Читать интересную книгу Мальчики-мальчишки - Наталья Горская

Так он приводил свои закипевшие было мысли в порядок, и понимал, что уже никогда не станет прежним. В результате получилась такая гремучая смесь, что человек совершенно без тени сомнения решил, что он на правильном пути. Но какими бы потом делами он ни занимался, с какими бы людьми ни сводила жизнь, а первую свою банду он запомнил навсегда. Такое не забывается. Это как первая любовь.

И первое своё дело тоже запомнил. Сколько он потом всего совершил – и сам точно не вспомнил бы, но этот фрагмент своего преступного пути помнил всегда. Ему потом иногда снился страшный сон, будто он просыпается и видит, что рядом с ним лежит эта девчонка, растерзанная и мёртвая. И смотрит на него невыносимым взглядом больших и серьёзных глаз, какой бывает только у детей. И он начинает орать, что этого не может быть, что они её на самом деле отпустили и даже не трогали. Просыпается и медленно приходит в себя, тихо радуясь, что это был только сон. И пробуждение это ему важно и нужно, как последнее оправдание, что когда-то давно он пощадил хотя бы одного беззащитного ребёнка.

А за ограбление им ничего не было. Заложница вернулась домой, когда её отца уже увезли в больницу с сердечным приступом. Отец пошёл на поправку, когда узнал, что дочь вернулась живой и невредимой и передала сообщение для него от тех дядей: не делай глупостей, хрюша. Да знали бы они, что ему сейчас не до них: своего человечка в самом министерстве привлекли к «уголовке» за незаконные махинации с казёнными деньгами, а он и других за собой потянул! Пошли обыски, у всех что-то да нашли, только у него одного нет ничегошеньки. Только морда разбита и сердчишко расшалилось. Сказал, что на улице напали хулиганы: хулиганья ведь развелось ужасти сколько, больше чем маньяков! Но не было бы счастья, да несчастье помогло: больничный лист спас от посещения заседаний в суде, где кое-кого даже взяли под стражу прямо в зале под «давлением неопровержимых доказательств». Правда, никто из них долго в кутузке не засиделся, через год уже все вышли, но всё же меньше терзаний и без того подорванного здоровья и расшатанных нервов. Сидел дома, слушал, как дочка пиликает на скрипке.

Посетившие же его дом налётчики разбежались кто куда, только бы никогда больше не пересекаться. Волков вернулся домой и увидел там повестку из районного военкомата на своё имя, пригласительный билет на войну, так сказать. Он уже получал такие, и знал, что позовут воевать за очередную свободу и неза висимость очередного братского народа. Ра ньше он отказывался, а тут понял, что это будет самым лучшим способом исчезнуть на какое-то время, если вздумают искать.

В военкомате ему почему-то предложили работать сварщиком. Где-то в Югославии, которая теперь была и не Югославией, а странным конгломератом разрозненных и настроенных крайне враждебно друг к другу новых республик. Даже не понятно: как их угораздило когда-то вот так объединиться в одну страну. При такой-то ненависти!

– Там щас всё раздолбали в порыве борьбы за… за… короче, неважно за что, – провели ему краткую разъяснительную лекцию. – А Россия, как старшая сестра славянских народов, обязана помочь своим заблудшим братьям всё это раздолбайство восстановить. Сваркой владеешь?

– Уг у.

– Вот и славненько. Арматуру там варить на взорванных мостах или железо для бетонных блоков… Ты ваще улавливаешь, какую высокую миссию тебе доверяют?

– Так точно.

– Вот и славненько.

Он сразу понял, что его хотят сунуть в самое дерьмо, но при этом обставить всё так, будто ему чуть ли ни милостиво доверили высокую миссию, которой не каждый говнюк достоин. Мол, лучший солдат не тот, кто служит со страху или за деньги, а тот, кто искренне мечтает послужить великой идее! Идея и даёт ему силы, даже если он обладает чересчур слабой физикой и психикой – сколько раз он уже слышал эти воззвания! И многие на такие предложения соглашались. Но не ради этих неугомонных «братских народов», чёрт бы их в свою стаю взял! А подкупала вот эта нужность кому-то. В своей стране, куда ни сунься, а нигде никому не нужны: «мест нет», «в кассе денег нет», «занято», «пшли вон отседа!», «в ваших услугах наша фирма не нуждается». А нужны только в милиции или армии – уж тут всегда вакансия найдется. Как можно заставить здравомыслящего и сильного мужика пойти воевать за чужой народ, отдать свою единственную и неповторимую жизнь за чужие интересы чуждого ему мира? Сделать невыносимой его жизнь в своей стране. Тогда он не пойдёт – побежит. И от этой жизни, и от этой страны.

