Квадратное здание из известняка было очень, очень старым. По крайней мере, мозаичные полы на западе Империи разучились делать лет триста назад. Мелкие камушки, из которых были выложена круги, квадраты и треугольники, отвлекли Октара настолько, что он даже не заметил, как в зал вошел крепкий мужчина лет двадцати с небольшим. Это был Дагоберт, вне всякого сомнения. Любого другого человека с волосами, достающими до поясницы, уже давно притащили бы на королевский суд, где бы у него обязательно поинтересовались, отрастил эти волосы человек по глупости, или он имел в виду нечто более серьезное. Например, не претендует ли он на то, чтобы его считали потомком Меровея.
— Приветствую тебя, король! — склонил голову степной хан.
— И я приветствую тебя, Октар, — широко улыбнулся Дагоберт.
Он мог быть весьма приятным человеком, когда хотел. Красота и хитрость в их роду передалась от бабки Фредегонды, а звериная свирепость — от дедушки Хильперика. Правда, времена менялись, и Дагоберт не вырывал провинившимся глаза направо и налево, как это делал покойный дед. Видимо, христианство понемногу проникало и в род Меровингов тоже, раз короли перестали резать епископов и герцогов, словно свиней.
— Отобедай со мной, хан, — снова улыбнулся Дагоберт. — У нас, франков, кто преломил с тобой хлеб, становится другом. Ему нельзя причинить вред.
— Хороший обычай, — согласился Октар, ломая краюху хлеба и жадно глядя на огромное золотое блюдо, стоявшее на столе. — Ну что, мы с тобой уже друзья?
— Конечно, — ответил Дагоберт, наливая вино. Больше в зале не было никого, а слуги появлялись тенями, принося еду, и снова исчезая в утробе огромного дома.
— Хорошее блюдо, — сказал Октар, вливая в себя кубок вина.
— Пятьдесят фунтов чистого золота, — похвалился король. — Мой дед перелил в такие блюда все монеты, что хранились у него в казне. Он устал вешать казначеев. А такие блюда очень удобно считать, знаешь ли. Куда удобнее, чем золотые тремиссы. Они же меньше ногтя.
— Наш каган тоже много ромейского золота в посуду и браслеты перелил, — согласился хан. — Жаль только, новгородский князь забрал это все себе.
— И много там было? — впился в него взглядом Дагоберт.
— Да десяток телег точно был, — пожал плечами хан, уминая жареного кабана, изрядно сдобренного перцем. — А то и два. Да из хрингов поменьше он тоже немало золота вытащил.
— Это ты сейчас про золото говоришь? — вздрогнул Дагоберт. — Вы золото телегами считаете?
— Ну, а как его еще считать? — изумился хан. — Годовая дань от ромеев — две телеги, запряженные волами. Кони такую не сдвинут даже. Да у меня самого телега золота была. Все новгородский князь себе захапал, жадный шакал! Хотя, наверное, с болгарами поделился. Они тоже мой народ резали, псы поганые.
— Вот оно как… — задумался Дагоберт. — Я, конечно, слышал, что герцог Само богат. Но чтобы настолько…
— Да он богаче императора, — уверенно ответил хан. — И подлый, как ромейский евнух.
— Да, мы уже сталкивались с его делами тут, — задумчиво проговорил Дагоберт.
— Ты меня позвал, чтобы о золоте поговорить? — спросил хан. — Тогда подари вот это блюдо, раз уж мы с тобой теперь друзья.
— Считай, что оно уже твое, — не меняясь в лице, ответил Дагоберт. — Но блюдо — это мелочь. Я позвал тебя, чтобы поговорить о по-настоящему серьезных делах.
— Короля моего убить хочешь? — со знанием дела спросил Октар, который смачно грыз длинную кость. — Не получится ничего. Его день и ночь охраняют. И моих людей не подпускают к нему. Ему германцы служат, которые на мече клятву дали старым богам. Их купить нельзя.
— Убей его сам, — впился в собеседника тяжелым взглядом Дагоберт. Он вмиг растерял напускное обаяние и стал тем, кем и был на самом деле — зверем, дерущимся насмерть за свою власть.
— Не стану я его сам убивать, — покачал головой Октар. — Его мои воины сильно уважают. Считают, что бог войны Кызаган вселился в него. Он лучник великий. У меня в войске так никто стрелять не умеет, а ведь мы, всадники, рождаемся с луком в руках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что предлагаешь? — прямо спросил его король.
