Читать интересную книгу Вне закона - Дональд Уэйстлейк

У него есть друзья в Скэтскил-Дей, во всяком случае, он в это верил. Та самая молодая женщина, чей брак не удался и которая несколько раз приглашала Залмана на обед. Еще преподаватель математики, с которым он часто встречался в спортивном зале. А также школьный психолог, чье чувство юмора совпадало с его собственным. Ну и, наконец, доктор Кори, очень умная, интеллигентная и добрая женщина, всегда, как казалось Залману, относившаяся к нему с симпатией.

Вот к ним-то он и обратится. Они должны ему верить!

Залман настоял на встрече с Адриен Кори тет-а-тет. Он настоятельно просил, чтобы ему разрешили представить перед коллегами дело так, как он его видит. В ответ ему сообщили, что о его присутствии в школе не может быть и речи — во всяком случае, пока. Мол, сам факт появления в школе Залмана в данной ситуации произведет отрицательное впечатление на коллег и учеников.

Последовало строгое предупреждение: если он только попробует войти в здание школы в понедельник утром, охранники не пропустят его.

— Но почему? В чем я провинился? Что я такого сделал?

Да дело не в том, что именно сделал Залман. Важно, что общественность думает, будто он в этом замешан. Неужели не ясно?

Тогда он пошел на компромисс — предложил встретиться доктору Кори на нейтральной территории. В понедельник, в восемь утра, в офисном здании попечительского совета школы, что на Трейерн-сквер. В ответ ему было заявлено, что он должен явиться туда с адвокатом. Залман отказался.

И возможно, совершил тем самым еще одну ошибку. Но он не мог ждать, когда прибудет его официальный защитник Ньюбергер, ведь дело было срочное.

— Я должен работать! Должен вернуться в школу как ни в чем не бывало. Ведь на деле так оно и есть, никакого преступления я не совершал. Я настаиваю на возвращении в школу.

Адриен Кори пробормотала в ответ нечто сочувственное или утешительное. Добрая женщина. Во всяком случае, Залману отчаянно хотелось верить в это. Она очень порядочный человек, и намерения у нее самые лучшие, и к нему относилась с симпатией. Она всегда так смеялась над его шутками!

Впрочем, иногда морщилась, если юмор Залмана приобретал, на ее вкус, слишком уж двусмысленный характер. Во всяком случае, на людях.

Залман воспротивился решению отстранить его от преподавания без «соответствующих процессуальных решений». Потребовал встречи с попечительским советом школы. Как можно отстранять человека от работы без веских причин? Ведь это же просто неэтично и незаконно! Что, интересно, скажут школьные власти, если он подаст на них в суд?

— Клянусь, я этого не делал. Я здесь совершенно ни при чем. Я едва знал эту Марису Бэнтри, вообще не контактировал с этой девочкой. Доктор Кори, Адриен, все эти так называемые свидетели лгут! И эта заколка для волос, которую якобы полиция нашла за моим домом… ее подбросили туда, вот и все. А подбросил тот, кто меня ненавидит, кто хочет погубить мою жизнь! Это просто кошмар какой-то, но я уверен, он скоро закончится, все будет хорошо. Просто я хочу сказать, нет никаких доказательств, что я имею к этому хоть какое-то отношение… ну, к исчезновению девочки. Потому что я совершенно ни при чем! Мне просто необходимо вернуться к работе, Адриен. Мне нужно, чтобы вы продемонстрировали веру в меня. Уверен, все коллеги верят мне. Пожалуйста, очень прошу, пересмотрите свое решение! Я готов вернуться к работе прямо сегодня, с утра. И смогу объяснить ученикам… все. Только дайте мне шанс, ладно? Даже если я и был арестован… но сейчас-то не под арестом. Нет, Адриен, перед законом я чист. Перед законом я невиновен до тех пор, пока меня не признают виновным. А меня нельзя признать виновным, нельзя этого доказать, потому что я… я не делал… ничего такого плохого.

Его вдруг пронзила страшная боль. Ощущение было такое, точно в череп вонзили острую ледяную пику. Он застонал, наклонился вперед и обхватил голову руками.

Испуганный женский голос спрашивал его:

— Мистер Залман? Может, вызвать врача? Или лучше «скорую»?..

ПОД НАДЗОРОМ

Ему просто необходимо поговорить с ней. Попробовать как-то утешить…

На пятый день бодрствования это стало жизненной необходимостью. Ведь только пребывая в самом жалком положении, начал он понимать, насколько тяжелее должна воспринимать это мать Марисы Бэнтри, для которой сам он был просто подозреваемым.

