Спуск в Лагерь IV был на удивление быстрым: уже в 4 часа мы забрали Морсхеда и вскоре двинулись обратно по наклонным изломанным уступам к гребню хребта. Свежевыпавший снег осложнял этот переход, да и отряд уже давно утратил остроту своей бдительности. Третий человек поскользнулся, увлекая за собой второго и четвертого в связке. Предупрежденный необычными звуками позади себя, ведущий вогнал острие своего ледоруба в снег и обвязал его веревкой. Он успел крепко надавить на древко одной рукой, вцепившись в веревку другой. Больше ничего нельзя было успеть сделать. Было сто к одному, что либо ледоруб выскочит, либо веревка порвется; трем телам грозила опасность проскользить более чем 3 000 футов[402] под действием силы тяжести, прежде чем они остановятся на заснеженном плато. Несколько секунд они болтались на склоне на туго натянутой между ними прочной веревке – вся эта конструкция чудом их удержала, – а затем почти одновременно уперлись ногами.
Менее чем через два часа после утомительного вырубания ступеней мы, казалось, преодолели все наши трудности. Но Морсхед был на пределе сил: в столь измученном состоянии он мог спускаться лишь по несколько ступенек за раз. Когда мы добрались до Северного седла, уже час как стемнело, и было 11:30, когда мы наконец заползли в наши палатки.
Результат этого опыта стал очевиден, когда мы спустились в Базовый лагерь. Морсхед получил серьезные обморожения пальцев на ногах и руках. Проблемы с ухом Нортона и тремя моими пальцами нельзя было игнорировать, но еще более серьезные опасения вызывало состояние обоих наших сердец. Один только Сомервелл оставался достаточно здоровым, чтобы не считаться выбывшим из строя скалолазов.
Вторую попытку достичь вершины несколько дней спустя предприняли Финч и Джеффри Брюс[403]. Они использовали кислород на высоте 22 000 футов[404] и обнаружили, что, несмотря на свой вес, аппарат им помог. Они выбрали для своего лагеря скалистую площадку на обратной стороне хребта на высоте 25 500 футов[405]. В этом незащищенном положении им пришлось бороться со шквальным ветром, и большую часть ночи они пытались не дать ему унести их палатку. Поскольку ветер не стихал до середины следующего дня, им и на вторую ночь пришлось остаться на этой высоте. Кислород помогал им согреваться, но также увеличивал их аппетит. Они продолжили подъем на следующий день, взяв с собой Теджбира, одного из наших четырех сержантов-гуркхов[406]. Предполагалось, что он перенесет запасные кислородные баллоны – огромный груз весом более 50 фунтов[407] – как можно выше, возможно, до 27 000 футов. А они вдвоем стартуют оттуда со свежими баллонами, оставив Теджбира на месте или отправив его вниз. Но Теджбиру не удалось подняться выше 26 000 футов[408]. Финч и Брюс изнемогли от усилий по переноске запасных баллонов сверх полного комплекта из четырех штук и в конце концов оставили их. Они покинули хребет из-за усиливающегося ветра, который задул снова, и на высоте 27 235 футов[409] были вынуждены повернуть назад, измученные голодом.
Факты о третьей попытке можно изложить еще короче: альпинистам оставалось подняться совсем чуть-чуть до 23 000 футов[410], когда на них обрушилась лавина, сбив с ног семерых носильщиков и утащив их через край огромной расселины навстречу смерти. Об этом злополучном походе больше нечего добавить, кроме того, что они выдвинулись после того, как выпал первый снег муссона.
