Ожившие воспоминания побудили ее подняться с кровати. Когда Кейт встала, оказалось, что ее дыхание, вырываясь, причиняет ей боль. Это не остановило ее. Ей необходимо походить и подумать. Над тем, что произошло ночью.
Гарри был таким добрым, таким понимающим. Он держал ее в руках, как будто был ее убежищем в бурю. Кейт, конечно, видела, как обнимались в семье Гарри. Они не могли пройти мимо без того, чтобы не похлопать, приобнять, поцеловать, — особенно если кто-то ушибся, грустил или был напуган. Она наблюдала их эмоциональную щедрость, как бродяга, тянувшийся к теплу.
Но она не знала, как понимать его заботу. Не знала, почему Гарри делал это. Подаренное ей тепло тревожило ее больше, чем худшие побои Мертера.
Черт. Снова слезы. Подойдя к туалетному столику, Кейт взяла носовой платок и вытерла глаза. Надо думать о чем-нибудь другом. О том, что поддается пониманию. На что можно повлиять. В конце концов, Гарри может уехать и забрать свои объятия с собой. Ей придется найти способ жить одной. Она должна всячески способствовать тому, чтобы «львы» предстали перед правосудием, тогда Гарри сможет уйти. Потому что если ему придется задержаться, она привыкнет полагаться на него, а этого не должно произойти.
Глава 14
Кейт стояла у окна и прикидывала, кто из ее знакомых мог быть связан со «львами», когда дверь открылась и послышались узнаваемые шаги Бивенс. Камеристка не потрудилась ступать потише, чтобы не обеспокоить якобы больную. Кейт улыбнулась про себя. Бивенс отлично исполняла свою миссию.
Войдя в комнату так, словно не происходило ничего особенного, она вынула вечерний наряд.
— Вы собираетесь сидеть здесь всю неделю или дадите горничным войти сюда и навести порядок?
Бивенс была единственным человеком, который работал у Кейт еще при Мертере. Она досконально знала, как Кейт ведет себя, когда ей плохо.
Не отрывая глаз от сада в каплях дождя, Кейт улыбалась.
— Собираюсь сидеть.
Камеристка недовольно запыхтела.
— Не говорите глупостей. Лежать, чтобы выглядеть загадочной, — это не для вас. Вы знаете, это вас раздражает.
Бивенс явно заметила, что Кейт плакала.
— Бивенс, — выговорила ей Кейт, радуясь, что камеристка пробилась через стену ее отчуждения, — вы прекрасно знаете, что я никогда не раздражаюсь. Это было бы слишком обыкновенно.
— Кроме того, вы пугаете леди Би, а Трэшер не отходит от верхней площадки лестницы на случай, если вы снова поскользнетесь.
Кейт повернулась к ней:
— Я думала, он охотится за Аксманом.
Бивенс только плечами пожала.
— Вода для ванны уже греется, вот ваша одежда. Вы будете есть за обедом, или мисс Грейс, леди Би и мне придется засовывать в вас еду ложкой наподобие того, как, по рассказам мисс Грейс, они кормили ужасных огромных змей в Индии.
— Очаровательная картинка.
— Выбирать вам. Я приготовила порошок от головной боли и холодные тряпочки для глаз, — продолжала Бивенс, как если бы это было привычным делом, — когда-то так оно и было.
— Я поем здесь, — сказала Кейт, потягиваясь, чтобы размять конечности.
— Вы будете есть как христианка за столом со своими друзьями. Мисс Грейс нуждается в вашем внимании после того, что ей пришлось вытерпеть вместе с остальными гостями этим утром. Она хочет поговорить с вами о человеке, который показался ей подозрительным, потому что он наблюдал за домом.
Кейт снова вернулась к созерцанию бледного рассвета.
— О чем вы говорите?
За окном она не видела никого, кроме Джорджа, прислонившегося к стене конюшни и что-то жующего — наверное, яблоко.
Бивенс достала одну из лучших юбок Кейт, встряхнула ее.
— Я говорю о том, что никто из нас не может выйти из дома из-за страха быть убитым. Дом кишит вооруженными людьми, еще недавно воевавшими, а несколько друзей майора тем временем разоряют вашу библиотеку.
Кейт с ужасом представила картину — на полу валяются книги, ветер шевелит их страницы, а ее личная корреспонденция, случайно сброшенная, летает по дому, словно конфетти.
— А что майор? — спросила она, подходя к двери, ведущей в холл.
— Этого я не знаю. Он весь день то появлялся, то исчезал. Он что-то оставил для вас. В вашем будуаре. Сказал, это умилостивительная жертва.
Кейт с отсутствующим видом кивнула:
— Я взгляну позже.
Бивенс рассмеялась:
— Вам не потребуется много времени для рассмотрения. Верьте мне.
Бивенс знала, как заставить Кейт что-то сделать. Она не могла не заинтересоваться чем-то загадочным. Завернувшись в халат, она выглянула в коридор. Там, приткнувшись к противоположной стене, скрестив руки, сидел Трэшер со свирепым выражением лица.
— Сделай мне одолжение, — сказала она. — Сходи и посмотри, как там эти люди обращаются с моими книгами, не портят ли их.
Трэшер вскочил на ноги.
— Но что, если…
— Если понадобится, Бивенс поможет мне спуститься по лестнице. Я обещаю.
Этого было достаточно. Трэшер ринулся вниз по ступенькам, а Кейт медленно поковыляла в будуар. Все было спокойно. Тусклое солнце отражалось в псише, за каминной решеткой весело потрескивал огонь. Но Кейт этого не замечала. Подарок Гарри невозможно было не увидеть сразу.
Она ничего не могла с собой поделать. Вообще-то, подумала она, подходя ближе, чтобы лучше рассмотреть картину, ей следовало бы оскорбиться. Одно дело пририсовать ее голову к чужому телу, но что бы так… Груди у этой женщины были как булки, бедра как окорока. Кейт оглядела себя, чтобы убедиться, что ее собственные груди куда привлекательнее, крепче и прекрасной формы, с гораздо большими сосками.
Однако настоящим оскорблением было то, что кто бы ни заказывал эту гадость, он заказал ее второсортному художнику. Как кому-то могло прийти в голову, что она позволит увековечить себя жалкому любителю, оставалось за пределами ее понимания.
— Вы повесите ее в библиотеке? — услышала она и, повернувшись, увидела Гарри, стоявшего в дверях.
Кейт задохнулась. На нем был костюм в табачно-коричневых и кремовых тонах, сапоги для верховой езды идеально начищены, волосы цвета пшеницы растрепались на ветру, в руках у него был стек. Гарри выглядел образцовым «повесой». Кейт нелепо смутилась, как если бы он увидел ее обнаженной. Как ей разговаривать с ним, когда она знает, что он видел это безобразие?
Кейт почувствовала некоторое облегчение, заметив такую же неуверенность в глазах Гарри.
— Вы сошли с ума? — весело возразила она, игнорируя непривычное чувство. — Это необходимо сжечь. Я не желаю, чтобы кто-нибудь считал, будто я выгляжу именно так.