Голос государя повышался и повышался, в нем зазвучало отчаяние. Александр был уже на ногах и теперь метался по комнате взад и вперед.
— Послушайте меня, государь! — успокаивающе окликнула его Екатерина. — Я научу вас, как можно отомстить сразу обоим — и Клеменсу Меттерниху, и Марии Нарышкиной.
— Отомстить? — Александр мгновенно остановился. Его лицо отразило озадаченность.
Екатерина оглянулась по сторонам.
— Не так громко, — шепнула она. — Откуда знать, кто нас может подслушать?
Екатерина подошла к камину, в котором, потрескивая, прогорало большое полено.
— Присядьте рядом, государь, — предложила она. — То, что я собираюсь сказать, предназначается только для ваших ушей.
Александр послушно сел в кресло возле камина, а Екатерина опустилась перед ним на колени.
— В Вене есть женщина, намного более красивая, чем графиня Юлия, — негромко начала Екатерина.
— Сомневаюсь, — возразил Александр. — Я сам назвал ее Прекрасной Селестой, я считаю ее, несомненно, самой красивой среди всех присутствующих на конгрессе женщин. Но что мне было толку думать о ней, мечтать? Меттерних, как всегда, обскакал меня. У-у, кудрявая бестия!
— Да-да, все так, — спокойно отвечала Екатерина. — Но Меттерних интересуется также Вандой Шонборн!
— Той девушкой, с которой встречается Ричард? Что о ней известно?
— Так вы не видели ее? — Екатерина слегка переменила позу, чтобы не затекали ноги. — Она очаровательна, и я подозреваю, что Ванда ближе Меттерниху не только чем Юлия Жичи, но чем любая женщина на свете.
— Меня не интересуют женщины Меттерниха, — отмахнулся от Екатерины император.
— А если предположить, что через одну из них вы сможете нанести ему удар, который полностью его уничтожит? — спросила Екатерина тоном, который, казалось, был напитан змеиным ядом.
— Как? Что вы имеете в виду? — забеспокоился Александр.
— Ванда Шонборн — дочь Меттерниха, — шепнула Екатерина.
— Вы уверены в этом? — Интонация, с которой задал вопрос император, свидетельствовала о том, что он потрясен.
— Абсолютно, — невозмутимо ответила Екатерина. — Князь Волконский навел о ней справки. Вчера вечером его агент вернулся, посетив ее дом в горах. Меттерних останавливался там же приблизительно девятнадцать лет назад, возвращаясь из отпуска, который провел в Париже. Если заглянуть Ванде Шонборн в глаза, можно подумать, что смотришь в глаза Меттерниха…
— Это действительно правда? — По голосу было ясно, что Александр еще не оправился от потрясения.
— Факты неопровержимы, — отвечала Екатерина. — Судите сами. Перед смертью графиня Карлотта Шонборн задумала послать свою дочь в Вену. Она рассказала окружающим о своей преданности Меттерниху, и хотя они не виделись с ним почти девятнадцать лет, была уверена, что князь поможет ее — их! — дочери. Ванда Шонборн приехала в Вену, и князь принял ее — всего один раз. С тех пор она бывает повсюду, встречается и знакомится со всеми. Что это со стороны Меттерниха — дружеский жест или нечто большее?
— Девочка знает?
— Об этом мне ничего не известно, государь, — честно ответила Екатерина, — но это не имеет ровным счетом никакого значения. Важно то, что она влюблена в ваше величество.
— В меня? — Александр снова был потрясен. — Но я ни разу не видел ее!
— Вы забываете, государь, что есть Ричард, играющий роль русского императора.
— Так она влюбилась в него?
— Только потому, что принимает Ричарда за российского государя, человека, которого вся Вена считает героем, величайшим из полководцев со времен Александра Великого, за мужчину, которого все женщины признают неотразимым.
— Она хорошенькая?
— Очаровательная, — восторженно подтвердила Екатерина, — юная и нетронутая. Девственница.
— Что конкретно вы предлагаете? — спросил Александр, проникнувшись деловым настроением.
Теперь он сидел в кресле не вяло, но подобравшись, словно кот перед прыжком на мышь, сонное кислое выражение исчезло с его лица.
— Я предлагаю, — тихо ответила Екатерина, — чтобы она заняла место графини Юлии Жичи. Оставьте ее Меттерниху и вместо нее возьмите его дочь.
— Вы полагаете, это доставит ему неприятности?
— Полагаю… — ответила Екатерина, тщательно подбирая слова, — что Меттерних убежден в вашей преданности Марии Нарышкиной. Всей Вене известно, что вы преданы клятве, которой она добилась от вас.
— Откуда Меттерних и другие могут знать о таких интимных подробностях моей жизни? — раздраженно спросил государь.
Екатерина ответила с улыбкой:
— Мария Нарышкина сама говорит об этом повсюду, причем совершенно открыто. Конечно, это большая самонадеянность с ее стороны — она просто не понимает, сколь велика ценность любви такого человека, как вы.
Александр сверкнул очами.
— Она действительно не ценит меня! — вспыхнул он. — Этот кавалерийский капитан — он… вы о нем что-нибудь слышали?
— Боюсь, государь, это не мой круг…
— Это немыслимо. Невыносимо! Позор! — Александр вновь разъярился.
— Мария Нарышкина уверена, что вы не станете поднимать шум из-за этого, — подстрекнула Екатерина царское мужское начало к действию в нужном ей направлении. — Вы всегда были столь терпеливы, столь обходительны с ней…
— Слишком обходителен! Слишком! И она утратила всякий стыд! — воскликнул царь, вскакивая с кресла. — Я покажу ей! Я не лакей, с кем можно обращаться без церемоний!
— И сможете показать Меттерниху, государь…
— И Меттерниху! — согласился Александр. — И ему тоже! Как это можно устроить?
— Я уже об этом подумала, — ласково сказала Екатерина, будто нектар пила. — Предполагалось, что сегодня мы обедаем здесь. Вместо этого вы должны известить графа Разумовского, что ваше величество удостоит его чести отобедать вместе с ним в его дворце. Напишите так, чтобы было совершенно ясно, что мы поедем к Разумовскому все, включая Ричарда.
— Так, так, продолжайте…
— В самый последний момент вы, государь, извинитесь и сообщите, что вынуждены остаться здесь. Затем прикажите не отменять визит и отправьте нас всех к Разумовскому. Отобедав в одиночестве, ваше величество почувствует себя лучше и отправится вслед за нами. Однако вы должны войти во дворец не с главного входа, а через боковую дверь и дальше по потайной лестнице подняться в салон на втором этаже, который уже был нами задействован в предыдущий раз. Заранее нужно будет послать записку Ванде Шонборн и назначить ей свидание у Разумовского.
— Но какой смысл в том, чтобы вы все тоже присутствовали во дворце? — спросил Александр.