Мы сидели за кухонным столом. Я сбросила свою драгоценную сангровую накидку, которую тогда носила постоянно, — в кухне было душно и пахло тушеной капустой. Мать Гиацинта хлопотала у очага, бурча себе под нос и не обращая на нас внимания. Такие посиделки были приятным обыкновением в моей тогдашней жизни. Гиацинт улыбнулся и подбросил в воздух серебряную монетку, одной рукой поймал ее, прокатил по костяшкам пальцев и заставил исчезнуть. Его научил этому трюку уличный фокусник в обмен на двухнедельный постой.
— Ты ревнуешь.
— Нет, — ответила я и тут же поправилась: — Да, возможно.
— Он спит с мальчишкой?
— Нет! — воскликнула я, обиженная и этим предположением, и словом «мальчишка» из уст Гиацинта, тогда как Алкуин был не намного младше его. — Делоне бы так не поступил!
Гиацинт пожал плечами.
— Но тебе все равно не стоит сбрасывать со счетов такую возможность. Ха! Поступи так Делоне с тобой, ты бы мигом расхвасталась.
— Речь не обо мне. — Я помрачнела, осознав отсутствие перспектив в этом направлении. — Нет, с Алкуином учитель чувствует себя свободнее, потому что считает его поклонников не такими опасными, как моих, — или хотя бы более умеренными в применении силы. В любом случае они на пару вращаются в центре политической жизни с того дня, как Делоне водил Алкуина ко двору, чтобы тот изображал писца. Хотя не вижу в том пользы теперь, когда круарх убит, а его трон занят узурпатором.
Мать Гиацинта у очага забормотала громче.
До тех пор Гиацинт не обращал внимания на ее зловещее ворчание, но вдруг сосредоточился, словно гончая, взявшая след.
— Что такое, мама?
Она снова неразборчиво пробубнила какую-то фразу, повернулась к нам и махнула черпаком. Помню, как она подняла вверх палец, и я неожиданно испугалась.
— Слушай внимательно, — зловеще пророкотала она. — Не пренебрегай Куллах Горрьим.
Я глянула на Гиацинта, но тот лишь моргнул.
— Не понял? — осторожно обратился он к матери.
Та передернулась и опустила черпак, проведя другой рукой по глазам. Ее лицо выглядело посеревшим и старым.
— И я не поняла, — еле слышно призналась она.
— Черный кабан. — Я кашлянула, охваченная странным ощущением откровения. Тсыгане уставились на меня. — Это на круитском языке, мадам, те непонятные слова, что вы сказали. — Я так долго притворялась невеждой перед гостями, что было неловко признаваться в своих познаниях. — Не пренебрегай черным кабаном.
— Что ж, хорошо. — Ее лицо прояснилось и вновь обрело привычный хмурый вид. Гадалка упрямо выдвинула вперед подбородок, бросая вызов и мне, и моей образованности, и даже сангровой накидке. — Пусть будет по-твоему, девочка. Не пренебрегай черным кабаном.
Таким было второе пророчество, дарованное мне бесплатно матерью Принца Странников и моего единственного друга; и насколько первое было ясным, настолько второе — туманным. Я снова бросила взгляд на Гиацинта, который лишь развел руками и покачал головой. Кем бы ни был тот черный кабан, Гиацинт знал о нем не больше моего.
Вернувшись домой, я рассказала о знаменательном происшествии Делоне, который целый день провел на примерке нового гардероба. Так как он терпеть не мог тратить время на портных, то вернулся в дурном настроении и отмахнулся от моих слов.
— Кому как не тебе знать, что все эти тсыганские гадания просто надувательство, — отрезал он.
Я ответила немигающим взглядом.
— У нее действительно есть дар. Я сама видела. Милорд, она не хотела солгать мне, равно как и в прошлый раз, когда сказала, что я буду горевать в день, когда раскрою вашу тайну.
— Она… — Делоне осекся. — Она так сказала?
— Да, милорд.
Алкуин поднес кувшин, чтобы наполнить вином бокал наставника. Волосы, подобные лунному свету, при наклоне упали на лицо, и наш покровитель рассеянно пропустил одну блестящую прядь сквозь пальцы, глядя на огонек масляной лампы.
— Милорд, — тихо произнес Алкуин, выпрямляясь. — Помните, я говорил вам о перешептываниях в альбанской делегации? Сестре круарха было видение о серебряном лебеде и черном кабане.
— Но кто… — Делоне изменился в лице. — Алкуин, завтра с утра отправь гонца к Телезис де Морне. Пусть передаст, что я прошу ее о встрече.
— Как пожелаете, милорд.
Глава 20
Что интересного Делоне удалось выведать у Телезис де Морне, я так и не узнала; точнее, кое-какие подробности до меня дошли, но много позже, когда уже не имели значения. Возможно, я затаила бы обиду на скрытность учителя, если бы для меня собственные интересы на тот момент не перевешивали все его интриги.
Мелисанда Шахризай устраивала праздник в честь дня рождения принца Бодуэна. Она на всю ночь купила гостеприимство Дома Кактуса, и мы тоже значились в числе приглашенных — все трое.
Я не забыла обещание, данное Мелисандой при нашей последней встрече, равно как и ее слова при первой. «Ты ведь хочешь служить Наамах, не так ли, дитя?» Неважно, что с тех пор у меня перебывало множество поклонников — ни один из них не умел превратить мои колени в желе одним взглядом.
Кстати, Мелисанда была баснословно богата. Дом Шахризаев из века в век неизменно процветал, а вдобавок ей достались немалые наследства от двух покойных мужей. Возможно, если бы не темные слухи об обстоятельствах тех смертей, Лионетта де Тревальон и сочла бы Мелисанду подходящей кандидатурой в невестки, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Из всего, что я о ней слышала, Львица Аззали не казалась женщиной, способной мирно ужиться с равной соперницей.
Со своей стороны, я не верила, будто Мелисанда Шахризай и впрямь убила кого-то из своих мужей. Оба они были очень-очень богатыми и очень-очень старыми, так что ей вряд ли потребовалось как-то ускорять естественный ход событий. Хотя в первый раз она стала женой в шестнадцать, а во второй — в девятнадцать, полагаю, и в юности Мелисанда обладала той же натурой и отличалась не меньшей расчетливостью, чем при нашей первой встрече; а женщина, с которой я познакомилась, была слишком умна, чтобы идти на ненужный риск ради скорейшего обогащения.
Да, тогда я еще не знала, насколько умело она загребает для себя жар чужими руками.
Как бы там ни было, Мелисанда, овдовев, озолотилась, и Город бурлил слухами о грядущем праздновании дня рождения Бодуэна де Тревальона.
Приглашения, начертанные золотыми чернилами на плотной надушенной веленевой бумаге, доставлялись адресатам как знаки высочайшего отличия. Общество полнилось сплетнями о счастливых избранниках и жалких париях, не дождавшихся вожделенного конверта.