Через две недели пребывания на чудо-острове Соня зашла в палату к Андрею.
В тот же день Соболев встал на ноги. Он бы и раньше бодро вскочил с кровати, если бы знал, что Соня его простила. Но для этого ей понадобилось время, которое она проводила в беседах с отцом.
Спустя три недели после их приезда в клинику, Соня и Андрей сидели на веранде и пили финиковый чай. Леонид был занят с пациентами. Их обслуживала одна из местных жительниц, подрабатывающая прислугой в центре.
– Нам надо уезжать отсюда, – Соболев напряженно вглядывался в линию горизонта. С тех пор, как первая волна радости по поводу их примирения прошла, он часто был напряжен и внимательно смотрел по сторонам.
– Что случилось?
– Твой отец посылал какие-нибудь фотографии Петру Львовичу?
Соня задумалась.
– Ты знаешь, мне кажется, да. Когда мы ездили к океану на прошлой неделе, я увидела знакомый пейзаж. Он напомнил мне те изображения, которые мне показывал Петр Львович, когда говорил про эту клинику.
– Это плохо.
Теперь Соня нахмурила брови. Она наклонилась вперед в готовности выслушать предположения Андрея.
– Как только у нас в отделе утихнет переполох по поводу смерти Краско и моего исчезновения, а это, я думаю, случится на днях, они возьмутся за дело с новой силой. На определение качества песка, воды, всяких там пальм и цветочков с последующим установлением географии пейзажа, у них может уйти от силы две недели.
– А потом? – Соня чувствовала, как у нее опять начинает неприятно щекотать в животе. А казалось, она прочно забыла это ощущение.
– А потом, любовь моя, они будут здесь.
Соня откинулась на спинку стула и шумно выдохнула.
– А отец?
– Они в первую очередь приедут за твоим отцом.
– Как же он сможет бросить свою клинику? – Соня обвела глазами небольшие домики, прячущиеся в густой зелени.
– Ты, правда, думаешь, что для твоего отца это все хоть что-нибудь значит?
– Думаю? – журналистка возмущенно подняла брови, находя вопрос молодого человека странным. – Это дело всей его жизни!
Андрей тихо произнес.
– Мы все побросали дела своих жизней. И несчастней, по-моему, ничуть от этого не стали.
Он положил свою руку на руку Сони. Она посмотрела на него, и волна благодарности вновь захватило ее сердце. Она впервые поняла, чем пожертвовал этот мужчина ради нее. Соня склонилась к его лицу, и они какое-то время просто ласкали носами щеки друг друга, млея от счастья.
– Странно, что я не заметила в международных СМИ ни одного упоминания о гибели Краско, – пробормотала Соня.
Появилась эта мысль в ее голове совсем некстати, поэтому Соня постаралась об этом поскорее забыть.
Парус поддавался напору ветра, гнавшего белоснежную яхту к далекому берегу. Соня сидела на корме и смотрела в подзорную трубу.
Леонид стоял у штурвала. Он, как всегда, был весь в белом. На лысой голове его красовалась капитанская фуражка. Темные очки прикрывали глаза. Он смотрел на свою дочь, беспечно болтающую ногами, и улыбался. Потом он перевел взгляд на Андрея, откровенно любующегося Соней, и понял, что ради этого стоило прожить ту долгую, сложную и порой невыносимую жизнь, что выпала ему на долю.
– Земля! Земля! – вдруг радостно закричала, подскочила и начала весело танцевать босиком на корме яхты счастливая девушка, которая раньше была одной из лучших криминальных журналисток Москвы.