- Это что ещё за новости? - обнимаю её за плечи, и сама поражаясь, что продолжаю сидеть, совсем не испугавшись настроя ребёнка, а племянница упорно хранит молчание. - Кто тебе такую глупость сказал?
- Люда.
Ясно теперь откуда ноги растут. Сбрасываю домашние тапочки с ног и залезаю на диван, устраиваясь в позе лотоса аккурат напротив неё. Ладошки её беру, делаю глубокий вдох и приступаю к допросу:
- И что тебе Люда сказала?
- Это секрет.
Но, видать, следователь из меня никакой. Может, конфету предложить? Хотя в случае с Сонькой лучше уж сдобную булку. Она их страсть как любит, ведь балуют её ими нечасто. Я так и вовсе хлеб покупать боюсь, до сих пор содрогаясь от воспоминаний о том вечере, когда наглаживала её раздутый живот.
- Секрет... Маленькая, а уже и секреты свои есть, - ворчу себе под нос, совсем не переживая быть услышанной, и, растянув губы в добродушной улыбке, касаюсь пальцами её подбородка. - Но мне же можно рассказать? Я же теперь тоже твой друг. И тайны хранить умею.
- Вы что, тёть Вась. Вы не друг, вы мамина сестра!
- Ей сестра, а тебе друг. Я с тобой вон целыми днями в игрушки играю, разве это не значит, что мы команда? Давай, Сонь, колись. Я обожаю тайны.
- Правда?
- Конечно. И никому никогда не расскажу. Зуб даю.
И дай бог, чтобы жизнь меня за это враньё не наказала. Ведь правды ещё не знаю, а уже понимаю, что в случае чего всё выложу Верке. Она уж знает, как поступить.
- Ладно... Люда говорит, что моя мама никакой не врач, - Соня переходит на шёпот, а я напрочь забываю обо всём, о чём думала ещё секунду назад. Ведь это и не секрет вовсе! Для всех, кроме Соньки, это жестокая реальность, которая как можно дольше должна была не омрачать её счастливое детство. По-своему счастливое, ведь все мы именно это и делали — берегли её счастье. Верка интуитивно, доверяя инстинктам, а мы с Максимом наобум, мало что понимая в этих вопросах. Но ведь справлялись? И надо же было Людочке всё испортить!
- Она слышала, как тётя Оксана кому-то говорила, что моя мама болеет. И в больнице она не лечит людей! Это её лечат. Вот.
Допрыгались. Недаром люди говорят, что всё тайное рано или поздно становится явным. Ещё бы не поленились и напечатали памятку, как стоит себя вести, если ребёнок случайно узнаёт о заговоре. Извиняться? Или с пеной у рта доказывать, что у её подружки слишком богатая фантазия?
- Болеет, Сонь, - я предпочитаю врать дальше. - Простыла немного. А в больницу легла, чтобы тебя не заразить.
- И что, мне к ней даже на минуточку зайти нельзя?
- Не-а, - мотаю головой, а она обиженно дует губы. - Там столько микробов... Зато её врач обещал, что на днях маму выпишет. Устроим ей праздник?
- Какой? Торт испечём? Ой, тёть Вась, а вы печь умеете?
- Сомневаюсь, - корчу грустную мину, а про себя думаю: "Да я более чем уверена, что даже блины, и те испорчу". Смотрю, как искорка зажёгшегося в ней азарта тут же меркнет, так и не разгоревшись в гигантское пламя, и торопливо ищу выход из ситуации:
- Зато твой папа говорил, что здесь рядом есть неплохая столовая. Кто знает, может, там и пирожные продают?
Запомните важное правило: прежде, чем что-то пообещать ребёнку, подумайте хотя бы пару минут! Я вот погорячилась, и как результат - холостяцкая берлога незнакомого мне моряка теперь больше похожа на небольшой торговый киоск, где самым ходовым товаром являются воздушные шарики. Разные: жёлтые, красные, белые, даже парочка розовых с совсем неуместной надписью "с юбилеем" болтаются везде, где только можно. Несколько даже к люстре привязали. И как только мебель ещё не взлетела к потолку, с таким-то количеством цветастых "парашютов"?
