орнаментированной глиняной посуды. Орнамент выполнялся различными штампами в виде многолепесткового цветка или вафельной сетки, треугольным штампом, а также острой лопаточкой по еще не обожженному сосуду. Орнамент, выполненный штампами, чередовался с налепными рассеченными великами. Кроме керамики, в первом культурном слое встречены мелкодробленые кости животных, сильно пережженные, кварцитовые отщепы и орудия из кварца, кремня, халцедона, глинистых сланцев и нефрита.
Ниже этого слоя залегала желто-бурая супесь с большим содержанием грубообломочного материала, которая лежала непосредственно на коре выветривания мраморовидных известняков. В этом культурном горизонте встречались сосуды, украшенные оттисками сетки-плетенки на внешней поверхности. Сосуды, видимо, относились к самому началу становления гончарства у местных племен. Древние гончары вырывали в земле углубление овальной формы, укладывали в него сеть, которую затем обмазывали глиной. Когда глина подсыхала, то ее вместе с сетью вытаскивали из углубления. Заготовку глиняного сосуда отделяли от сети, придавали ей более симметричную форму и обжигали. Этот начальный этап появления глиняных сосудов характерен многим племенам Прибайкалья и Забайкалья. Вместе с глиняными сосудами в культурном слое обнаружили каменные наконечники стрел и копий, скребки и другие орудия труда.
По всей видимости, первые люди пришли на этот холм в неолитическую эпоху — шесть тысяч лет назад. Они были в основном охотниками на диких животных: лосей, медведей, изюбрей, коз, а также рыболовами, для которых Байкал служил надежным источником пищи.
Позднее, через полторы тысячи лет, здесь обосновались также охотники и рыболовы, об этом свидетельствуют орудия охоты и крючки для рыбной ловли. И в первом и во втором культурных слоях не найдено остатков постоянных жилищ. Люди жили в легких переносных типа чума жилищах, каркасом которым служили жерди, покрывавшиеся шкурами диких животных.
Неподалеку от Лысой сопки, в 300 метрах от устья ручья Сырой Молокан, на распаханных огородах местных жителей также удалось найти фрагменты глиняных сосудов с очень тонкими стенками и ножевидные отретушированные пластины. Эти находки сильно отличались от тех, что сделаны на Лысой сопке.
Большая группа древних стоянок и поселений обнаружена нами южнее Нижнеангарска на западном побережье Байкала. Несколько поселений открыты в бухте Большая Чана. Бухта хорошо отгорожена высокими хребтами от холодных ветров. Пятиметровая терраса здесь покрыта густой травой и вся усыпана цветами. Застоявшийся запах свежей зелени и цветов кружил нам головы, и казалось, что мы находимся не на Северном Байкале, а где-нибудь на юге. Подступающие к долине сопки, поросшие лиственницей и соснами, резко контрастировали с зеленым ковром, украшенным синими, белыми и красными цветами. Давно привлекало внимание человека это место своими природными условиями. Все поселения относились в основном к каменному веку. При раскопках обнаружены керамика, каменные орудия, изделия из кости, судя по которым здесь также жили рыболовы и охотники.
От бухты Большая Чана, далее на юг, берег Байкала весь изрезан небольшими заливами. Особый интерес представляет обширная пойма от мыса Курла до Северобайкальска. Она тянется на 15–20 километров, и во многих ее местах найдены древние поселения.
Наряду с неолитическими стоянками и поселениями раннего железного века нам удалось найти два памятника со сложной стратиграфией. Они располагались на небольшом расстоянии друг от друга. Первый открыт на высокой террасе байкальского берега в пади Малая Курла, в 300 метрах от устья ручья того же названия. В слое бурого суглинка под дерном и на размытом галечнике у воды собраны многочисленные фрагменты гладкостенной керамики и сосуды, украшенные шнуровыми отпечатками и оттисками лопаточки и штампа по всей поверхности. Сосуды гладкостенные, двух основных форм: слабопрофилированные в виде банок с толстыми стенками, орнаментированные поверху налепными рассеченными валиками, и тонкостенные с расширяющимся туловом, украшенные по венчику косыми насечками, ниже которых налеплены валики, а под ними хорошо заметны отпечатки в виде шнура. Один сосуд по форме и орнаменту оказался точной копией сосудов из погребений глазковской культуры Прибайкалья. Это было время, когда впервые племена, расселявшиеся в долинах Байкала и на Ангаре, стали пользоваться изделиями из меди.
Ниже культурного горизонта, относящегося к раннему металлу, залегал второй, неолитический. В нем найдены в основном орудия труда из камня и керамика, украшенная отпечатками сетки-плетенки, такая же, как и на Лысой сопке в Нижнеангарске. Еще ниже, в слое светло-коричневой глины, найдены грубые отщепы, нуклеусы, большие скребла и ножи. Здесь не было наконечников стрел, характерных для неолитической эпохи, зато были массивные наконечники копий для охоты на крупных животных.
Такая же сложная стратиграфия наблюдалась и на втором памятнике, найденном в 1,6 километра от первого по левому берегу ручья. На террасе, которая, постепенно поднимаясь, примыкала к скальным обнажениям, разведочным раскопом было выявлено два культурных горизонта: неолитический и мезолитический. В нижнем слое, у очага, вместе с каменными орудиями обнаружены кости медведя, лося и косули. Люди впервые пришли на это место 10–12 тысяч лет назад, построили свои простейшие жилища, и в течение длительного времени на берегу Байкала горели костры, согревая одних из первых, кто полюбил эти удивительно прекрасные места.
…Все дни стояла хорошая погода. Яркое солнце растопило последние льдины, которые еще кое-где лежали вдоль берегов озера. Вертолета все не было. И в один из таких дней рано утром мы решили обследовать на моторной лодке берега Байкала в 50–60 километрах южнее Нижнеангарска.
Во второй половине дня стали сгущаться тучи, подул восточный ветер. По Байкалу заходили крутые волны с белыми барашками. Пристать было негде, вплотную к воде подступали высокие скалы, и мы пошли к Богучанскому острову, который чуть виднелся в надвигавшейся пелене тумана. Чем дальше мы отходили от берега, тем сильнее дул ветер. Лодку бросало словно щепку. Мотор натужно гудел, стараясь изо всех своих 20 лошадиных сил справиться с напором волны. Поднятая на гребень лодка обнажала корму, и винт начинал вращаться с бешеной скоростью. Его вой заглушал шум ветра, который дул навстречу. Мы медленно приближались к острову. Волна стала чаще заливать мотор, и он заработал с перебоями.
Пожертвовав остатками обеда, я стал котелком вычерпывать из лодки воду, которой становилось все больше и больше. Холод от промокшей одежды и высоких ледяных байкальских волн забирался внутрь тела. Мы не говорили с Анатолием Мазиным, да в этом адском шуме и грохоте и невозможно услышать друг друга. С надеждой смотрели мы на мотор, в котором было наше спасение.
До острова оставалось несколько сот метров, как пошел проливной дождь. Ветер немного утих, но волна оставалась прежней, а вода в лодке все прибывала. Анатолий на корме, у мотора, будто застыл. С его лица и бороды струйками стекала вода от дождя и волны, которая не стала