ты вечером позвонил, было бы другое дело. Но ведь ты же был занят!

— Нечего вам на меня ворчать, — сказал Иларион. — Во-первых, была уже ночь, а никакой не вечер. Нормальные люди в это время уже спят, и вы в том числе. Я вам выспаться дал! Вы бы полночи нервничали, людей собирали, а потом они бы все равно взорвались — не впопыхах, так спросонья… Какая разница?

Генерал ответил в рифму — образно, но совершенно неприлично. Забродов вздохнул.

— Хотите еще кофе?

— Не хочу я твоего кофе, — ворчливо ответил Федотов. — У меня от него мотор стучит. Насчет аэропорта не волнуйся. Пройдешь мимо контроля, я уже договорился. Ну за дополнительный вес, конечно, придется раскошелиться.

— Тридцать кило! — возмутился Забродов.

— Это была твоя идея, — напомнил генерал. — Не понимаю, на кой черт тебе это надо.

— Долг платежом красен, — сказал Забродов. — Каждому воздается по делам его, понимаете? Пускай прочувствует на собственной шкуре, каково это — быть жертвой террористического акта.

Говоря это, он улыбался, но глаза оставались непривычно жесткими, как будто он сидел не за столом в собственной квартире, а в засаде. Федотов подумал, что давно не видел Илариона Забродова таким, и мысленно посочувствовал незнакомому японцу.

— Ты давай, — сказал он, — собирайся потихоньку. Я, с твоего позволения, пока посижу здесь. Все равно работать не смогу, пока ты не улетишь. Не обращай на меня внимания, ладно? Собирайся.

— Да я уже давно собрался, — ответил Иларион, но все-таки встал. Книжку вам дать? Скучно ведь, наверное.

— Хотел бы я немного поскучать, — вздохнул Федотов. — Да разве ж вы дадите?

— А вы подайте рапорт и ступайте себе на пенсию, — тоном профессионального провокатора сказал Иларион. — Мещеряков давно по генеральским погонам тоскует. Будете рыбку удить, помидоры выращивать, скучать перед телевизором… А когда вашему преемнику от вас что-нибудь потребуется, он вам машину изуродует, сумасшедшую бабу подсунет, хулиганов каких-нибудь на вас натравит, потому что прямо попросить о помощи ему будет неудобно. Неловко, знаете, пенсионера по пустякам беспокоить…

Генерал крякнул.

— Ну извини, — сказал он. — И вообще, это была идея твоего закадычного приятеля. Забродов посмотрел на часы.

— Время еще есть, — задумчиво проговорил он. — Может, наведаться в госпиталь? Перекрыть ему, гаду, кислород, или что там у него… А то, не ровен час, оклемается и еще что-нибудь учудит. Нет, серьезно, от него одни неприятности. Если бы не он, я бы нипочем об этот чертов чемодан не споткнулся. Поедемте вдвоем, а? Вы на стреме постоите, а я его подушкой придушу. Или наоборот.

— Давай свою книжку, — вздохнул генерал и вынул из внутреннего кармана футляр с очками. — От твоего юмора и в самом деле удавиться хочется.

Иларион озадаченно почесал в затылке, прикидывая, какое чтиво предложить генералу, а потом взял с дивана томик японских поэтов.

— Вот, — сказал он, — полюбопытствуйте. Ознакомьтесь с психологическим портретом противника.

Федотов подозрительно оглядел обложку и перелистал несколько страниц.

— Так это же стихи, — сказал он. Иларион пожал плечами.

— Конечно. Причем в довольно приличном переводе. Я вам уже говорил, что одиннадцатое сентября задумал поэт.

— Ты все-таки считаешь, что наш японец имеет отношение к одиннадцатому сентября?

— А вы, товарищ генерал, разве так не считаете? Даже после этой истории с чемоданом? Вы только представьте себе, что могла натворить эта штука, если бы она взорвалась в вестибюле гостиницы „Россия“!

Федотов не спеша водрузил на нос очки и закрылся книгой. Воцарилось молчание, нарушаемое только шелестом переворачиваемых страниц. Воспользовавшись паузой, Иларион навел в комнате порядок, то есть отнес на кухню поднос с кофейной посудой и убрал на место все еще спрятанное под прошлогодней газетой постельное белье.

