Она стойко вынесла насмешку в синих глазах.
– Это бы не было убийством! Он жил бы дальше, просто вместо души был бы Меч, Волк стал бы Санкристом. Ничего плохого, наоборот, всем только хорошо, и мир бы уцелел.
– Элис решила, что Змей хочет принести сына в жертву миру, – объяснил Артур, – и не ошиблась. Что она сделала? Сбежала? Спряталась?
– Спрятала Волка. Куда она от Наэйра сбежит? Она его любит, чуть ли не сильнее, чем он ее. Ты бы их видел вдвоем, они как… не знаю… как одно существо. А когда танцуют, это вообще! Я даже объяснить не могу, на это смотреть надо. Нет, никуда Элис не делась, а Волк родился у других людей, у каких-то циркачей-чародеев. Наэйр не мог его забрать, пока они были живы. Он их убил, но желание Элис спрятать Волка было таким сильным, что забрать его все равно не получилось. Наэйр его потерял, и все. Так и не нашел. Ты можешь думать, что хочешь, но я считаю, Элис не права. Если бы моего ребенка нужно было сделать Санкристом, я бы согласилась.
– Если бы твоего ребенка нужно было убить сразу после рождения?
– Это для него же лучше было бы. – Марийке почему-то стало грустно. – Пока еще маленький, это не больно. А сейчас как его душу убивать? Он взрослый уже, там все придется стирать, всю личность.
– Он или согласится на это, или нет. Душу за мир, обмен выглядит равноценным, но надо ведь еще и хотеть поменяться.
– Наэйр хотел.
– Ага. Только у Волка не спросил. Это не спасение было бы… это и так не спасение, но нечисти всякой, конечно, по-другому не спастись.
Артур замолчал, достал трубку, начал набивать ее табаком. Трубку он курил редко, в основном по вечерам, когда все дела закончены, можно отдыхать и никуда не торопиться. А еще – когда не хотел говорить. Говорить Артур вообще никогда не хотел, но куда б он делся? Вот он и девался в раскуривание трубки. Небыстрое дело, если не спешить.
– Чтобы спасти мир, – сказал он, когда табак затлел и из чашечки поднялось первые облако ароматного дыма, – надо его любить. У Волка для любви, наверное, нет повода.
Марийка удивилась.
– Он должен стать воплощением зла. Любовь тут вообще ни при чем, наоборот, надо всех ненавидеть…
– Зло равнодушно. Если бы Волка убили в детстве, как собирались, он, может быть, и стал бы правильным злом, никого бы не любил, никого не ненавидел и ничего не делал. Не стал бы драться за мир, если б понадобилось, и ни хрена бы не спас, потому что ему бы это было не надо.
– Ему и так не надо!
– А надо, чтоб стало надо. Твой братец… – Артур поморщился, будто дым стал слишком горьким, – он мне, конечно, враг, но он был христианином, настоящим, не таким, как другие люди. И он продал душу Сатане, и взял Санкрист, стал воплощением зла. Справляется не очень, но старается, не дает миру упасть. Ты же не думаешь, что это от ненависти? Это любовь. Пожертвовать всем, что для тебя дорого, чтобы спасти то, что, может, и спасения-то не стоит. Волка он хотел избавить от такого выбора, но способ нашел самый неподходящий: решил вообще никакого выбора не оставить. Не сработало, – Артур развел руками. – И не могло сработать.
– Ага, теперь Волк, может, никогда ничего не надумает. – Марийка так изумилась тому, что Наэйр когда-то был христианином, что даже не смогла остановиться на этом хоть чуточку подробнее, мысли скакнули будто, разогнавшись, налетели на ухаб и все куда-то повылетели. – Становится все хуже и хуже, и скоро ничего не останется и никто не спасется, кроме людей, и то не всех.
– Считается, что пока я здесь, там не случится ничего непоправимого.
Нет, оказывается не повылетели. Просто сильно встряхнулись. Так что все в голове на секунду встало на свои места. Удивительно даже, оказывается, у нее в голове есть места для всех ее мыслей.
