Читать интересную книгу Легенды Западного побережья (сборник) - Урсула Ле Гуин

Переубедить Гудита было совершенно невозможно, так что приходилось с ним соглашаться. Он был немного не в себе, старый, сгорбленный, но работал по-прежнему много, чуть ли не целыми днями, и, надо сказать, выполнял самую важную и нужную работу по хозяйству. У этого старика были гнилые зубы, зато сердце чистое. Когда Иста наняла Боми, чтобы она вместо меня убиралась в доме, Гудит просто в ярость пришел; но злился он не на Исту, а на Боми — за то, что девчонка ему «изменила», покинула его драгоценную конюшню. Он несколько месяцев отказывался ее простить и каждый раз осыпал проклятиями, призывая тени ее предков наказать «предательницу». Но Боми, честно говоря, это не слишком тревожило, поскольку она не знала никого из своих родственников и уж тем более предков и понятия не имела, где могут находиться их тени. Потом Гудит перестал ее проклинать, и она снова стала помогать ему после того, как управится с домашними делами. Они разбирали заваленную всяким хламом конюшню, чистили и восстанавливали стойла. У Боми, как и у Гудита, тоже было чистое сердце, и она была благодарна старику. Боми вечно приваживала в дом бродячих кошек, как когда-то и ее привадил Гудит, так что на конюшенном дворе котята в то лето просто кишели. Иста все повторяла, что Боми, дескать, ест за десятерых, но, по-моему, ела она не больше, чем любая девчонка, просто ей нужно было еще и штук двадцать кошек накормить. А конюшню Боми с Гудитом все-таки вычистили и привели в порядок, и впоследствии это оказалось весьма кстати, хотя тогда нам отнюдь не было «ясно как день», для чего они потратили столько усилий. И благодаря кошкам у нас в доме совсем пропали мыши.

Исте потребовалось немало времени, чтобы примириться с тем, что Лорд-Хранитель взял меня под свое особое покровительство и чему-то учит, а значит, я стану «образованной» — слово «образованная» Иста всегда произносила очень осторожно, словно оно было из другого языка. Впрочем, это слово и впрямь следовало произносить осторожно, ведь альды считали чтение «сознательно осуществляемым бесовским деянием». Из-за этой, вполне реальной, опасности, а также из-за того, что сама Иста давно позабыла, что и ее в детстве учили читать и писать («Скребла, как курица лапой. Ну скажи на милость, какой во всем этом прок для стряпухи? Можешь ты мне с помощью пера и чернил рассказать, как готовить соус? Да или нет?»), ее все-таки продолжало тревожить то, что я «получаю образование». Но ей никогда бы даже в голову не пришло ставить мне это в упрек или подвергать сомнениям какие-то суждения или решения Лорда-Хранителя. Возможно, именно потому, что боги благословили наш дом верностью друг другу, верность и стала для меня дороже всего на свете.

Впрочем, на кухне я по-прежнему Исте помогала, выполняя там самую неприятную работу, и на рынок по-прежнему ходила — иногда вместе с Боми, если у нее выдавалось свободное время, но чаще одна. Я так и осталась невысокой и щуплой, так что, одетая в старые подрезанные или подшитые мужские обноски, больше походила на невзрачного мальчишку-подростка, чем на девушку. Но порой юнцы из многочисленных в те годы уличных банд все же замечали, кто я на самом деле, и начинали швыряться в меня камнями — увы, мои же соотечественники, уроженцы Ансула, вели себя в такие минуты как грязные альды! Я их ненавидела и всегда старалась обходить те места, где они собирались. И альдских стражников я тоже ненавидела; они с таким важным видом всегда расхаживали по рыночной площади якобы для «сохранности порядка», а на самом деле попросту запугивая местных жителей, чтобы в любую минуту иметь возможность взять с прилавка все, что им понравится, и не заплатить ни гроша. Я, правда, старалась не пригибаться и не ежиться от страха, когда проходила мимо них, а шла медленно, спокойно, словно не обращая на них внимания. А они торчали на подступах к рынку такие важные, надутые, в голубых плащах и кожаных кирасах, вооруженные мечами и дубинками, и крайне редко опускали голову, чтобы разглядеть такую неприметную мелочь, как я.

Ну вот, теперь я уже вплотную подошла к описанию того чрезвычайно важного для меня утра.

Это случилось поздней весной, через четыре дня после моего семнадцатого дня рождения. Летом Соста выходила замуж, и Боми помогала ей шить свадебные наряды — зеленое платье и красивый головной убор с фатой для нее, котту и особую шапку для жениха. Уже несколько месяцев Иста и Соста говорили только об одном — свадьба, свадебные наряды, шитье приданого и т. п. Они даже Боми этим заразили. Мне, например, ни разу в жизни не хотелось научиться шить, я даже и не пыталась. Не хотелось мне и ни в кого влюбляться. И замуж мне тоже не хотелось. Когда-нибудь потом… Когда я буду готова познать такую любовь. А пока время еще для этого не пришло. Сперва мне надо было выяснить, кто же я все-таки такая. И выполнить свое давнее обещание. Да и любить мне было кого: моего дорогого друга и повелителя, у которого мне еще предстояло столь многому научиться. В общем, тем утром я предоставила Исте, Состе и Боми возможность всласть поболтать о предстоящей свадьбе и приданом, а сама в полном одиночестве отправилась на рынок.

