вашей матери есть и незачем покупать вторую.
— Так я не для мамы, я для Анье хотел. У неё скоро день рождения, четырнадцать лет. И я не за те деньги, что тебе приходят для меня, а на мои, скопленные, — и протянул ему платок в котором было увязано сто пятьдесят марок.
— Ой ты дурак, Матти! — и мне всё же прилетел легкий подзатыльник. — Она же девка. Через два или три года замуж выйдет и увезёт твой подарок в новый дом.
— И что? — возразил я. — Она от этого перестанет быть моей сестрой и твоей внучкой? Да и приданное, всё равно надо будет ей собирать. А тут одна машинка за приданное сойдёт.
Дед неожиданно схватил меня за шиворот и, притянув к себе, обнял.
— Молодец! Весь в меня! И усовестил и одновременно выгоду расписал. Пойдём, купим твоей сестре машинку. И убери это назад, в свою копилку, — он протянул мне мой импровизированный кошелёк.
На одной из стрельб мне пришло в голову, что я даже не знаю сколько всего политических партий в нашем княжестве. И пока пацаны возились и восстанавливали опрокинутые мишени, я подошёл с этим вопросом к Эрро Эркко, который что-то увлечённо строчил в своём планшете.
— Что вам угодно, мой диктатор? — мужчина оторвался от своего дела и обратился ко мне так, как меня называют пацаны.
— Дядя Ээро, а сколько в нашей стране партий?
— Было четыре, стало шесть. Шведская народная и шведская финская, либеральная партия, христианская рабочая лига, финская партия и младофинская, — на названии последней он грустно вдохнул.
— А почему у нас нет крестьянской партии? Ведь восемьдесят процентов населения княжества — это крестьяне.
— Что? Какой? — Ээро Эркко выглядел так, как будто его только что стукнули чем-то по голове.
— Ну, крестьянской, аграрной…
— Да! Да! Точно! Вот оно! — меня неожиданно схватили в охапку, обняли, а затем подкинули под мой испуганный писк в небеса, поймали и поставили на ноги.
Да бл. ь, что они меня все пугают, уже и спросить ничего невозможно. Что это вообще сейчас было? Куда это он? А как же наши стрельбы?
Дядя Ээро, что-то восторженно вопя, убегал в сторону нашего хутора. На моих глазах он поскользнулся на мокрой траве, упал, но тут же вскочил и прихрамывая продолжил бег. Ну вот, накрылись наши стрельбы…
Глава 18
— Ааа! Лови! Уйдёт!
— Хрю! Хрю!
— Левее! Левее!
— Гав, гав, гав! — к нашим воплям и визгу раненного дикого поросёнка присоединились сельские собаки, которые и погнали бедное животное вглубь населённого пункта. А мы попадали от усталости на первые попавшиеся бревна у чьего-то забора.
— Ааааа!!! Помогите!!! — донеслось из села.
Хлопнул винтовочный выстрел, а за ним второй и третий. Мы переглянулись с пацанами и дали дёру обратно в лес.
— Так. Всё. На всякий случай прячем луки, стрелы и копья, — подвёл я итог неудавшейся охоты после того как мы отдышались и напились воды на одной из наших секретных полянок.
Но сделать ничего не успели. Через заросли тиса прямо на поляну выехали трое конных.
— А я тебе говорил, что это банда твоего диктатора, а ты не верил, — со смешком произнёс наш полицейский, старший констебль дядя Раймо Коскинен, обращаясь к моему отцу.
— Капрал Стрёмберг, построить капральство, — скомандовал я Ялмару, так как мне в голову неожиданно пришла мысль, как можно попробовать вывернуться из намечающихся неприятностей.
— Капральство, становись, смирно, — Ялмар скомандовал, мальчишки построились, уж чего-чего, но дисциплину мой новый капрал поддерживал на уровне. — Мой диктатор, капральство по твоему приказу построено, — и лихо козырнул мне двумя пальцами.
Я мазнул взглядом по строю и, вскинув руку с двумя пальцами ко лбу, отрапортовал опешившим взрослым. Вернее, я рапортовал только отцу, как главе общины.
— Господин староста, капральство рыцарей зеленого меча отдыхает после неудавшийся охоты. Позвольте продолжить отдых.
Первым засмеялся наш кузнец, дядя Рикки Сайпанен, которого недавно выбрали в церковные старосты и чей сын Тойво сейчас стоял в нашем строю. За ним заржали отец и старший констебль. Дядя Рикки настолько сильно смеялся, что свалился с лошади, отчего смеяться стали уже и мы.
— Неудавшаяся охота. Ишь как завернули поганцы, — отсмеявшись и немного успокоившись произнёс наш полицейский. — А вы знаете? Что из-за вашего кабана тетка Ииду родила с перепугу. Двойню. Наделали делов и в кусты! Неудачная охота, — передразнил он меня, сделав голос писклявым.
— А если бы не мы и наш кабанчик, то вместо двойни одного бы родила, — неожиданно вылез из строя и возразил дяде Раймо мой племянник, Ларс Викстрём. — И мясо у них теперь есть, отпраздновать. А у нас ничего нет…
Мужики на его слова хрюкнули, как давешний поросёнок, и опять заржали.
— Слышь, Рикки, твоя же Элина на сносях? Хочешь двойню? Пришлём к ней эту банду с кабанчиком. Ой, не могу, ха-ха-ха, — отец не упустил возможности подколоть нашего кузнеца.
— Мужикам рассказать, не поверят! Ха-ха-ха, — ржал как лошадь и дядя Рикки, отчего его лошадка испуганно шарахалась от него, что вызывало дополнительное веселье.
Наконец веселье пошло на спад и взрослые, пригрозив нам всяческими карами в будущем, погрузились на свои средства передвижения и убыли в село, по пути похохатывая и что-то обсуждая.
А я повёл упавших духом мальчишек на кирпичный завод, по пути размышляя как я умудрился вляпаться в сегодняшнее происшествие.
…..
Всё началось, когда Ээро Эркко сбежал от нас в столицу. Мы опять остались без взрослого, который согласился бы присматривать за нами на стрельбах. Плодить сущности обманывая взрослых я не хотел. Поэтому с огнестрельной подготовкой пришлось завязать.
Зато я вспомнил как матушка обвиняла моего братца Эса, что тот чуть не пристрелил из лука деда Хейди. И пошёл с поклоном к брату, чтобы он нас научил делать это оружие. Братец в просьбе не отказал, но не стал нас учить, а сам сделал нам десяток луков и по десятку учебных стрел. Лучше бы он это время с нами на стрельбище провёл. Но нет, упёрся как баран. Хотите луки — держите, а сидеть там с вами и смотреть как вы по банкам стреляете — не желаю.
Кстати, матушка съездила в Стокгольм вполне удачно. Ахти в училище приняли даже без экзаменов. Оказывается, у них каждый год выделяется квота на обучение будущих священников из Финляндии. А они, эти финны, почему-то не едут в Стокгольм учиться. Так что Ахти там приняли как родного. Ну и маман хорошо время провела и спустила почти все свои деньги на всякую ерунду типа шляпок,