Другие появлялись вечером, возвращаясь из вылета по тревоге или рейса. Грязные, смертельно уставшие. Они ужинали в тишине, выпивая до дна у стойки бармена стакан пива, и поспешно уходили, чтобы лечь спать. В баре и в столовой летчики вели себя спокойно, очень спокойно. Бар всегда показатель эмоционального состояния летчиков; здесь была, безусловно, мрачная атмосфера. К тому же бар хорошо снабжался благодаря запасам, которые мы обнаружили на чердаках у немцев, а также благодаря грузовику, который возил продукты в штаб-квартиру Наафи в Париже каждые две недели, и еще благодаря находчивости, проявленной при заключении договора с пивоварнями в Брюсселе. Ни разу не иссякли запасы сигарет, ликера, виски, джина, шампанского или пива.
Тем не менее на доске в нашем списке убитых на войне, вдобавок к длинному списку из 123 летчиков, погибших со времени высадки в Нормандии, были еще имена 47 летчиков, убитых или пропавших без вести в прошлом месяце. И февраль начался плохо: менее чем за десять дней погибло 8 летчиков. Были в баре и случайно зашедшие летчики, которые наклонялись над стойкой и молчаливо пили кружку пива, читали лондонские газеты за прошедший день, доставленные дежурным "аизоном". Одна или две маленькие группы в углу, тихо разговаривали, и еще несколько человек одиноко сидели на полу, поставив свои кружки между ног и читая письма. Иногда кто-то врывался, брал свою порцию шоколада и сигарет, поспешно выпивал кружку пива и молча шел наверх, чтобы лечь спать.
К 11 часам вечера в баре едва ли оставалась хоть одна душа. Бармен дремал на своей табуретке, запоздалый летчик все еще потягивал свое виски, прислонившись спиной к печке. Сквозь тяжелую, окутанную дымом атмосферу с трудом можно было расслышать последнюю программу ВВС.
4 часа утра. Луч электрического фонаря ослепляет глаза через веки, и рука трясет ваше плечо.
- Пора вставать, сэр.
Дежурный отметил галочкой в своем списке мое имя и бесшумно вышел в своих резиновых сапогах, чтобы разбудить других летчиков, которые на рассвете должны быть в боевой готовности. Холодно, в голове ощущение пустоты. Мучительно вылезаешь из-под теплого одеяла, надеваешь походное обмундирование, пуловер, летные ботинки, выкуриваешь сигарету, от которой слегка подташнивает. На спине надувной спасательный жилет, закутанный в подшлемник. Спускаешься в ледяную столовую. Замерзшая стенная панель с окном отражает бледный отблеск электрической лампочки. Полуспящий официант столовой приносит зажаренные на гриле сосиски и обжигающий чай, которые проглатываешь, сидя верхом на скамейке. Опоздавшие несутся вниз по лестнице, колотят в двери, кладут сосиску между двух кусков хлеба и маргарина, ругаются из-за горячего чая и мчатся, чтобы присоединиться к своим товарищам у выхода. Грузовик уже там, летчики сидят внутри и курят.
Будучи командиром авиазвена, я имел право пользоваться джипом, и человек из транспортного отделения сделал один круг для меня. Сопровождаемый двумя ведущими летчиками моего звена, я повел джип, не отрывая глаз от габаритных задних огней грузовика впереди меня, мои руки все еще коченели от холода. Дорога была покрыта льдом, и, так как после того шоу 1 января фары были запрещены, мне было трудно следовать за ним.
На аэродроме дул ледяной ветер, поднимая снег в сырые облака, пронизывал до мозга костей.
В казарме рассредоточения хронометражист разжег печь, и на примусе начинал закипать чайник. Мой самолет "JJ-B" был настолько близко к казарме, что, казалось, концы его крыльев ударяли о ее стены. Ветер все же проникал, несмотря на висящие на стенах ковры.
Это было похоже на присутствие на встрече лунатиков. Мои летчики выполняли две, часто три очень опасные операции в день, а иногда в течение десяти часов находились в состоянии боевой готовности. Они ложились спать истощенными и вставали все еще уставшими. Окоченевшие от холода, с полусонными глазами, они вытаскивали свои парашюты, проверяли шлемы и забирались на скользкие крылья, чтобы подготовить свои самолеты.
Механики также вели собачью жизнь. При та-ком холоде приходилось менять ночную команду каждые двадцать минут, чтобы завести двигатель и согреть до 110°. Была бы катастрофа, если бы масло в двигателях замерзло, так как подводы замерзшего масла невозможно очистить. Поэтому двигатели необходимо было разогревать день и ночь.
4.45. Хронометражист прибежал к контрольной группе и доложил, что шесть "талботов" готовы к вылету и будут называться отделением Блю. Затем он зачитал имена летчиков с их позывными сигналами, их местонахождение и занимаемый ранг в звене. После чего передал мне телефон. На другом конце был Лэпсли.
- Алло, Пьер; этим утром вы встали рано! Погода довольно мерзкая, но начальник ПВО района не хочет ослаблять состояние боевой готовности, так как один или два реактивных самолета могут вполне попытаться проскользнуть, чтобы сфотографировать наши границы под этим проклятым облачным покровом. Понятно? Всего хорошего; будьте настороже на всякий случай.
Я положил телефонную трубку и дрожа вышел на улицу, чтобы оглядеться вокруг и убедиться, что все в порядке. Рассвет только пробивался. Контролирующие полеты грузовики подходили к ночной освещенной взлетно-посадочной полосе.
С этими низкими облаками, непрерывно сеющим мокрым снегом мало шансов для полетов. Брр... Я пропустил рюмочку. В бараке полная тишина. Усевшись в креслах, все летчики спали. Я воспользовался случаем и просмотрел книгу приказов и распоряжений, радиосообщения и отчеты о последлих боях, прикрепленные на двери.
Хронометражист вновь бесшумно наполнил печь. Сырые дрова испускали зловонный желтый дым. Я встал и пошел спать.
Меня разбудило шумное прибытие остальных летчиков во главе с командиром эскадрильи Фейрбенксом. Взглянул на часы - уже 8.15.
Фейрбенкс, американец, который присоединился к нам в 1941 году, был высоким, светловолосым, исключительно приятным парнем с тонкими, словно у девушки, чертами лица, задумчивыми голубыми глазами. Я встал и представился. Он искренне и твердо пожал мне руку. Он был летчиком-асом, чью грудь украшала DFC и орденская планка. Он сбил 14 немецких самолетов, из них 12 в прошлом месяце, включая два реактивных "Мессершмита-262".
Он угостил меня сигаретой, мы выпили чашку чая. Я сообщил ему последние сведения и вручил отчет метеорологической службы, который не требовал комментариев. Мы сели и долго разговаривали. Как обычно, обнаружили массу общих друзей.
Тактические приемы Фейрбенкса были очень интересными и требовали большой выдержки. Как жаль, что здесь не было Жака! Это было бы прямо по его части. Вообще-то говоря, это была особая техника Фейрбенкса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});