Включить маршевые двигатели? Шаргион дал ему понять, что в этом случае его может выбросить неизвестно куда — влияние масс находящихся рядом объектов было слишком велико. Нельзя определить направление прыжка. Он мог оказаться и внутри какой-нибудь звезды…
— Это был мой клон, деревенщина! — презрительно усмехнулся Боран, пока все, о чем думал Слава, проносилось в голове, как скоростной экспресс. — Я им управлял и видел все его глазами. Конечно, задумано неплохо, но ты не учел моего ума — так что не теряй времени, садись во флаер и вперед — на «Храсс»!
Слава выключил коммуникатор и сосредоточился на пространственной картинке, транслируемой Шаригоном. Он вытянул руки и положил их в углубления, сделанные Предтечами для того, чтобы сидящий в кресле полнее сливался со своим кораблем. Теперь Слава будто стал Шаргионом, ощущал его полностью, до последнего страдающего от боли в оторванной лапе грана.
Вокруг, как шахматные фигурки на поле, выстраивались корабли — четыре громадных шара линкоров, тяжелые крейсеры, уступающие им по мощи, — их было десять штук, а еще множество легких и средних звездолетов, перекрывающих пространство для отступления.
Сильмара пояснила раньше, что Председатель Совета считается чем-то вроде главнокомандующего и в экстренных случаях может задействовать армию Алусии. Вот только странно — неужели Боран счел проблему с живым кораблем такой важной и животрепещущей, что решился пойти на подобный шаг? Ведь задействование сил, способных уничтожить несколько вражеских экскадр, не останется незамеченным!
«Представляю, каков сейчас мандраж у наших на „Соргаме“ и „Урале“! Такого месива тут, у планеты, видать, давно не было. Хорошо, что я успел сделать так, что все деньги пойдут на карту Наташи, мою они точно заблокируют… если я останусь жив. Итак, бежать, не грохнув Борана, нельзя. Значит… Значит, надо драться и убить Борана! Выбор-то невелик… по крайней мере, теперь я знаю, где эта скотина сидит — он в „Храссе“. — Слава усмехнулся и сверился с часами — до конца отпущенного ему времени осталось пять минут. „Итак, если я даже и погибну, Боран будет убит. А значит, девчонки сделают то, что нужно для дела. Земля окажется прикрыта. Леру зря оставил на корабле…“» У Славы заныло сердце — если погибнет он, значит, погибнет и Лера. И поделать нельзя было ничего…
Он еще раз определился в пространстве — «Храсс» висел за густой цепью мин. Три остальных линкора тихонько двигались с разных сторон, как будто загоняя живой корабль на минное поле. А может, и действительно загоняли…
«Бить корабли Алусии мне нельзя! — рассуждал Слава. — А может, как раз на то и расчет? После того как я уничтожу сколько-нибудь кораблей Федерации, обратного пути не будет — стану врагом на всю жизнь. Одно дело убить частное лицо, пусть даже и такое высокопоставленное, а другое — открыть боевые действия против государственного флота. Первое можно списать на личные неприязненные отношения, на дела бизнеса, но вот второе… Итак, цель — „Храсс“. Не стоит обращать внимания на выстрелы с государственных кораблей».
Слава тихонько двинул корабль вперед, подводя к границе минного поля.
Шары диаметром с хороший флаер висели в космосе как елочные игрушки, блестя в лучах звезды серебряными боками. Из корабля они не казались опасными, однако каждый из них был мощнее, чем несколько ядерных бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, — это Слава знал точно. Орудийные порты Шаргиона скрывали толстые мембраны, так что снаружи не было видно и следа от тоннелей, в которых ждали своего момента три чудовищных мегабластера последнего поколения.
Слава уже определил для себя тактику боя и выполнял намеченное. Пока все шло, как задумано.
Подведя Шаргион к краю минного поля, Вячеслав словно задумался, что ему делать, — и вдруг резко стартанул в сторону «Храсса». Первые мины, которых коснулся корабль, взорвались с ярчайшей белой вспышкой, высвободив чудовищную энергию, частично поглощенную, а частично отраженную покрытием корабля. Тут же открыли огонь те линкоры и крейсеры, которые стояли настороже у него за кормой, и в Шаргион плеснула целая река белого огня.
Мгновенно температура корабля превысила критические значения, отчего в некоторых местах его обшивки начался процесс разрушения. Если сравнивать с человеком — кожа стала слегка облезать, как у человека, обожженного солнцем на пляже. Это было еще не опасно, если бы только вовремя уйти из-под тяжелейшего удара бластеров! Но корабли цепко держали своего живого собрата в перекрестии прицелов, и Слава понял, что еще несколько минут такого обстрела, и Шаргиону придет конец. Это можно было сравнить с перееданием, как если бы кто-то заталкивал в глотку и утрамбовывал рукой кучи сытнейших бифштексов. «Желудок» когда-нибудь все равно не выдержал бы и лопнул.
Шаргион сделал несколько «плевков», но это не помогло — нагрузка от взрывов мин и ударов бластеров оказалась слишком велика.
Когда корабль выбрался из минного поля, проутюжив его своим перламутровым телом, вид его был плачевным — обшивка почернела и висела лохмотьями, от перламутра не осталось и следа, местами зияли глубокие раны, открывающие багровую плоть корабля.
Корабль испытывал сильнейшую боль, такую, что ее с трудом переносил даже Слава. Но землянин упорно двигал звездолет в сторону «Храсса», так и не открыв мембраны орудийных портов. В тот момент, когда взорвалась последняя мина с антиматерией, невольно освободив дорогу пушкам «Храсса», тот ударил по Шаргиону сразу из трех орудий, добавив повреждений подбитому кораблю.
Накопители Шаргиона не справлялись с таким потоком энергии, не успевали сбросить лишнее в космос — кроме четырех линкоров в битве участвовали еще и тяжелые крейсеры, каждый из которых по мощности был равен по крайней мере половине линкора.
«Желудок» Шаргиона «раздулся» от такого количества пищи. Слава отчетливо ощущал боль и то, что переполненные накопители в любую секунду могут взорваться и убить корабль. Но он уже был рядом с вражеским линкором и, собрав все силы, все резервы, так «плюнул» в «Храсс», что тот замер в космосе, как бесполезный кусок металла, мертвый метеорит или планетоид. У него выключились все приборы, отрубились генераторы защитных полей и питание мегабластеров.
И тут пришло время пустить в ход мегабластеры Шаргиона.
Мембраны раскрылись, сдирая с себя куски обгоревшей плоти, засветились, разгораясь, огромные «глаза», направленные прямо на врага.
Удар по не защищенному полями линкору обладал такой силой, что потоки энергии, выпущенные из бластеров, пробили «Храсс» навылет, проделали в нем тоннели, сквозь которые стали видны звезды Млечного Пути. Слава, скрюченный от боли Шаргиона, слегка сдвинул угол удара бластеров, переместив их чаши за убитым линкором, и длинные белые «мечи» рассекли линкор на части, засветившиеся красным расплавом. Впечатление было такое, будто кто-то взял огромный резак и располосовал металлический шар на несколько частей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});