Именно об этом тяжко раздумывал Лен Гай со вчерашнего дня; теперь же он, утратив последнюю надежду отыскать брата и его товарищей, отдает дрожащим голосом команду:
— Отплываем завтра на заре!
Я почувствовал сильнейшее разочарование и глубокую печаль, поняв, что путешествие кончилось ничем. Я бы предпочел продолжить поиски, пока есть возможность бороздить антарктический океан…
Немало мореплавателей на нашем месте воспользовались бы случаем, чтобы попытаться решить географическую загадку, каковой является Южный полюс! Ведь «Халбрейн» забралась дальше, чем корабли Уэдделла, — остров Тсалал лежит менее чем в семи градусах от точки, в которой пересекаются все меридианы. Казалось, ничто не мешает нашей шхуне устремиться к самой южной параллели. Благодаря необыкновенно теплой погоде, ветрам и течениям она могла бы очутиться у самой земной оси, от которой ее отделяли сейчас какие-то четыреста миль. Если на ее пути не окажется суши, то это расстояние можно было бы преодолеть всего за несколько дней! Если же путь нам преградит континент, то путешествие заняло бы несколько недель… Однако никто из нас не помышлял о Южном полюсе, ибо «Халбрейн» вышла навстречу опасностям антарктического океана вовсе не для того, чтобы предпринять его штурм!
Даже если капитан Лен Гай, решив продолжить поиски, сумеет добиться согласия Джэма Уэста, боцмана и старых членов экипажа, трудно предположить, что он найдет понимание у двадцати новичков с Фолклендов, дурное настроение которых постоянно поддерживал гарпунщик Хирн. Нет, капитан не мог положиться на этих людей, составлявших большинство экипажа! Они бы решительно отказались от дальнейшего плавания по Антарктике, и, видимо, именно поэтому капитан Лен Гай принял решение поворачивать на север, хотя оно и далось ему с большой душевной болью.
Итак, приходилось признать, что путешествие окончено. Поэтому можно понять наше удивление, когда мы услышали слова:
— А Пим? Бедный Пим…
Я обернулся. Голос принадлежал Ханту. Неподвижно стоя подле рубки, этот странный человек пожирал глазами горизонт.
Экипажу шхуны был настолько непривычен звук его голоса — возможно, это вообще были первые слова, которые он произнес с той поры, когда впервые ступил на палубу шхуны, — что, влекомые любопытством, люди столпились вокруг него.
Властный жест Джэма Уэста заставил команду отступить на бак. Рядом с рубкой остались только сам старший помощник, боцман, старшина-парусник Мартин Холт и старшина-конопатчик Харди — последние сочли себя вправе быть свидетелями столь важного события.
— Что ты сказал? — спросил капитан Лен Гай, приблизившись к Ханту.
— Я сказал: а Пим? Бедный Пим…
— Что же ты имеешь в виду, называя человека, чьи негодные советы завлекли моего брата на этот остров, где погибла «Джейн» и большая часть ее экипажа и где мы не нашли никого? — Хант хранил молчание, поэтому капитан не смог сдержаться и прикрикнул: — Отвечай же!
Колебание Ханта было вызвано вовсе не тем, что он не знал, как ответить, а, как мы скоро убедимся, тем обстоятельством, что ему было трудно выразить свои мысли. Хотя мысли были ясными, фразы выходили рваными, а слова казались почти не связанными одно с другим.
— Ну, — начал он, — я не мастер рассказывать… Язык не слушается меня… Понимаете… Я говорю о Пиме… о бедном Пиме, да?
— Да-да, — подбодрил его старший помощник. — Что же ты можешь сказать нам об Артуре Пиме?
— То… что его нельзя бросить…
— Нельзя бросить?! — вскричал я.
— Нельзя… ни за что! — отвечал Хант. — Подумайте! Это было бы жестоко. Слишком жестоко… Давайте отыщем его…
— Отыскать его? — не поверил своим ушам капитан Лен Гай.
— Поймите… для этого я и поступил на «Халбрейн»… для того, чтобы отыскать бедного Пима…
— Где же он, — изумился я, — если не в могиле на кладбище родного города?
— Нет… Он там, где остался… Он один, совсем один…— отвечал Хант, указывая рукой на юг, — и с тех пор солнце уже одиннадцать раз поднималось над горизонтом!..
Говоря так, Хант. по всей видимости, имел в виду Антарктику. Но что же это все могло значить?
— Разве ты не знаешь, что Артур Пим мертв? — спросил капитан Лен Гай.
— Мертв?! — переспросил Хант, делая выразительный жест. — Нет… Послушайте… я знаю, о чем говорю… Поймите меня… он не мертв!
— Что вы, Хант, — попытался урезонить его я, — вспомните-ка, разве на последней странице приключений Артура Пима Эдгар По не упоминает о его внезапной и трагической кончине?
Правда, американский поэт не уточняет, как оборвалась эта незаурядная жизнь, и мне это всегда казалось весьма подозрительным. Неужели сейчас откроется тайна этой смерти? Ведь, если принять слова Ханта на веру, Артур Пим так и не возвратился из заполярных широт…
— Объясни все толком, Хант! — приказал Лен Гай, удивленный не меньше меня. — Подумай хорошенько и расскажи, не торопясь, все, что можешь.
Пока Хант тер рукой лоб, словно силясь собраться с мыслями, я сказал, обращаясь к капитану: — В речах этого человека есть нечто странное! Если он не безумец, то…
Заслышав эти слова, боцман покачал головой: он-то не сомневался, что Хант не в своем уме.
Однако Хант, верно истолковав наши колебания, вскричал: — Нет, не безумец! Там, в прериях… к безумцам относятся с почтением, даже если не верят их словам! А я… Верьте мне! Нет, Пим не умер!
— Эдгар По утверждает обратное, — упорствовал я.
— Да, знаю… Эдгар По из Балтимора… Но он никогда не видел Артура Пима… Никогда!
— Как же это?! — воскликнул капитан. — Разве они не знали друг друга?
— Нет!
— Разве не сам Артур Пим поведал Эдгару По о своих приключениях?
— Нет,капитан.. Нет…— отвечал Хант, — Этот человек… из Балтимора… к нему попали только записки Пима, которые он вел с тех пор, как спрятался в трюме «Дельфина»… Он не переставал писать до последнего часа.. до последнего, поймите, поймите же меня…
Как видно, Хант ужасно боялся, что мы не поймем его, и без конца повторял свой отчаянный призыв. Впрочем, должен сознаться, что его утверждения казались чем-то совершенно невероятным. Если верить ему, то получалось, что Артур Пим никогда не имел дела с Эдгаром По! Значит, американский поэт ознакомился всего лишь с дневниковыми записями, которые тот вел день за днем на протяжении всего своего фантастического путешествия? ..
— Кто же привез ему этот дневник? — спросил Лен Гай схватив Ханта за руку.
— Спутник Пима… Тот, кто любил бедного Пима как сына… Метис Дирк Петерс, возвратившийся оттуда в одиночку…
— Метис Дирк Петерс? — ахнул я.