— Ты предлагай, — шумно отхлебнул из кубка хан. — Блюдо — мелочь, ты же сам сказал.
— Тебе не обидно, что не твоя дочь носит будущего короля? — спросил вдруг Дагоберт. — Ведь это ты добывал ему победы.
— Обидно, — нахмурился хан. — Еще как обидно. И даже третьей женой не взял. Я бы все равно не отдал, но он ведь даже не попросил.
— Я на твоей дочери женюсь, — с каменным лицом сказал Дагоберт. — Ты останешься герцогом Орлеана, а твои люди сохранят земли. Твой внук станет королем франков, Октар.
— И ты мне подаришь еще одно такое блюдо! — азартно воскликнул Октар.
— Подарю! — согласно мотнул бородой Дагоберт. — Точно такое же, на пятьдесят фунтов.
— По рукам, — протянул жирную ладонь Октар. — Я согласен. Ты его получишь.
Вождь дикарей уже ушел, а у ног Дагоберта села красивая молодая девушка, бывшая служанка королевы Гоматруды. Она положила голову ему на колени, а он гладил ее, словно ребенка.
— Это было необходимо, мой король? — промурлыкала она.
— Да, Нантильда, это было необходимо, — поморщился король. — Мне нужен этот человек. Если он не поможет, мне конец. Я чувствую это. Кто-то очень и очень хитрый играет людьми, словно куклами, и я боюсь проиграть, любовь моя. Ведь ставка в этой игре — моя собственная голова.
* * *
Три недели спустя. Массилия (в настоящее время — Марсель). Бургундия.
— Мои королевы! — Виттерих пинком распахнул дверь в особняк своего покойного государя. — У меня для вас плохие новости!
— Говори! — Мария стояла бледная, но решительная. Зато Клотильда по-бабски заохала, а ее пухлые щечки прочертили дорожки слез. Девушки поняли все и сразу.
— Ваш муж и мой король убит, ваш отец стал монахом, а сюда скоро заявятся отряды бургундских герцогов. Я купил нам неделю. Герцоги повезли тело его величества к королю Дагоберту, жизнь себе купить хотят. — Виттерих сиял ослепительной улыбкой. — А потом они вернутся сюда, чтобы и вас тоже отвезти к нему. Там вас, мои королевы, скорее всего, убьют вместе с детьми.
— Скажи, Виттерих, почему я не вижу скорби на твоем лице? — губы Марии сжались в тонкую ниточку, а стоявшая рядом Клотильда заревела навзрыд.
— Потому что мы с вами прямо сейчас сбежим из Галлии, — любезно пояснил герцог и магистр. — Такова была воля вашего покойного мужа. Сколько вам нужно времени, чтобы собраться?
— Нисколько, — с каменным лицом ответила Мария. — Мы готовы. Я допускала, что так случится, ведь это война. Два сундука с одеждой и два, поменьше, с казной. Они стоят наверху.
— Моя королева! — поклонился Виттерих. — Я восхищен. Тогда берем ромеев и уходим. Эти кастраты нам еще пригодятся.
В порту они оказались менее, чем через час. Ромейский хеландий, стоявший на рейде, в ряду других кораблей, выделялся своими размерами. Около него-то и остановились телеги с добром и людьми. Виттерих поднялся на борт, где на него испуганно смотрели моряки. От этого обаятельного парня веяло крупными неприятностями.
— Кто тут старший? — резко спросил Виттерих.
— Ну, я! — из пристройки на корме лениво вышел грузный ромей в тунике и плаще. — Это мой корабль.
— Плывем в Равенну! — скомандовал Виттерих.
— Мы плывем в Карфаген! — набычился капитан судна.
— Ты не понял! — глаза Виттериха заледенели. — Мы поплывем туда, куда я скажу.
— Я самому епископу жаловаться буду! — заорал на него ромей. — Ты что творишь, воин?
Продолжить он не смог, так как упал, залив палубу кровью.
— Кто теперь тут старший? — снова спросил Виттерих, вытирая меч об одежду убитого.
— Я, господин! — несмело вышел вперед старший помощник. — Меня зовут Никита. И мы поплывем туда, куда вы скажете.
— Молодец! — восхитился Виттерих. — Люблю понятливых. Что на борту?
— Да… уже ничего, господин, — ответил Никита. — Мы привезли на продажу амфоры с маслом. Кроме меня тут еще двадцать матросов и сотня гребцов.