Вул направился было к другой группе летателей — двум молоденьким женщинам и мужчине средних лет, но те, оставив недопитые кружки с элем, поспешно вышли.
К Вулу обратился статный, седовласый летатель:
— Ты вряд ли меня помнишь. В тот год, когда ты отобрал у бедняжки Айри крылья, я был судьей Состязаний. Мы судили строго по правилам, но за вынесенный тогда вердикт нас до сих пор не простили. Ты, возможно, не ведал, что творишь… Теперь это уже не имеет значения. Напрасно ты вернулся. Мне тебя жаль, сынок, твое положение безнадежно, тебе никогда не позволят стать летателем. Вул, потеряв самообладание, с гневом воскликнул:
— Не жалей меня! Я вовсе не стремлюсь стать одним из вас!
Пожилой летатель печально покачал головой.
Летатели ушли, в зале остались только Вул, Релла, Марис и Риса. Сестра Гарта, не глядя на них, сосредоточенно протирала стаканы.
— Вот они, хваленые гостеприимство и великодушие летателей, — ядовито выдавил Вул.
— Вул, послушай, не все они… — начала было Марис, но не закончила фразы.
Релла, опустив голову, едва сдерживала слезы. Открылась дверь, ведущая во внутренние комнаты, и на пороге появился сердитый Гарт.
— Стоило мне отлучиться на минуту, как все сразу бросились на берег. Марис? Риса? — Гарт, захлопнув дверь, пересек комнату. — Если гости передрались, то я сверну зачинщику шею! Не пристало летателям ссориться, точно бескрылым!
Вул взглянул прямо ему в глаза.
— Боюсь, что вечеринку испортил я.
— А ты кто такой?
— Вул. Вул с Южного Аррена. — Юноша выжидающе смотрел на хозяина, но тот никак не отреагировал на это имя.
— Поверь мне, Гарт, — вмешалась Марис. — Он не сделал ничего дурного. И, к тому же, он — мой гость.
Гарт выглядел озадаченным.
— Тогда почему же?..
— Меня еще называют Однокрылым.
Лицо Гарта изменилось. Марис со стыдом осознала, что в тот день, когда она впервые встретила Вула в Городе Штормов, ее лицо, должно быть, исказилось точно так же.
Гарт, быстро овладев собой, произнес совершенно спокойно:
— Сказать, что я рад тебе, было бы бессовестной ложью. Айри я помню доброй красивой девушкой, никого в жизни она не обидела. И ее брата я немного знал. — Он взглянул на Марис. — Так говоришь, он твой гость?
— Да.
— Но, может, объяснишь, зачем ты его сюда пригласила?
— Не утруждайся, Марис, я более здесь не гость и никогда сюда не вернусь, — отчеканил Вул. — Запомни: я отобрал крылья в честном поединке. Я никогда не просил снисхождения и никогда его не делал. Появившийся на Состязаниях летатель обязан участвовать в борьбе. Это ваши законы, не так ли?.. Но как бы там ни было, спасибо за радушие.
Он направился к двери. Релла кинулась за ним.
— Релла! — закричал Гарт. — Ты можешь остаться. Я не…
Релла обернулась.
— Вул совершенно прав. Я тоже вас всех ненавижу!
* * *
Ночевать Релла так и не пришла. Появилась она лишь под утро, в сопровождении Вула.
Марис, дав им по паре крыльев, велела:
— Полетайте сегодня вдоль линии берега, как можно более низко. И пусть подъемной силой вам служит бриз с океана.
Дождавшись, когда они скрылись с глаз, Марис сама надела крылья. Кружить над океаном ребята будут часа три-четыре, не меньше, она же сейчас чувствовала себя выбитой из колеи и не желала ничьей компании. Тем более — Вула-Однокрылого.
Взлетев, Марис направилась к открытому морю. Утро выдалось почти безоблачным и безветренным. Куда лететь, Марис было безразлично, и она, попав в устойчивый воздушный поток, отдалась его воле. Ей хотелось лишь парить, чувствуя на щеках свежее дыхание ветра, хотелось поскорее забыть в холодном поднебесье все былые передряги.
Рядом с нею кружили чайки, над головой высматривали добычу стервятники, внизу, там и здесь, проплывали рыбачьи шхуны. Дальше был только океан. Океан без конца и края, зелено-голубая стихия со слепящими солнечными бликами. Через час глазам Марис предстал дух ветра — диковинная птица с тонкими полупрозрачными крыльями, шириной не уступающими главному парусу крупного торгового судна. Марис впервые видела духа, хотя и не раз слышала о нем от летателей. Считалось, что духи парят только на значительных высотах, где редко появляются люди, и весьма редко подлетают к островам. Этот же, едва шевеля гигантскими крыльями, летел низко, с севера на юг, и вскоре скрылся из виду.
На Марис снизошел покой, напряжение и гнев покинули ее.
Свободный полет — высшее в жизни блаженство, подумалось ей. Все остальное — послания, которые она доставляла, честь летателя, сытая жизнь, друзья и недруги, правила, законы и легенды, ответственность и привилегии, все — вторично. Ни с чем не сравнимое чувство полета — вот истинная награда для летателя.
Похоже, Релла считает так же. Достаточно взглянуть на нее после полета — щеки горят, глаза восторженно блестят, на губах радостная улыбка… А вот Вул не такой, — внезапно с грустью осознала Марис. Ему не свойственны искренние чувства. Даже выиграв крылья, он испытает лишь злую радость.
Увидев, что солнце уже почти в зените, Марис по широкой дуге повернула и не торопясь направилась к Скални.
* * *
После полудня Марис в одиночестве отдыхала в домике. Раздался громкий настойчивый стук. Она открыла дверь. На пороге стоял невысокий худой незнакомец со впалыми щеками: длинные седые волосы зачесаны назад и завязаны узлом, одежда отделана темным мехом. Восточный. На пальцах два кольца, железное и серебряное — убедительные символы богатства и власти.
— Меня зовут Арак, — представился он. — Последние тридцать лет я летатель Южного Аррена.
Марис впустила его и, знаком указав на единственный в хижине стул, уселась на кровати напротив.
— Ты с того же острова, что и Вул. Арак скорчил недовольную гримасу.
— К сожалению. Именно о Вуле-Однокрылом я и пришел с тобой поговорить. Мы считаем, что…
— Кто это мы?
— Летатели.
Марис не понравилось высокомерие в голосе пришельца, и она вновь спросила:
— Какие именно летатели?
— Неважно, — ответил он. — Разговариваю я с тобой лишь потому, что ты, хоть и бескрылая по рождению, сердцем, по нашему мнению, все же летатель. Уверен, ты бы не стала помогать Однокрылому, знай, что он из себя представляет.
— Я его знаю, и он мне не нравится. И о смерти Айри я не забыла. Но все же считаю, что свой шанс на крылья он заслуживает.
— Шансов у него было более чем достаточно. — В голосе Арака теперь явственно звучала не только самоуверенность, но и злоба. — Знаешь, кем были его родители?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});