он мне тоже говорит: «Здравствуйте».
— Во дает! — сказал Погосян. — «Здравствуйте», значит, на межпланетном языке, а Корнелий, ясное дело, ему обучен, да?
— С детства, — согласился с шуткой Грубин, который оставил свое дело и ни слова из сказанного не пропускал.
— Он мне сказал по-русски, — возразил Удалов. — Ну и я ему ответил: «Кто дал указание работы проводить?»
— Конечно, — сказал Грубин. — Видим мы человека на трех ногах, гостя из далеких звездных миров, а вместо «добро пожаловать» сразу ему ляпаем: «Кто дал указание?»
— Я перепугался, — проговорил Удалов. — В другом случае я бы ему все как надо сказал. А тут с перепугу взял быка за рога.
— А у него и рога были? — удивилась старуха Ложкина.
— Это он фигурально, — пояснил Василь Васильич.
— Я пошел, — сказал Погосян. — Я пошел, а то он меня вместо ужина, понимаешь, баснями кормит.
Но Погосян никуда не ушел. Ему хотелось, чтобы его стали останавливать, говорить, что все это шутка, но никто не останавливал и не говорил. Все знали, что, хотя у Удалова сильно развито воображение, хотя он человек нервный, он крайне правдив.
— Я его спрашиваю, — продолжал между тем Удалов, — а он машет своими ручонками и говорит: «Скандал, безобразие получается».
— Крупные они, пришельцы? — спросил Василь Васильич.
— Нет, не крупные, с третьеклассника.
— Я так и думал, — сказал Василь Васильич. — Откуда им быть крупными?
— Я хотел под шлагбаум подлезть, а он сначала не пускал, на надпись показывал, лопотал, что вход воспрещен. Ну я ему и указал, что являюсь начальником ремстройконторы города Великий Гусляр, на окраине которого он ведет неизвестные работы.
— И не испугался?
— Испугался я потом, — признался Удалов. — А сначала меня взяло возмущение. Ездит тут на бульдозере, не пускает, людей пугает, и, что характерно, бульдозер также не нашей марки. Тогда пришелец этот оробел и говорит мне: «Извините, не будете ли так любезны проследовать за мной, поговорить с нашим руководством?»
Жена Каца высунулась из окошка по талию и чуть не свалилась вниз.
— И ты пошел?
— А чего же? Пошел. Подлез под бульдозер, завернул за поворот, а там за холмиком открылось мне удивительное зрелище. И тогда я внутренне все осознал. Метров за тридцать дорога там была полностью разрушена, будто по ней громадным молотком стукнули или лавину обрушили сверху. Но я-то сразу понял, в чем фокус — пониже на склоне лежала, накренившись, их летающая тарелочка.
— А какие опознавательные знаки были? — спросил подозрительно Погосян.
— Без опознавательных знаков. Им это не нужно. Лежала эта тарелочка, вокруг нее масса пришельцев. Одни тарелочку чинят, другие на дороге возятся. Техника, приспособления, дорожные машины — удивительно даже, сколько добра в этой тарелочке поместилось.
Грубин вылез из окна — ноги сначала, сам потом — и подошел поближе.
— Я их спрашиваю: «Вынужденная посадка?» Из толпы ко мне один подходит, тоже на трех ногах, и отвечает: «Безобразная посадка. Хулиганская посадка. Я, скажу честно, сделал штурману строгое предупреждение». Я спрашиваю: «Зачем же так строго?» И тогда он отвечал…
В этот момент Удалов прервал свои речи, ибо почувствовал, как Шехерезада, что слушатели полностью захвачены повествованием.
Удалов повернулся к своему окну и строго спросил:
— Ксения, скоро ужинать?
Ксения ничего не ответила.
— Успеешь еще, поужинаешь, — остановил его Кац. — Ты сначала свою байку доскажи.
— Кому байка, а кому действительность, — сказал Удалов, и никто не засмеялся.
— Давай дальше, — поторопил Василь Васильич. — Прохладно становится.
— Я спрашиваю, значит, — продолжал Удалов, закуривши. — «Почему так строго?» А мне главный пришелец отвечает: «А что делать? Представьте, — говорит, — себя на нашем месте. Прилетаем мы на чужую планету. Имеем, — говорит, — строгий приказ в контакты не входить, а лишь проводить визуальные наблюдения. Туземные, — говорит, — цивилизации должны развиваться по своим законам».
— Это кто такие туземные цивилизации? — спросил Погосян.
— Мы, — ответил за Удалова Грубин.
— Мы не туземная, — сказал Погосян. — Это оскорбительное слово. Мы, что, получается, голыми бегаем? Голые, да?
— Не оскорбляйся, — сказал Грубин.
А Удалов между тем продолжал:
— «Избираем, — говорит мне главный пришелец, — тихое место на окраине мелкого городка…»
— Это кто такой мелкий городок? — опять перебил Погосян. — Великий Гусляр — мелкий городок, да?
— «Избираем мелкий, тихий городок, хотим сесть неподалеку, чтобы собрать образцы растительной флоры и сделать всякие снимки. И вот по вине этого головотяпа штурмана совершается катастрофа!»
— И правильно, — сказала старуха Ложкина. — Правильно, что строго предупредил штурмана. Если пустили в космос, так работай, а не ушами хлопай.
— Может, он увидел сверху, какая прекрасная наша Земля в окрестностях Великого Гусляра, — сказала жена Каца, — и рука у него дрогнула?
— А что, ихние предупреждения, они с изоляцией или как? — спросил Василь Васильич.
— Не знаю, не спрашивал, — ответил Удалов. — Если кому неинтересно, уходите. Не мешайте. Развели дискуссию.
Находясь в центре внимания, Удалов заметно обнаглел, и в тоне его появились металлические нотки. Слушатели замолкли.
— Вокруг нас роботы суетятся, машины, космонавты, спешат, чтобы их позор не стал достоянием земной общественности. Начальник шлемом качает, вздыхает по-своему и говорит далее: «А каково нам будет, если Галактика узнает, что наш корабль разрушил дорогу на Земле, в окрестностях Великого Гусляра? А представляете себе, как будут хохотать над нами нахальные акарили с планеты Цук? Как будут мяукать в припадке издевательства низменные душой тумсы? Как будут качать всеми своими головами мудрые йыкики? Ведь нас же предупредят на всю Галактику…»
— Нет, не иначе как у них предупреждение со строгой изоляцией, — сказал Василь Васильич.
— И как это ты, Корнелий, запомнил все эти имена? — спросил Грубин.
— Они знали, с кем на Земле встречаться, — ответил с достоинством Корнелий. — «Представляете мое состояние», — говорит этот пришелец, и я, конечно, выражаю ему сочувствие. И тут подходит к нам еще один, в полосатом комбинезончике, черненький, с глазками врозь. И что-то по-своему лопочет. Я пока осматриваюсь, полагаю, что им с дорогой и ремонтом тарелочки придется до ночи провозиться. Даже с ихней хваленой техникой. «Не знаю, — переходит тем временем