Читать интересную книгу Кино для взрослых. Плутовка - Уильям Вулфолк

— Я уже искупался, однако вам, возможно, доставит удовольствие, если я вновь разденусь, чтобы поплавать вместе?

— Не утруждайте себя. В бассейне слишком много людей. Лучше помогите мне выйти из воды.

Он протянул ей руки. Одним прыжком она оказалась рядом с ним, и он невольно отметил про себя: «Спортивная!»

Однако его восхищение не ограничилось банальным замечанием: Эдит Килинг, о существовании которой он ничего не ведал всего несколькими минутами раньше, была, несомненно, самой изящной из всех когда-либо встреченных им женщин. Ее тело заставляло думать скорее о молодой женщине, нежели о девушке. Возможно, она была замужем… Излучающее здоровье, крепко сложенное, мускулистое, довольно упитанное тело без единой складки жира… Длинные стройные ноги, высокие крепкие бедра, тонкие запястья, пропорциональные руки, грациозная линия плеча и, в довершение этой гармонии, золотистые завитки волос, рассыпавшиеся ослепительным каскадом из-под только что снятой эластичной ленты. У Иды тоже была прекрасная шевелюра, но только ярко-рыжая.

Все возрастающее восхищение молодого человека сдерживалось чувством некоторого замешательства: эта белая бархатистая кожа, выступающая в большом вырезе купальника и вызывающая столь естественные плотские желания, казалось, принадлежала Иде.

Трудно представить, чтобы дочь до такой степени походила на свою мать, но, с другой стороны, это было вполне закономерно. Но самым удивительным для Жофруа было молчание Иды по поводу существования у нее дочери… Единственно возможным объяснением этого могло быть стремление матери скрыть от всех данный факт, чтобы признанием его не состарить себя. Ида, единственным смыслом жизни которой было нравиться мужчинам, впадала, видимо, в отчаяние при мысли, что ее собственный ребенок с годами будет все больше претендовать на ее женственность, которую она считала неповторимой. Ида, какой ее знал Жофруа, была совершенно искренней в чувстве гордости за свою красоту. Наверно, поэтому она вынуждена была как можно дольше прятать свою дочь, превращавшуюся с каждым днем в самую опасную из соперниц. Похоже, для обезумевшей матери Эдит представлялась действительно очень опасной: разве она не взяла у матери все самое лучшее, добавив от себя лишь одно качество, которому Ида никогда не могла бы противостоять, — свою молодость? Да, все было логичным в молчании Иды…

Эти рассуждения оказались спасительными для взбудораженного сознания молодого человека, и он спросил уже более спокойно:

— Вы позволите мне угостить вас чем-нибудь в баре?

— Разве что через некоторое время. Сначала позвольте мне обсохнуть: сегодня такое чудесное теплое солнце. Как все блондинки, я использую каждую возможность, чтобы попытаться загореть. Если бы вы знали, какую гордость испытывают женщины моего типа кожи, если им это наконец удается! Итак, встретимся через полчаса и поднимем бокалы в честь зарождающейся дружбы…

Она отошла, чтобы улечься на траве, не обращая ни малейшего внимания на провожающие ее взгляды.

Во время ожидания в баре тысячи противоречивых мыслей сталкивались меж собой в голове молодого человека, но одна из них преобладала над всеми — эта встреча, да еще в таком месте, представлялась ему каким-то чудом.

Девушка появилась, блистая неповторимой красотой и вызывающей непринужденностью, провоцируя вожделение мужчин и ревность женщин, раздраженно почувствовавших с первого же взгляда бесполезность соперничества, если ей вздумается противопоставить им себя как женщину.

Желание и ненависть были теми двумя чувствами, которые неосознанно вспыхивали при виде Эдит Килинг… Однако Жофруа уже был твердо убежден, что дочь Иды вовсе не стремится к какой бы то ни было состязательности. Зачем ей это нужно? Разве не было очевидным, что ее самоуверенность вовсе не основана на каком-то расчете. Где бы она ни появилась, она везде торжествовала. Любой мужчина нашел бы с ней взаимопонимание.

Когда Эдит подошла к нему в баре в своем простом платье из набивной ткани, Жофруа нашел ее еще более привлекательной. Ее волосы, присобранные в пучок на затылке, вовсе не старили Эдит, но подчеркивали лишний раз удивительное сходство с матерью. Жофруа прекрасно помнил: Ида также обожала подобную прическу…

Он собирался было задать ей массу вопросов, однако первой спросила она:

— Расскажите мне, когда и как вы познакомились с моей матерью.

— Это произошло в Париже во время одного званого обеда, — ответил Жофруа после некоторого колебания.

— Это неудивительно. Моя мать может жить только там, где ею восхищаются и где она может блистать… По-моему, это возрастное! Вы не находите?