– Так ты поэтому не можешь понять, правильно ли поступаешь? – В том, что Артур один из залогов существования мира, Марийка ни на секунду не усомнилась: Артур слишком странный, чтобы быть обычным. – Ты думаешь, демоны выманили тебя сюда и подсунули нас, чтоб ты был занят и не вернулся в тварный мир?
– Демоны вынуждают меня защищать тех, кто ищет Бога, – ответил Артур после продолжительного молчания, – но то, что вы ищете Его, – это точно не их происки. Поэтому я знаю, что поступаю правильно. Я не уверен лишь в том, подходящее ли выбрал время.
– Ну блин, ты вообще! Потом-то поздно будет, когда мир накроется.
– Да. Возможно, мне следовало прийти раньше.
– Ты не с той стороны смотришь. – Марийка чуть не ткнула его кулаком, но вовремя одумалась. – Ты подумай о возможностях! Всех спасти, ты прикинь?! Когда решишь, что можно возвращаться, тогда и вернешься.
Артур хмыкнул, выдохнул дым.
– И погублю всех, кого не спас. Это совсем не то, что не иметь возможности спасти. Но ты права, я не вернусь, Волк придет раньше.
Она сказала брату, что хочет быть с Артуром, потому что хочет быть как Артур, не сомневаться в себе, всегда знать, что поступает правильно. И ведь даже сама в это поверила. А дело-то в другом. Она хотела быть с Артуром. Точка. И не было никакого убедительного «потому что». Даже любопытства не было, потому что Марийка не представляла, как все повернется. Она думала, ну будет еще один бой в Луге, а потом Артур поедет куда-нибудь дальше; думала о путешествии по Трассе, в котором она могла бы быть полезна, потому что знает Трассу как собственный дом; думала о том, чем была бы самая великая победа, если бы Артур не отдал ее.
О том, что же будет теперь, когда победа отдана, Марийка тоже думала. Она еще и поэтому хотела остаться с Артуром. Знала, что однажды ему понадобится любая помощь, а могущественный вампир, у которого есть и боевые и ментальные дайны, – это очень хороший помощник.
Но она даже не думала, что будет так, как в Кареште. И если то, что здесь происходит, не великая победа над царившим в Ифэренн безбожием, то какой же была бы великая? От чего Артур отказался ради ее спасения?
Гостиница Карешты перестала вмещать приезжих, пустоши у города, пыльные, почти безводные, пестрели палатками. Рена сказала:
– Стройте дальше по реке поселок, Тагар[9]. Я дам собак и птиц, чтобы охраняли, а рабочих рук у вас и так больше, чем нужно.
– Я могу построить все сам, – предложил Демон. – Артур, это не сделка, просто могу построить.
Артур отказался. Это все еще была сделка, это не могло не быть сделкой, хоть сейчас уже даже он сам не сказал бы, что же Демон хочет взамен. Какое-то «взамен» все-таки оставалось наверняка, но отказался Артур не поэтому. Людей нужно было занять работой. Они приезжали узнать о Боге, это хорошо и правильно, а еще лучше и правильнее, чтобы, пока мозги трудятся, тело тоже не бездельничало.
Работать соглашались не все. Очень многие рассуждали, что раз они не собираются жить в новых домах, то и строить не станут. Чего ради делать что-то для других, пусть даже за это и платят? Платят, притом гораздо больше, за гораздо более благодарную и почетную работу, чем строитель. Они разные были, люди, приехавшие в Карешту. И насчет работы все верно: там, откуда они приехали, они зарабатывали отнюдь не на размешивании цемента, заливке фундаментов или укладке кирпичей. Люди собирались вернуться обратно: в Уэлан, в Эсимену, в Ахтеке и Кабир, в свою жизнь. В Кареште они хотели только послушать про Бога и узнать, правда ли, что Он сильнее демонов, и узнать, какую сделку можно заключить с Ним, чтобы жизнь вернулась в обычную колею.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});