халупе на полу.
Стоп!
В больной голове возник мотивчик, и пальцы рук слегка дернулись в танце.
Дальше я даже мысленно петь не могла. Чтобы хоть немного облегчить боль, уставилась на маленькое окошко, стараясь неглубоко вдыхать спёртый воздух. Окошко не ответило взаимностью, не приоткрылось, не впустило в хибару свежий ветерок, зато заскрипела деревянная дверь, и в комнату вкатилась бабка кругляшка.
Бабка — кругляшка?
Птичья голова с острыми чертами лица, злые глаза, тонкие губы, лицо, испещрённое морщинами.
— Чего разлеглась, бродяжка неблагодарная, — заворчала старуха, я в изумлении уставилась на неё. Эта та самая бабка из Поваринска? Пусть вызовет скорую помощь, и меня отвезут в больницу.
— А-а-а-а, — просипела, но голос не слушался.
— Сарай мой разнесла, злодейка. Кто дыру заделает? Ты? — бабка, выплёвывая ругательства, прошаркала рядом со мной, наступив на мои разметавшиеся волосы. Я непроизвольно дёрнулась, бесполезный порыв только добавил боли раскалывающейся голове. Гневное бормотание бабки вместе с мигренью вдруг пробудили во мне неведомое чувство.
При всей странности момента я и не думала возмущаться, подтянула вверх покрывало, закрыла пол лица, как медицинской маской, и продолжила наблюдение за старухой, которая двинулась к закопчённому очагу, а от него к деревянной колоде, служившей столом. Сквозь дым от очага я внимательно следила за кругляшкой, от которой стоило ожидать любой пакости. Как же упросить её позвонить маме? Прошептала:
— Хочу домой.
Да что ж бабуся меня не слышит. Ходит, полощет грязным подолом по полу.
— У, оторва! — продолжала зудеть бабка, — выдрать бы тебе волосёнки, ишь распустила, бесстыжая. Чего нос морщишь? Не нравится у меня? Разлеглась, барыня. Тут прислуживать некому.
От дребезжащего бабкиного голоса моя голова готова была разлететься на куски, как тыква, грянувшая об пол.
…хоть бы замолчала ненадолго. Замолкни уже. Замолчи!
От моего мысленного стона бабка, действительно, захлопнула рот, всем корпусом медленно развернувшись ко мне.
— Ах, негодяйка, приказывать мне в собственном доме! — визгнула старуха.
…я же слова не сказала
Посмотрела на бабку, та в свою очередь на меня.
— Я тебя слышу, мерзавка, — бабка растерялась, — в гляделки со мной не шути. Я ведьма, меня не уговоришь, сожрут твоё тело грызли, я пальцем не пошевелю.
— Кто такие грызли?
Мой испуганный тонкий голосок достиг ушей старой хрычовки.
— Коли такая умная, сама дознайся. Молчать мне командует. Волосы распустила и голос подымает.
…отстаньте, бабуся, от моих волос. Чуть все не выдрали. Лучше о своих заботьтесь
Мысленный монолог, не успев родиться, радостно взвизгнув, ринулся вперёд.
— Ох! — бабка упала на деревянную колоду, схватилась за голову, — змеюку пригрела. Она мне в голову лезет.
…хватит меня оскорблять. Я к вам не лезу. Никто раньше моих мыслей не слышал
— Ох, головушка моя. Что делать? Чур! Чур! — бабка грозно вскинулась, позабыв про стоны, — замолкни, девчонка, а то кочергой так огрею, маму родную не узнаешь.
…ничего мне не сделаете
Новая мысль и вопль бабки. Ага! Меня разобрал азарт. Раз бабуленция слышит меня и боится, надо это использовать.
Бабка подскочила, кинулась к двери. Через миг и след простыл. Довольная произведенным эффектом я потянулась, сбросила покрывало, попробовала пошевелиться и тут же застонала от боли. Полежав немного, аккуратно попыталась перевернуться на бок, но ярость неведомых грызлей уложила обратно. Любое движение, вызывало в теле нестерпимую боль, оставалось только лежать, не шевелясь. Успокоив расходившееся от страха сердце, я возобновила попытку двигаться. Со спины решила перевернуться на живот и встать на четвереньки.
Боль оказалась сильнее моих жалких попыток, грызли одержали победу. Ничего не оставалось, как опять лечь на спину. Никогда еще я не чувствовала себя такой беспомощной и жалкой. На пороге, будто выжидая, появилась ведьма.
— Не можешь встать, голуба? — бабка прошлёпала к очагу, взяла выдолбленную из дерева поварёшку, помешала варево, добавила туда щепотку травы, — а не надо бабушку хаять. Я, может, пригодилась бы.
— Простите, — со слезой в голосе пролепетала я, попытки встать больше не предпринимала, — пожалуйста, уймите грызлей.
— Ты еще поплачь, девчонка. Свалилась на мою голову. Вот постучала бы в дом, может я и открыла, — колдунья, бухтя, налила в щербатую чашку своё варево и пошаркала ко мне, — на, выпей, — ведьма сунула плошку с мутной жидкостью, от вида и запаха которой замутило, — нос заткни и пей, а то дальше, как бревно будешь валяться.
— Спасибо, бабушка, — я часто-часто заморгала, чтобы не показать своих слёз.
Стараясь дышать ртом, глотнула лекарство. На вкус оно оказалось таким же противным, как на запах, я с трудом протолкнула в себя несколько глотков. Лёжа пить было неудобно, напиток тонкой струйкой лился по подбородку.
— Неумеха, держи сама, — бабка пихнула мне плошку так, что я еле успела ухватить её ослабевшими руками. Взяв плетёную корзину, старуха вернулась к очагу и загремела там, набирая что-то тяжёлое в кошёлку.
Не успела я опомниться, как ведьма была снова рядом. Она наклонилась, скрюченными пальцами вытащила чёрный камень из корзины и положила мне на грудь. От жара, исходившего от камня, я ойкнула, но бабка так цыкнула на меня, что пришлось прикусить язык.
*
Нагретыми камнями ведьма покрыла почти всё моё тело, накинула на меня одеяло с прорехами и велела лежать смирно. Я боялась шелохнуться, чтобы не потревожить горячие камни, которые были разложены не абы как, а в специальном порядке.
— Эти камни лечат?
— Умная, однако, девчонка.
— Излучением или теплом?
— Чего? — бабка обернулась ко мне, смерив взглядом василиска, — говорить с камнями надо, дурында.
Я молча проглотила ругательство. Профессиональный вампир и тот обзавидовался бы умению старухи пить кровь.
— Разве они услышат? — смиренно спросила я, внутри пылая праведным гневом.
— Стань камнем, тогда услышат.
В бабкиной хижине я могла хоть сто лет скрежетать зубами, но…. Раз ведьма говорит, что камни услышат, так тому и быть.
— Э… вы покажете, как стать камнем?
— Показать, показать, — бабка передразнила меня, — чего тут показать? Чувствовать надо.
— Что чувствовать, бабушка? — как можно вежливее спросила я. Разговор с колдуньей напоминал хождение с голыми ногами в чаще крапивы, куда не ступишь, везде жжётся.
— Дракониха хромая тебе бабушка. Смотри глазами камня, и весь сказ.
Пустая болтовня со мной утомила старушку. Бросив корзину, она брякнулась на возвышение из