Он ничего не ответил.

— В последней открытке, для которой она как-то отыскала минутку среди своих светских забот, Ида сообщила о намерении надолго задержаться в Майами. Зная ее, могу с уверенностью сказать — она нашла какого-то альфонса.

— Вы слишком суровы к ней.

— Не больше, чем она ко мне…

Произнесено это было сухим тоном, поразившим Жофруа, но голос Эдит внезапно вновь обрел прежнюю мягкость, когда она спросила:

— Вы были когда-нибудь во Флориде?

— Я никогда не был в Соединенных Штатах.

— Такой молодой человек — и никогда не бывали в Штатах? В это трудно поверить!

— Полагаю, что во Франции, да и в Европе в целом, в такой ситуации находится немало мужчин.

— Уверяю — вы бы пользовались там успехом! Несмотря на репутацию корыстных женщин, считаю, что в глубине души мы, американки, очень сентиментальны. И мы очень падки на мужчин вашего склада: вы воплощаете для нас идеальный образ французского мужчины.

— Это комплимент?

— Там — не всегда.

— Вы родились в США?

— Да, конечно, и там жила.

— Я вспоминаю, что Ида… вернее мадам Килинг, действительно упоминала о своем муже-американце.

— К сожалению, я ничего не помню о своем отце, умершем, когда мне было два года, но полагаю, что моя жизнь была бы иной, если бы я росла при нем.

— Что вы хотите этим сказать?

— Он по крайней мере любил бы меня. Нет, нет, моя мать вовсе не плохая… Она просто женщина, предпочитающая, чтобы я никогда не родилась. Она меня просто терпела! Правда, я находилась при ней недолго, поскольку меня сослали в закрытое учебное заведение, причем в самое суровое и самое закрытое! А она в это время не считала зазорным изображать из себя молодую вдову, находясь во Франции — своей родной стране.

— Но она же не могла вынудить вас жить в пансионе, когда вы достигли совершеннолетия?

— Это случилось еще раньше: в восемнадцать лет я уже училась в университете… Мне там очень понравилось, я узнала массу интересных вещей и, в частности, как заменить семейную жизнь основательными дружескими связями.

— У вас совершенно не возникало желания познакомиться с родиной вашей матери?

— Не возникало, во всяком случае до тех пор, пока она там находилась. Вынудив меня провести детство и юность в местах, куда она не ступала ногой, мать наконец добилась понимания мной того факта, что для нашей встречи не было никакой видимой причины… Земля, конечно, круглая, но достаточно большая, чтобы избежать встречи, тем более если этого действительно желаешь! Поэтому когда год назад я узнала о ее внезапном приезде в Нью-Йорк и особенно когда услышала ее заявление о том, что она не может больше переносить Францию и остается жить в Соединенных Штатах, то подумала: а не пора ли мне обосноваться в Париже? Это и позволило нам выпить здесь первый бокал… За Францию, Жофруа! Я люблю вашу страну и вовсе не питаю неприязни к вашему имени…

— Вы говорите по-французски с очень слабым акцентом! Это просто удивительно для того, кто прожил в Америке…

— Более четверти века? Я даже могу уточнить: двадцать восемь лет… Я не люблю скрывать: надеюсь отметить двадцать восьмую годовщину во Франции. Вы удовлетворены, что теперь знаете все? Только не надо комплиментов. Знаю, что не выгляжу старше моего возраста, но не более того. А сколько лет вам?

— Тридцать четыре.

— Хорошо сохранились, месье… почти юноша! Скажите, у вас не возникало желания поинтересоваться, почему я не замужем?

— Нет, поскольку я заранее знаю единственно приемлемый ответ: вы сами этого не хотите…

— Пытаясь быть любезным, вы, тем не менее, смогли угадать… И действительно, какие иные обстоятельства могли явиться серьезной причиной длительного безбрачия «великолепной Эдит Килинг»? Разве это «совершенное создание» не обладает всем необходимым, чтобы найти мужчину своей мечты? Разве она не является единственной дочерью миллиардера, так благоразумно вовремя ушедшего из жизни, чтобы она могла унаследовать огромное состояние в день своего совершеннолетия? Чем, впрочем, она не преминула воспользоваться… Разве это не отличный шанс — иметь мать-француженку, более озабоченную своим собственным счастьем, чем судьбой своего ребенка? Воистину: если отбросить вероятность обета безбрачия или решения уйти в монастырь, непонятно, почему Эдит Килинг до сих пор ни с кем не обручена. И вот один месье, некто Жофруа, с первой попытки нашел разгадку этой волнующей тайны: наследнице не пришелся по вкусу ни один ухаживавший за ней мужчина, а те, что могли ей понравиться, были уже пристроены. Бедняжка Эдит Килинг! А разве вы не в такой же печальной ситуации?