Как мы должны в целом относиться к задаче покорения горы Эверест? Мы почти не сомневаемся, что наши носильщики могли бы перенести наш лагерь на этап выше, а с лагерем на высоте 27 000 футов у нас должны быть хорошие шансы достичь вершины, с кислородом или без него. Но не следует забывать, что для того, чтобы поднять наш последний лагерь на этап выше, а тем более – поднять на эту высоту кислородные баллоны, требуются время и организация транспортировки. Что касается погоды, то весь наш предыдущий опыт выявил дилемму: если даже мы избежим встречи с резким северо-западным ветром, что обдувает хребет, то нас все равно поджидает муссон, угрожающий снегопадами и еще худшими условиями для восхождения. Чтобы у какого-либо отряда появился справедливый шанс достичь вершины и снова спуститься, погоде следует исправить столь вредные привычки. Мы должны помнить и о спуске; участники первой попытки за 1922 год вряд ли о нем забудут. В конце концов, спуск – это неотъемлемая часть игры. Ни один альпинист не будет удовлетворен, если покорит вершину, но при этом не сумеет спуститься обратно. Преимуществом альпинистского отряда 1924 года будет то, что они с самого начала будут знать, какова их цель, и почти наверняка будут оснащены более эффективным кислородным аппаратом. Вряд ли их судьба будет менее благосклонна к ним, чем наша в 1922 году, и если она будет хотя бы чуть больше благоволить к ним, то отряд сможет одержать победу и покорить Эверест.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})* * *
Опубликовано как «Непокоренный Эверест»
Азия, № 9, 1923.
Глава девятая. Престолы на небесах
Гора Эверест, 24 мая 1924 года
«Соответственно, 24-го была проведена двойная операция – эвакуация Лагеря III и спасение людей, заблокированных в Лагере IV. Эту историю подробнее расскажет сам Мэллори. Он, вероятно, не признается, что, даже страдая от сильнейшего высотного кашля, не дающего спать по ночам и мешающего альпинисту, он все же был главной движущей силой двух прекрасных восхождений. Но немногие решились или смогли бы сделать то, что сделал он… Здесь я позволю самому Мэллори продолжить рассказ».
Депеша «Таймс» № 7 Эдварда Нортона, опубликованная 16 июня 1924 года. Эта пауза в нашей длительной борьбе кажется неподходящим моментом, чтобы рассказывать истории: Нортон, вероятно, так и думает, раз уж поручает эту часть своей задачи мне. Действия всего лишь приостановлены, чтобы накопить сил для еще более интенсивных действий в фазе кульминации. Этот вопрос решится в ближайшее время. Третий – и последний – раз мы поднимемся на ледник Восточный Ронгбук, к лучшему это или к худшему. Мы подсчитали наших пострадавших и при планировании следующего акта битвы сможем прикинуть, сколько выбыло сил из строя нашей маленькой армии.
Однако при составлении планов, хотя мы и опираемся на историю прошлого ради светлого будущего, нам пришлось учитывать события последних нескольких дней. Все события относятся к одному этапу – между лагерем на высоте 21 000 футов[411] и вершиной. В 1922 году путь сюда состоял из короткого легкого часового подъема по каменному леднику[412], за которым последовал более крутой подъем примерно на 1 400 футов по снежным и ледяным склонам. И вверх, и вниз по этим склонам люди шли свободно, не думая о трудностях, пока отряд из семнадцати человек не смело лавиной, а семеро носильщиков погибли. Это было 7 июня, после первого большого снегопада во время муссона 3–5 июня. Естественно, сейчас, в 1924 году, мы не хотим, чтобы нас постигла та же участь, если ее возможно избежать.
Именно размышляя и раздумывая, как безопасно добраться до Лагеря IV на заснеженном шельфе посреди огромного ледяного барьера Чанг-Ла, мы начинаем понимать, сколь огромные трудности таит в себе Эверест. Во-первых, следует помнить, что наш величайший союзник, шерп-носильщик, – это не опытный альпинист. Ему нужен хороший твердый снег, с надежным сцеплением гвоздей, набитых на обувь, и склоны, по которым удобно ходить по прочным ступеням, вырубленным ледорубом сахиба, причем ступеням чистым и не обремененным свежим рассыпчатым снегом. Ему нужны веревочные перила[413] во всех опасных местах. А еще ему прежде всего нужна уверенность, что в конце путешествия он получит хорошую еду и теплую постель, и он будет без опаски подниматься и спускаться по крутым тропам, со спокойной уверенностью в себе и в своей безопасности.