Читать интересную книгу Записки русского экстремиста [Политический бестселлер] - Игорь Шафаревич

В. Хорошо. У меня предложение такое: Игорь Ростиславович, пользуясь тем, что вы председатель комитета, считаю необходимым провести широкомасштабный массовый митинг в поддержку Сербии возле Министерства иностранных дел с привлечением всех партий, движений, различных народно-патриотических сил. И второе: считаю необходимым провести митинг у посольства Югославии в поддержку народов Сербии. Думаю, что эти два мероприятия будут иметь широкий международный резонанс. С одной стороны, они помогут остановить агрессора, а с другой — придадут дополнительные моральные силы нашему союзнику.

О. Такие меры предпринимаются. Вот в воскресенье были пикеты, митинги, там собралось несколько сот человек у американского посольства. Конечно, такие действия будут продолжаться.

В. В некоторых средствах массовой информации проходили сообщения о том, что сербы, понимая свое положение, что их все равно разбомбят, выдвигают идею присоединения к союзу Россия — Белоруссия. Вот как вы относитесь к подобной перспективе, насколько это реально?

О. Я думаю, что со стороны Сербии это может быть реально. Вопрос в том, что это сербам даст? В России должно быть ощущение того, что интересы государства важнее всего остального. А в сферу интересов входит Сербия и готовность бороться, обладая большим количеством рычагов, которыми мы еще можем пользоваться. Если, может быть, Югославия войдет, скажем, в СНГ, это никакого результата не даст. Потому что СНГ — это такое довольно аморфное образование, которое совершенно не способствует тому, чтобы Россия боролась за права русских в Казахстане. А может оказаться, что все это зависит от изменения духа России. В Сербии-то он существует. В Сербии есть свои достоинства и недостатки. Они, конечно, легко возбудимые люди, благодаря этому легко разбиваются на несколько групп, трудно объединяются, но они отчаянно смелые, крайне патриотичные. И готовы на громадные жертвы ради своей страны. Я думаю, что сейчас вопрос в мире решается положением России. Если постепенно начнет выпрямляться сознание России, сознание того, что для каждого из нас страна представляет ценность, без которой ни мы, ни дети наши не проживем, то это изменит положение во всем мире.

В. Игорь Ростиславович, скажите, как вы ощущаете, именно ощущаете: сербы смогут продержаться до тех пор, пока Россия осознает свои национальные интересы, то есть не сама Россия, а правительство?

О. Я все же думаю, что, имея такой пример в Минске, очень трудно удерживать в Москве неопределенную, лишенную всякого национального ядра политику, а если резче сказать, то и антинациональную. То есть я думаю, что изменения в России должны быть, именно под влиянием примера Белоруссии. Вообще, надо сказать, и Белоруссия, и Югославия для России являются примерами в смысле решимости народа поддерживать свое правительство и в сознании того, что славянское племя еще не исчерпало своих возможностей.

В. Что вы можете сказать о нашей системе выборов?

О. Я прожил чрезвычайно длинную жизнь, очень старый уже. И смотрю на жизнь как бы несколько со стороны, поэтому я могу продумывать и такую точку зрения, которая большинством людей считается невозможной и еретической. И вот к такой точке зрения я пришел.

Она заключается в том, что система выбора пути страны через голосование за ту или иную партию совершенно уже не работает. Она не создает связи с реальной жизнью, превращается в некую бутафорию и мало чем отличается от выборов коммунистической эпохи — и тогда же были выборы. Это и во всем мире происходит, но нам-то особенно должно быть ясно. В чем же принцип заключается? Большая воля народа как бы делится на кусочки, сколько есть обладающих правом голоса, скажем, 100 миллионов, и каждый получает такой маленький кусочек. Но он его использовать не может, поэтому он вкладывает его в какую-то партию. Ну, это есть в точности принцип ваучеров Чубайса. И мы-то его испытали совсем недавно, ощутили и проверили, к чему он приводит. Мы знаем, что он очень эффективен, действительно, возникли олигархи, миллиардные состояния. А для страны в целом и подавляющей части народа он привел к разрушению, к разорению, к катастрофе. Может быть, такой принцип и работает, если он имеет уже достаточно долгую традицию в стране и особенно если выбор происходит между реально мало отличающимися друг от друга решениями. Ну, вот как он долго работал в Швейцарии. Но кто же, например, согласится положиться на волю большинства, как бы она ни была создана или выявлена, если вопрос идет о жизнц и смерти? Например, в США в середине XIX века, когда южные штаты захотели отделиться от северных, то голосованием вопрос не решался. И так много раз в истории. А у нас это вопрос очень близкий к вопросу о жизни и смерти. Ведь народ-то вымирает, а об этом вспоминают только изредка, для красного словца. Собственно говоря, уже народа нет, есть его две части, говорящие на совершенно разных языках и друг друга не понимающие. Больше, чем если бы верхний слой говорил по-французски. Несколько примеров могу привести.