- Ну вы, девоньки, даёте, - Вера ошалелым взором инспектирует наше временное пристанище, и всё поглаживает прилипшую к ней Соньку по спине. Нежно так, по-матерински, что мне и самой внезапно хочется стать маленькой и вернуться в далёкое детство, где из забот только наша с Верой борьба за любимую куклу. Вот так же забраться к маме на колени, обнять её крепко-крепко за шею, и наслаждаться теплом родных ладоней, от прикосновений которых улыбка сама собой расцветает на лице. Наверное, Соню теперь и не оторвёшь. Только и остаётся, что с завистью любоваться этой парочкой, ведь мне ничего подобного уже никогда не испытать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Опускаюсь на диван, кивая на виновницу такого масштабного празднества, и не сдержавшись, нервно хихикаю:
- Штук двадцать я ещё лопнула. Ну, как? Сумели мы тебя удивить?
- Не то слово! Ты даже с роддома меня так не встречала!
Ещё бы. Ведь прирождённая оформительница залов в то время ещё не умела говорить. Покрякивала, туго обмотанная фланелевой пелёнкой, и явно не понимала, какого чёрта люди заглядывают в одеяльце, при этом сияя как начищенные медные пятаки.
- Вась, поезд завтра, и куда мы это богатство денем?
- С собой заберём, - вот и к Соньке дар речи вернулся. Наконец, перестаёт душить мать в объятиях, и, спрыгнув на пол, принимается кружиться, то и дело подбрасывая в воздух усеявшие пол шары.
- Нас в вагон не пустят...
- Пустят! Ну, тёть Вась, вы даёте, мы же их сдуем! Я их в свой рюкзак положу, а мама мои игрушки понесёт!
Вон оно как. Ничего-то я, оказывается, не понимаю. Смеюсь, когда мне в лоб прилетает зелёный невесомый снаряд, и, завалившись на постель, с облегчением выдыхаю. Я спасена! Даже отчёт о проделанной работе сдавать не нужно. Результат же налицо: ребёнок счастлив (хотя тут в Верке дело, Соня её с самого утра в окно выглядывала), чист, опрятно одет, и даже какой-никакой, а бантик красуется на голове. Он, конечно, съехал с макушки, ведь заставить племянницу постоять на месте хотя бы минуту не так-то просто, но получается у меня уже лучше. С теми, что я соорудила на её голове перед встречей с тогда ещё не подозревающим о её существовании папашей, уж точно не сравнится. Может, теперь к косам переходить? Хотя, чего это я? Пусть Вера пытается обуздать эту копну, у неё опыта больше.
- И мы же ещё торт купили! Сначала хотели пирожные, я даже целую кучу перепробовала, чтобы лучшие выбрать, - племянница улыбается, а сестра недобро хмурит брови, демонстрируя мне кулак, - но тут в магазине такой торт красивый был! В общем, будем с ним чай пить! Мам, я у тебя даже цветочки из крема забирать не буду. Ты же, наверное, голодная, в больнице ведь не вкусно кормят.
В случае с Верой - химией, да сухарями, чтобы хотя бы немного притупить тошноту. Как считаете, стоит ей мой суп предложить? Блюдо, конечно, не ресторанное, но явно нехудшая альтернатива больничным похлёбкам. Приподнимаюсь на локтях и тут же озвучиваю свою идею, да только женщина, сейчас устало разминающая шею, отрицательно качает головой.
- Суп... Тётя Вася, разве ж это еда? Лучше конфеты маме предложите. И чай. Я, кстати, тоже буду.
Отлично.
- Командирша, - не так сурово, как минутой ранее сделала это её мать, хмурю лоб, но вот уже покорно встаю, без лишних слов ретируясь на кухню. А где-то за моей спиной надо мной без всяких стеснений хихикают в два голоса. Вот что значит кровные узы. Им даже переговариваться не приходится, они понимают друг друга без слов.
Включаю плиту, водружаю чайник на конфорку и не тороплюсь возвращаться, на каком-то интуитивном уровне понимая, что им хочется побыть наедине. Мне бы определённо хотелось, а зная, как сестра любит Соню, не удивлюсь, если обниматься они будут целый час.
Кстати, мне стоит Некрасову позвонить? С тех пор как он уехал, я набрать его номер так и не решилась, а тут вроде как повод есть. Он же наверняка переживает? За Соньку, за Веру, да даже за эту халупу, в конце концов. На его месте любой бы нервничал - я же та ещё хозяйка, а с расценками на столичную недвижимость, Максим просто обязан потерять сон. Спалю к чертям собачьим эту крохотную однушку, а добродушный моряк возьмёт моего бывшего мужа в пожизненное рабство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})