Это долго не продлится.
– Гладь меня, милая, – прошептал Робби, накрывая своей рукой ее руку, чтобы показать ей, как.
И она гладила. Нежное давление ее мягких тонких пальцев, сомкнувшихся вокруг него, сдавливающих, движущихся, было слишком прекрасным. Давление становилось чересчур сильным. Несколько резких движений – он больше не выдержит.
– Вот так, моя любовь. О боже! Да, прямо здесь… Я сейчас…
Он должен был закрыть глаза и откинуть голову назад. Обычно он так и делал. Но он хотел видеть ее лицо. Он не хотел пропустить ни единой минуты ее посвящения в мир страсти.
Они смотрели друг другу в глаза, когда Розалин довела его до пика наслаждения. Когда он стал слабым. Когда он не мог бороться с собой, даже если бы захотел.
Хриплый возглас удовольствия вырвался из его груди. Робби замер. Он не мог отвернуться, даже когда спазмы сотрясали его. Нет, особенно в этот момент. Удовольствие, которое она подарила его телу, казалось более интенсивным и острым, когда он смотрел на нее. Когда он испытывал близость, которой до этого не испытывал никогда. Когда нежные чувства сдавливали его грудь.
Впервые в жизни Робби, испытав наслаждение, был не один, а разделил это с кем-то еще, и пробудившиеся чувства оказались иными. Более сильными, более пронзительными. Мгновение было слишком значительным, и взгляд, которым они обменялись, был весьма выразительным.
Он втянул ее в это, а когда все было кончено и он осознал реальность того, что сделал, он не знал, как ее из этого выпутать.
Робби наклонил голову и выругался, разозлившись на самого себя.
«Скажи, что я не делал этого. Скажи, что я не заставил сестру Клиффорда ласкать меня».
Но он это делал, а сделав это, позволил ей пробить его защиту. Робби рассказал ей, что отослал свою любовницу прочь, что не хочет никакую другую женщину. Только ее. И как бы приоткрыв ящик Пандоры, он вдруг испугался своих откровений.
Робби поднял голову. Розалин слегка отодвинулась от кадки, но все еще сидела на коленях, неуверенно глядя на него.
Он, не дрогнув, встретил ее взгляд и сказал:
– Полагаю, теперь мы квиты.
Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что он имел в виду. Когда смысл его слов дошел до нее, она отшатнулась, как будто он ударил ее. Выражение боли на ее лице было таким пронзительным, что он вынужден был отвернуться, чтобы не поддаться страстному желанию схватить ее в объятия.
Делая вид, что не замечает ее взгляда, Робби поднялся из кадки, подошел к своему сундуку и стал вытираться. Затем он надел чистую льняную рубашку и кожаные бриджи.
Когда он оделся, то снова обрел достаточно самообладания, чтобы посмотреть ей в лицо. Розалин отошла от кадки, села на краешек кровати Сетона, но по-прежнему наблюдала за ним.
– Я этого не заслужила, – спокойно сказала Розалин, и осуждение в ее прекрасных зеленых глазах не давало ему пощады. – Если ты хочешь, чтобы я возненавидела тебя и считала холодным и бесчувственным, каким ты кажешься, ты прекрасно справляешься с этим.
Впервые в жизни Робби захотелось съежиться. Она была права. Она этого не заслужила. В отчаянии он взъерошил влажные волосы, наконец выпрямился и прямо встретил ее взгляд.
– Для нас обоих было бы лучше, если бы ты возненавидела меня.
Она недоверчиво уставилась на него.
– Ты это серьезно? Ты считаешь, что мне будет лучше, если ты станешь говорить мне гадости, чтобы я возненавидела тебя? Это самая нелепая вещь, о которой я когда-либо слышала. Из всех ошибочных… – Ее глаза сердито сверкнули. – Ты высокомерное животное! Ты делаешь это со всеми своими женщинами, чтобы они не влюблялись в тебя, или я единственная нуждаюсь в такой защите от твоих неотразимых чар? Ну что ж, тебе нет необходимости стараться защитить меня от себя самой. Я вполне способна испытывать неприязнь к тебе по собственной воле.
Теперь Бойд действительно чувствовал себя ослом. Она была права, но только отчасти. Он хотел защитить не только ее.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Розалин? Ты знаешь не хуже меня, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ты – моя заложница, гарантия того, что твой брат заключит перемирие с честными намерениями.
– Это не значит, что мы должны быть врагами. Разве мы не можем быть вежливы друг с другом? Ты был достаточно дружелюбен с Роджером. Разве ты не можешь так же обращаться со мной?
Как с тринадцатилетним мальчишкой? Боже, как она наивна.
– Я не уверен, что это возможно.
– Почему? Ты настолько презираешь меня?
Выражение разочарования на ее лице заставило его говорить более откровенно, чем он хотел бы:
– Нет, я слишком хочу тебя.
Его честность, казалось, удивила Розалин, но потом, несомненно, порадовала: легкая улыбка появилась на губах, нежный румянец выступил на щеках.
Она выглядела такой сладкой, что ее хотелось съесть. О Господи! Он готов был проглотить ее – и это только доказывало его правоту.
Розалин наклонила голову набок:
– Ты никогда не дружил с женщинами, которых хотел?
Робби никогда не хотел ни одну женщину так, как ее, но счел, что будет благоразумнее об этом не упоминать.
– Нет.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Женщины существуют для…
Робби не закончил, понимая, что ей не понравится то, что он собирался сказать.
Она поджала губы, и это доказывало, что она догадалась сама.
– Женщины нужны только в спальне, не так ли? Но тратить с ними время на что-нибудь другое не стоит?
В этом была вся суть, но из уст Розалин это прозвучало мерзко.
Розалин издала резкий горловой звук и пробурчала что-то об испорченных, слишком красивых для их блага грубиянах, и это почти заставило его улыбнуться.
Она промаршировала туда, где он стоял около своей кровати, и уперлась руками в бока.
– Что ж, если это не слишком сложно, я хотела бы, чтобы ты попробовал.
Робби смотрел на нее сверху вниз и так хотел схватить в объятия, что мускулы стали болеть от напряжения.
– Это ты можешь сделать? – спросила она.
Все, что ему оставалось, – это вдыхать ее аромат, а ему хотелось швырнуть ее на кровать, стоявшую позади.
– Не знаю, хватит ли у меня сил.
Один уголок ее губ приподнялся в насмешливой улыбке:
– Ты показался мне очень сильным…
Он резко посмотрел на нее. Озорная девчонка! Это было не то, что он имел в виду. И это не поможет ему держать себя в руках.
– Только когда дело не касается тебя. Мы не можем… – Он остановился, подыскивая слова, чтобы получилось не слишком грубо. – Я не должен был трогать тебя или позволять тебе трогать меня так, как ты только что это делала. Это опасно. В следующий раз я могу не остановиться. Похоже, я совсем теряю контроль рядом с тобой. И я не хочу давать твоему брату повод убить меня, что будет вполне заслуженно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});