Есть, например, по телевидению одна передача, которая носит несколько свободный характер, и поэтому можно там иногда услышать какой-то неожиданный факт. И вот недавно ведущий интервьюировал какого-то человека по вопросу о войне в Ираке. Он говорит: ну, мы обсудили, как это влияет на положение геополитическое. А как это обернется для простого российского гражданина, который ездит отдыхать в Турцию или на Кипр? Он даже не почувствовал, что простой гражданин России — это тот, который где-то в Приморье замерзает и даже не думает о том, чтобы ехать на Кипр. Или вот премьер-министр, открывая новый завод, сказал, что здесь очень хорошие зарплаты, даже протянул: о-ч-е-н-ь — по шесть тысяч в месяц! Конечно, многие и такой зарплаты не получают, очень многие. Но попробовал бы сам премьер-министр содержать семью, хоть из трех человек, на такую зарплату. Или вот совсем недавно смотрел телевизионную передачу, которая называется «Свобода слова». Она очень типична для нашего положения. Была когда-то радиостанция, созданная во время холодной войны как орудие борьбы с нашей страной. Она финансировалась американским конгрессом, о чем заявлялось в начале каждой передачи честно. Одно время там появился один обозреватель по вопросам футбола. А теперь вот он у нас ведущий передачи, в которой руководит обсуждением основных наших жизненных вопросов. И вот там и была передача, посвященная этим выборам. И, подталкиваемые журналистским зудом, чтобы сделать все поострее, они еще подключили к этой передаче жителей Иваново-Вознесенска, где воды, электричества нет. Это было потрясающее впечатление. Они говорили: вы смеетесь, а мы замерзаем. На самом деле никто не смеялся, насколько я видел. Но действительно положение было такое, что с одной стороны люди говорили, ну, например, что у меня пенсия 800 рублей, а ровно столько я должна платить за горячую воду. А на что мне жить? А с другой стороны сидели люди в хороших костюмах, которые организовали себе интересную, содержательную жизнь, состоящую из разных выборов, оппозиций, блоков, переговоров и так далее. И они друг друга совершенно не понимали, как будто люди с разных планет. И вот это-то, мне кажется, и является катастрофой. Там выступал, например, один лидер партии, он сделал лицо честного человека и сказал: я вам даю честное слово, что завтра же у вас будет наш представитель. Ну, конечно, никто не догадался сказать: «Спасибо, благодетель. От того, что он приедет, вряд ли нам станет тепло. Поесть он нам даст?»

А ведь все эти передачи платные. Каждая партия платит, а эфир стоит колоссально много. Если бы они передали в Иваново то, что платят ради одной этой передачи, на какое-то время проблему бы это решило. И вот такое катастрофически полное непонимание друг друга, конечно, ужасно, оно приведет, безусловно, к какой-то катастрофе. Может быть, совершенно не в стандартном, привычном нам стиле революций, баррикад, может быть, в виде апатии, вырождения, вымирания народа, безразличия к защите Отечества. Но, так или иначе, это будет иметь какие-то катастрофические последствия. И вот это, мне кажется, самая страшная сторона этой сложившейся ситуации. А уж вопрос о том, кто на этих выборах победит, никакой роли не играет.

К сожалению, ничего не могу предложить в качестве альтернативы в сложившейся ситуации. Жизнь, конечно, найдет какой-то выход — в чьих-то руках окажется власть. Либо это будет диктатура, либо директория, либо, может быть, осуществится власть советов, которая никогда еще не была испробована в нашей стране. Но какой-то выход будет. Важно, чтобы его искали, чтобы было понятно, что нужен какой-то выход. Вот в науке, например, для того, чтобы возникла какая-то принципиально новая теория, необходимо понять, что те, которые существуют и которые считаются как бы единственно возможными, уже не работают. Например, со времен Ньютона и до начала XX века все жили концепцией эфира. И только когда поняли, что она несостоятельна, возникла теория относительности. А очевидность неэффективности выборов видна хотя бы по тому, что треть избирателей голосует «ногами». То есть народ осознает, что это система, в которой его интересы в принципе не предусмотрены. Это, собственно, и хотели сказать замерзающие жители Иваново-Вознесенска. В конце концов, какой бы строй ни был в стране, всегда при нем существует какой-то верхний слой, который определяет пути развития страны. Но он должен отражать желание народа в целом. А уж как этот слой формируется, это мне кажется второстепенным — выборами ли, влиянием денег, наследованием или каким-то другим способом. У нас же этот слой сейчас народ не защищает, он состоит, как и раньше, из интернационалистов, а не из защитников того народа и той страны, в которой все происходит.