уверенный в себе пилот с глазами цвета неба понятия не имеет, что женат.
— Ну как же? — Притормаживает Родион, в недоумении разводя руками и едва не врезавшись в дерево. — Нельзя жениться и не знать, что женился! Ну так не бывает, девушка! Ну он же в ЗАГСе был, а там подпись и штамп.
— Ещё как бывает.
— Хотелось бы услышать. Я люблю такие вещи. Вы знаете, я просто обожаю интереснейший журнал «Невероятное вокруг нас». Виолетта говорила, что тоже любит его. Я ей подкладывал номера на стол в школе, специально делал там закладку, её же волосом, чтобы проверить, читает она его или нет. И вы знаете, Ирина, уже тогда были первые звоночки. Ничего-то ей не любопытно из того, что нравится мне. И теперь, на фоне появления этого жителя кочевого табора в её жизни, многое становится понятно. Дачу она не любит, и теплица ей не нужна. Подобное чтиво идеально подходит любознательным авантюристам, романтикам, тем, кто никогда не удовлетворён только знаниями, находящимися в свободном доступе, тем, кто всегда готов к новым открытиям и исследованиям. То есть мне. А Виолетта, — с обидой в голосе вещает он обо мне, как будто меня тут нет, — похоже, мыслит земными категориями. Тело и внешняя красота для неё важнее внутренней. Директор Султанов пуст и ограничен, как вымытая после солений трёхлитровая банка, а она за ним бегает. Так что я бы с удовольствием послушал рассказ о вашем летчике.
— О, это длинная история, Родион. Как-нибудь в другой раз. — Махнув рукой, Ира, как и все мы, замирает, потому что Марат резко ускоряется, ветки и палки под его ногами хрустят громче. Он раз за разом кричит одно-единственное слово:
— Доченька!
Всё перестаёт иметь смысл. И Родион, и его жалобы. Откуда-то берутся силы. И я стремлюсь туда, куда бежит Султанов.
На открытой поляне, освещенной лунными лучами вижу стоящего под раскидистым дубом Марата. Он задрал голову и смотрит куда-то в глубь кроны дерева.
Выискиваю среди веток и листвы Алёнку и в ужасе закрываю рот ладонями. Она забралась очень высоко. Сердце подпрыгивает и, вздрогнув, частит резкими толчками.
— Алёна! Слезай сейчас же! Кому говорю! Немедленно! Ты с ума сошла? — моментально впадаю в истерику и начинаю ругаться.
Султанов меня отталкивает. Он старается выглядеть спокойным и, в отличие от меня, пытается найти с ней общий язык.
— Папа, мне страшно и холодно, — скулит Алёнка.
— Я знаю, малышка, давай я тебя сниму оттуда. Я буду очень осторожным. Обещаю, мама не будет ругаться.
— Папа, я не слезу и не проси.
— А можно тогда я к тебе?
Он сейчас сам на себя не похож. Растерянный, какой-то сжатый, как пружина, и совершено точно любящий. Как будто знал свою дочку всегда и теперь с ума сходит от того, что она может навредить сама себе.
— Нет, — куксится Алёна, слышно по голосу. — Уходи папа, я тут буду жить.
У меня от её «папы» жалобно ноет в груди.
— Ты плохой, и она плохая!
— Неправда, у тебя самая лучшая мама на свете. Умная, интересная, красивая, талантливая. Она тебя больше всего на свете любит.
— А почему ты тогда на ней не женился?
— Дурак был.
— А сейчас что?
— И сейчас он дурак! — в игру вступает Родион.
И хотя я, затаив дыхание, слежу за отцом, разговаривающим с дочерью, вижу, как Родион лезет вперёд. Он делает несколько шагов, бурча о том, что он лучше знает Алёнку и что этот биологический папаша всего лишь ширма.
Но неожиданно для всех нас он получает удар в спину и валится лицом вниз. Рядом падает палка.
— Упс, Родион! — охает Ира. — Прости, ради бога, возле тебя была змея, огромная такая и очень-очень ядовитая! И я приняла бескомпромиссное решение спасти тебя! — Она осматривается. — Вы видели змею?! Все видели змею? Она могла на него напасть и ужалить! — громко причитает, нарушая своим криком звонкую ночную тишину. — Народ, я спасла Родиона! Успела! Слава богу! Родион будет жить! — Сжимает она кулачки, слегка подпрыгивает, подбегает к нему, наклоняется, пытаясь помочь ему встать.
Но настройщику это не по душе. Он, как и мы с Маратом, прекрасно понимает, что никакой змеи не было, и отталкивает её руки.
А я не знаю, то ли плакать мне, то ли смеяться. Алёнка здесь! Она с нами. С ней всё в порядке, но она не хочет слезать с дерева.
— Чего бы ты хотела, доченька? — продолжает Султанов.
— Собаку.
— Хорошо, мы купим собаку и будем вместе её выгуливать, солнышко, давай только папа снимет тебя с дерева.
— А если ты снова исчезнешь?
Сморгнув выступившие слёзы, я беспомощно кусаю губы.
— Я больше никогда не уйду от вас, — хрипит Марат.
Я сильно испугалась за дочь и рада, что Султанов сейчас с нами и помогает мне. Этот взрыв случился бы рано или поздно, даже без его возвращения. Однажды всплыл бы факт того, что я скрывала от Алёны отца. Моя мама-бултушка постаралась бы, или хоть та же соседка, с которой она перемывала косточки Марату. Я тоже виновата, мы оба причастны. Но сейчас я не одна.
Глядя на их тёмные силуэты, я испытываюю странное, какое-то смешанное чувство. С одной стороны, радость освобождения от унизительных воспоминаний семилетней давности, они больше не трогают меня, они как будто улетучиваются, серым густым туманом покидая мою голову. А с другой — море нежности и любви.
— Бабушка говорит, что ты козёл, но, я всё равно хочу, чтобы ты жил с нами. Чтобы у меня был папа.
— Хорошо. Только спускайся. Ветка может сломаться, и ты ударишься. Мама, иди сюда, пообещай малышке, что мы будем жить вместе.
— Нельзя потакать ребёнку! — опять протискивается в нашу идиллию Родион, едва принявший вертикальное положение.
И тут же снова сгибается пополам.
— Да что ж такое-то?! — опять Ира. — С ветки, вот буквально в сантиметре от тебя, и снова змея! Они тут прям гроздьями, кошмар! Это же куда-то надо позвонить? В какую-то службу отлова рептилий? И, главное, юркие такие, вертлявые. Я стараюсь, стараюсь и всё никак не могу попасть по ней. Всё по тебе!
— Больно же!
С дубиной в руке и разлетающимися волной длинными тёмными волосами невысокая фигуристая Ира Суворова похожа на амазонку. Она действует крайне решительно. Фамилия обязывает.
— Ну, знаешь ли, Родион, я бы на твоём месте была благодарна мне. Удар по спине палкой не так ужасен, как укус змеи. А если внутренние кровоизлияния в различных органах тела и тромбозы сосудов? Ты же можешь умереть!
— Да нету