Был чудесный ясный день. Я спустилась с крыльца и подошла к Фонтану Оракула. Широкий мелкий бассейн, выложенный зеленой плиткой, давно уже был сух и полон мусора, а труба, из которой раньше вверх била струя воды, уродливо торчала над обломками некогда стоявшей в центре скульптуры; у этой скульптуры альды сразу разбили лицо, а потом и всю ее изуродовали. Фонтан Оракула бездействовал с тех пор, как я себя помню, а вода перестала поступать в него, видимо, задолго до этого, но я, подойдя к нему, все же произнесла молитву Покровителю Всех Вод и Источников. И снова, уже в который раз, подумала: интересно, а почему этот фонтан называют Фонтаном Оракула? И почему наш дом, Галваманд, иногда называют Домом Оракула? И я решила обязательно спросить об этом у Лорда-Хранителя.

Оторвав взгляд от мертвого фонтана, я посмотрела вдаль, туда, где за городом, по ту сторону пролива, виднелась вершина горы Сул, похожая на громадную волну с белым гребнем, но только из камня, из вечных снегов и льдов; над вершиной Сул, как знамя, висел колеблемый южным ветром клок тумана. И в голову мне снова полезли мысли об Адире и Марре и об их измученном, потрепанном войске, которое заставили отступить далеко в горы и подняться к ледяным вершинам без пищи, без топлива; а когда они, поднявшись туда, дружно преклонили колена и воздали хвалу богу гор и духам ледников, к ним прилетела ворона, неся в клюве пучок зеленых листьев, который и уронила на землю прямо перед Адирой. И они поблагодарили эту ворону, угостив ее теми жалкими крохами хлеба, что у них еще оставались: «В железном клюве зелень — дар надежды». Я никогда не переставала думать об этих героях.

Я воздала хвалу горе Сул и морским божествам Севнам, чьи белые конские гривы виднелись вдали за мысом, и двинулась дальше, благословив по пути духа Домашнего Порога и коснувшись на перекрестке края одного из уличных алтарей, а потом повернула за угол и пошла налево, к Западной улице, что вела к Портовому рынку. Я считала, что оттуда хоть и тяжеловато тащить сумки с продуктами, зато там все можно купить дешевле, да и продукты там свежее, чем на Подгорном рынке. Я радовалась тому, что вырвалась из дома и вижу перед собой пляшущие на сине-зеленой воде каналов солнечные зайчики и четкие тени от подсвеченных солнцем резных решеток мостов.

Солнце и дующий с моря ветер всегда вселяли в мою душу радость. Я шла, и душа моя полнилась-уверенностью, что боги мои со мной. Я ничего не боялась. И так спокойно прошла мимо воинов-альдов, стоявших на страже, словно это не люди, а деревянные столбы.

Портовый рынок раскинулся на широкой площади, выложенной мраморными плитами. С севера и востока площадь ограничивали красные сводчатые галереи Таможни, а на южном ее конце высилась Адмиральская Башня. Западным же своим краем площадь выходила на берег, к водам залива. Длинная пологая лестница из мрамора с округлыми резными перилами вела оттуда прямо к галечному пляжу и навесам, где стояли суда, принадлежавшие Адмиралтейству. Тем утром здесь было удивительно красиво — яркое солнце, ветер, белый мрамор, синее море, разноцветные навесы и зонты рыночных торговцев, весело гудевшая пестрая толпа покупателей и продавцов. Я прошла мимо рыночного божества — круглого камня, символа Леро, одной из самых древних наших богинь. Ее имя означает «справедливость, согласие, благонамеренность». Я, не скрываясь, поклонилась священному камню и прошептала слова молитвы, даже не вспомнив при этом об альдах, стоявших на страже.

Никогда в жизни еще я так не поступала. Когда мне было лет десять, я видела, как стражники до полусмерти избили пожилого человека и бросили его, истекающего кровью, прямо на улице, у пьедестала, на котором когда-то возвышалась статуя одного из наших богов. Этот человек всего лишь осмелился поклониться поруганной святыне. И, пока рядом были солдаты, никто так и не решился подойти к несчастному. Я тогда убежала в слезах и до сих пор не знаю, умер тот человек или нет. Нет, я ничего не забыла, я помнила все, но в тот день эти воспоминания никакого значения не имели. В тот день я не знала страха. Это был благословенный день. Святой день.