Волков был приятно удивлён, что он кому-то ещё нужен как профессионал своего дела, хотя и понимал, что не сваркой будет заниматься. Вспорют тебе там живот. Сварочным аппаратом. Вот и вся сварка. Истерзают так, что в конце самим станет жутко. А дома, в России, тем временем большой бизнес делается… Ну, пусть делается: если вернёмся, то непременно прощупаем, что за бизнес такой.

Сваркой и в самом деле заниматься не пришлось. Вернулся он из этой «почётной командировки» уже окончательно заматеревшим зверем, так что даже родная мать ему дверь открыла и не сразу узнала. Чем заняться мужчине с таким прошлым? Пойти бумажки по стопкам раскладывать в каком-нибудь кабинетике или сделать свой маленький бизнес на руинах разворованной промышленности в округе? Энергетика уже не та.

Деньги, которые он экспроприировал у хрюна и перед отъездом велел жене их спрятать, повели себя непредсказуемо. Рубли обесценились до копеек, так что их, если где в стране ещё и платили зарплату, выдавали по несколько пачек. Но и это не помогало стремительно нищающему населению сводить концы с концами. Зато доллары порадовали: цена их выросла во столько же раз, во сколько обесценился рубль.

– Надо было тратить, – задумчиво сказал он жене, глядя на эту уже ничего не значащую бумагу бурого цвета с круглым советским гербом и красивой надписью «Билет Государственного банка СССР», на которой так пристально смотрит товарищ Ленин своим цепким взглядом.

– Не на что, – успокоила его жена. – В магазинах шаром покати. Даже чая не стало.

Когда Горнист с кем-либо разбирался, то об этом знали все: громыхало и кричало так, что не услышать было невозможно. Несколько раз от него пострадал и наш Арнольд Тимофеевич, у которого, помимо мэрства, был ещё свой небольшой бизнес в виде нескольких магазинов и бензоколонки в райцентре. Его пару раз трясли люди Горниста, как глиняную копилку, вверх тормашками, пытаясь вытряхнуть хоть что-то. Он даже хотел просить защиты у Вожатого, но потом ещё больше испугался. Вожатый его никогда не трогал и даже обронил как-то, что, мол, с нашего мэра-пэра и взять-то нечего. Когда Арнольд Тимофеевич узнал об этих словах, то несколько оскорбился и даже, якобы, возмущённо воскликнул:

– Как это с меня взять нечего?!

Об этих словах сразу донесли Вожатому, и он однажды осенним тёмным вечером шагнул навстречу мэру из темноты, когда тот выходил из здания Горсовета к своей машине.

– Так говорите, что у вас есть, что взять, господин-товарищ Моськин? – сказал Вожатый без преамбул.

– А… э… – мэр остолбенел, словно внезапно напоролся на взгляд василиска.

– Арнольд Тимофеевич, отдайте мне свой магазин в райцентре. Всего один. По-хорошему.

– Какой магазин? – пролепетал, чуть не плача, мэр.

– Строительных материалов. Я завтра к вам своих юристов пришлю.

– Нет, – сказал Арнольд Тимофеевич и испугался.

– Что такое «нет»? – искренне удивился Вожатый и кхекнул носом.

– Костя, я же тебя с детства знаю, когда ты ещё вот такой был, – мэр показал рукой, какого роста Вожатый был в детстве.

– Кстати, о детстве, – сказал Вожатый медленно, внимательно посмотрев на свой детский рост в изображении Арнольда Тимофеевича, и коварно улыбнулся: Зачем это вы свою дочь во Владивосток отправили? Зачем так далеко-то?

Мэр содрогнулся и понял, что вот и его прихватили за кадык, да так, что с магазином, наверняка, придётся расстаться. Он обожал свою единственную дочь от первого брака, которая была у него одна, несмотря на его многочисленное и бесконечное многожёнство. Когда настали смутные времена и повсюду появились вымогатели, которые иногда воздействовали на свои жертвы, угрожая самым дорогим для них людям, он отправил свою дочурку, молоденькую и хорошенькую девчушку, к своей тётке во Владивосток.

– Костя, неужели ты сможешь? Нет, ты не сможешь, я же тебя с детства знаю! – буквально плакал Арнольд Тимофеевич. – У тебя же тоже дочка есть!..

– Заканчивайте этот концерт плача, – равнодушно обронил Вожатый и назвал точный адрес его тётки во Владивостоке, отчего у мэра потемнело в глазах, а Волков передразнил его: «Нет… не сможешь…» Странные вы всё слова говорите. Если хотите дожить до внуков, то скажите мне «да», или некому будет для вас их рожать… Так мне долго вашего ответа дожидаться-то? Меня ведь и другие дела ждут.