Вот уже и вторник. И разумеется, ему не разрешили выйти на работу. Все эти дни он спал лишь урывками, даже не раздеваясь. Ел, стоя перед открытым холодильником, хватая из него что попало. Жил на тайленоле. Не отрывал глаз от экрана телевизора, переключаясь с канала на канал в поисках самых последних новостей о пропавшей девочке, изредка с ужасом смотрел на свое отражение в зеркале — лицо осунувшееся, небритое, под глазами круги. И еще — странно искаженное, словно от чувства вины или боли. Так вот он каков! Этот Залман! Единственный подозреваемый в деле, которого пока что арестовала полиция, провела сквозь строй фотографов и репортеров с телевизионными камерами, после чего его возненавидели и запрезирали сотни тысяч зрителей, не имевших возможности увидеть этого негодяя Залмана во плоти и выразить ему свое негодование.

Вообще-то у полиции Скэтскила были и другие подозреваемые. И отрабатывала она и другие версии и зацепки. Ньюбергер сообщил, что до него дошли слухи, будто они направили своих людей в Калифорнию на поиски отца Марисы Бэнтри, которого считали вполне «серьезным подозреваемым» в деле о похищении.

Но и в Скэтскиле поиски продолжались. И в государственном парке горы Бэр, и в заповеднике Голубая Гора, что к югу от Пикскила. Прочесывали территорию вдоль берега реки Гудзон, между Пикскилом и Скэтскилом. Прочесывали парковые и лесные массивы к востоку от Скэтскила, в государственном заказнике Рокфеллера. Были созданы специальные спасательные и поисковые группы, состоявшие как из профессионалов, так и из добровольцев. Залман хотел и сам вызваться помочь в поисках, он сгорал от жажды деятельности, но Ньюбергер, заслышав это, окинул его недоуменным взглядом:

— Не слишком хорошая идея, Майкел. Ты уж мне поверь.

Поступали сообщения о людях, якобы видевших, как с мостов в реки и ручьи какие-то люди сбрасывали таинственные предметы. Мелькали также отрывочные сообщения о том, будто пропавшую девочку видели живой и невредимой в обществе ее похитителя или похитителей в самых разных местах — от транзитной автострады штата Нью-Йорк до скоростной автомагистрали, пролегающей по территории Новой Англии. Светловолосых белокожих девочек в возрасте от восьми до тринадцати лет, похожих на Марису Бэнтри, видели буквально повсюду.

Полиция получила свыше тысячи телефонных звонков и сообщений по электронной почте. В средствах массовой информации утверждалось, что проверяется каждый след, все зацепки. И Залман недоумевал. Как прикажете это понимать — все зацепки?

Он сам звонил детективам из Скэтскила, довольно часто. Уже наизусть помнил все номера. И почти никто ни разу ему не перезвонил. Ему просто давали понять, что Залман больше не главный подозреваемый, по крайней мере на данный момент. Все тот же Ньюбергер сообщил, что с заколки для волос, столь хитроумно и коварно подброшенной на стоянку для машин за домом, были стерты все отпечатки пальцев. «Так что эту улику явно подбросили».

Номер телефона Залмана изменили, и новый в справочнике не значился, однако он все равно получал море нежелательных звонков — злобных, оскорбительных, угрожающих, порой просто издевательских. И тогда он выдернул телефонный шнур из розетки и стал пользоваться исключительно мобильником, так и носил его повсюду с собой, нервно расхаживая по тесной квартире. Из окон пятого этажа был виден участок реки Гудзон под несколько странным углом. В дождливые или облачные дни река приобретала свинцовый оттенок, но в ясную погоду была удивительно красива — эдакая ярко-голубая мерцающая полоса. Долгие минуты простаивал он перед окном, завороженно созерцая этот вид. Вот истинно чистая красота. Она ни от кого не зависит, ее не трогает несчастье, что ворвалось в его жизнь.

«И ко мне не имеет никакого отношения. Ничего общего с тем злом, что может сотворить человек».

И почему-то ему отчаянно хотелось разделить это утешительное зрелище и все свои соображения с матерью пропавшей девочки, Леа Бэнтри. Ведь все так просто — достаточно увидеть лишь раз, и все становится ясно.

Он пошел на Пятнадцатую улицу, где жила эта женщина, увидел ее дом. Дом показался знакомым. Еще бы — его столько раз показывали по телевизору. Залман не осмелился предварительно позвонить ей. Всего-то и хотел поговорить несколько минут, вот и все.

Уже смеркалось. Заморосил мелкий прохладный дождь, скорее напоминающий туман. Какое-то время он топтался в нерешительности на дорожке, ведущей к пятачку газона перед барачного вида зданием, нелепый, в брюках цвета хаки, полотняной куртке и беговых кроссовках. Из-под приподнятого воротника торчали космы промокших волос. Вот уже несколько дней он не брился. Глаза лихорадочно блестели. И Майкел вдруг понял — будет правильно, если сейчас он пересечет эту лужайку, затем зайдет с той стороны, где расположен вход, и тогда, возможно, поймет, где именно находится квартира Леа Бэнтри.