Потом привезли чемодан. В квартиру его внес Матвей Брузгин, и Забродов понял, что это не случайно: генерал Федотов принял меры к тому, чтобы сузить круг людей, посвященных в эту историю. Наблюдая за тем, как Брузгин протискивается в прихожую, Иларион в который уже раз подумал, как, наверное, хорошо быть простым обывателем. Ходи себе на работу, смотри по выходным футбол, пей пиво и ни о чем не думай. Если ты не полный идиот, все у тебя будет хорошо и гладко, и тебе даже в голову не придет, что вот только что, сию минуту, в каком-нибудь неприметном, забрызганном грязью автомобильчике мимо тебя провезли ядерный заряд, способный стереть с лица земли пол-Москвы. И если даже отголосок чего-нибудь подобного ненароком просочится в газеты, ты только пожмешь плечами и, раздраженно отшвырнув скомканный лист, проворчишь: „Брехня. Надоело…“

Квадратный и приземистый Матвей Брузгин управлялся с чемоданом легко и небрежно, словно тот весил не тридцать килограммов, а три. Иларион даже заподозрил подмену и поспешил с ненужной предупредительностью принять у Матвея чемодан. Подмены не было: проклятая штуковина весила столько же, сколько и вчера, и даже еще больше, потому что спецы из управления упрятали ее в другой чемодан, с виду неотличимый от обычного дорожного кейса.

— Ручка-то выдержит? — подозрительно спросил Забродов, оглядывая пластиковый корпус со всех сторон.

— Не боись, выдержит, — успокоил его Брузгин. — Если не станешь этой хреновиной кого попало по башке молотить, непременно выдержит. А сдуру, сам знаешь, что можно сломать… А, товарищ генерал, и вы здесь! Здравия желаю.

— Здравствуй, Матвей, — сказал генерал, опуская книгу и неторопливо снимая очки, которыми пользовался только для чтения. В эту минуту он больше всего напоминал не генерала, а пожилого учителя — ну максимум, директора школы. — Проходи, показывай, что вы там наковыряли.

— Значит, так, — сказал Брузгин, отбирая у Илариона чемодан и без церемоний водружая его на стол прямо поверх разбросанных книг.

Забродов поморщился, но промолчал: на перевоспитание Матвея Брузгина у него уже не было времени, потому что самолет вылетал через три с небольшим часа.

Брузгин щелкнул замками и жестом дистрибьютора, намеревающегося втереть лохам партию просроченной косметики, откинул пластиковую крышку. Под ней, как и предполагал Забродов, оказался слой каких-то тряпок, имитирующий обычный багаж путешественника, а под тряпками — знакомый до отвращения чемодан.

— Игрушка, как видите, на месте, — сказал Брузгин. — Мы с ребятами в ней порылись, посмотрели, что к чему. Игрушка наша, отечественная, но какой-то умник ее усовершенствовал. Управлялась она дистанционно насколько мы поняли, с помощью одного из тех веселых телефонов, которые мы с Мещеряковым обнаружили в Чечне.

Иларион озадаченно поскреб щеку. Он ожидал чего-то в этом роде, но получить подтверждение своим догадкам все-таки было как-то… в общем, неприятно. Он живо представил себе, как Мельник, сунув на лапу швейцару, втаскивает в вестибюль гостиницы „Россия“ картонную коробку, вдоль и поперек переклеенную скотчем, и садится с этой коробкой где-нибудь в уголке. Он сидит и ждет человека, который должен забрать у него груз, подсчитывает в уме выручку от этого пустячного дела, нервно покуривает и, возможно, даже пьет кофе. Потом внутри коробки вдруг раздается приглушенная трель телефонного звонка, Мельник удивленно поворачивает голову на звук если, конечно, успевает — и мгновенно, совершенно безболезненно испаряется, разнесенный чудовищным взрывом.

В голове у Федотова, очевидно, бродили схожие мысли. Он, вероятно, представлял, как все это выглядело бы со стороны и какие могло вызвать последствия, как в масштабе страны, так и на мировом уровне. Ему представлялись руины Кремля и, в самом лучшем случае, оживленный обмен встревоженными телефонными звонками между президентами ядерных держав. В худшем случае право принятия решений могло бы попасть в руки какого-нибудь нервного генерала, который, быть может, еще с Суворовского училища ждал случая ответить ударом на удар и показать американскому империализму кузькину мать. По-настоящему представить себе все это было очень нелегко, но трое находившихся в комнате людей отлично знали, что последние полвека мир все время находился в одном шаге от описанного выше развития событий.