— Ясное дело ты не жалеешь. Ты же всегда уверен в своей правоте. Только с чего ты решил, когда принимал то решение, что я до сих пор буду ждать тебя? — сужаю глаза. — Ты не подумал, что я могу устроить свою жизнь?
— Я думал об этом. Больше, чем ты думаешь, — кивает, опуская глаза. — Но выбора не было, — пожимает плечами.
Просто немыслимо. Он во всем прав, и точка. Так он считает.
— Ты просто невыносим… — отрицательно качаю головой. — И чего ты ждал после того, как расскажешь все это?
— Ничего не ждал.
— Вранье. Ты сейчас разочарован. А сколько ты принес мне разочарований? Если бы ты правда любил меня… ты нашел бы способ, чтобы я так не страдала. Сейчас ты распинаешься только из-за дочери.
— Это не так, — сильно хмурит брови.
— Думаешь, я забыла, что ты тогда сказал мне в больнице? Ты сказал, что мы бы не развелись, узнай ты о беременности. Это значит, что со мной ты так готов поступить, а вот с нашей дочерью нет. Нет, это даже хорошо. Отцовский инстинкт у тебя определенно присутствует. Только мне не надо врать, что у тебя не было выбора. Ты бы его нашел, если бы знал о беременности. Но тогда бы я не узнала, какой ты на самом деле, — смотрю на него с пренебрежением.
— Да, я помню, что сказал тебе. Я был на нервах… Думал, шок прошел спустя день, как я случайно подслушал твою подругу о твоем положении. Но я испытал куда более сильное чувство, когда увидел тебя. Я так сказал... Да... Но на самом деле… Я тогда не знаю, как бы поступил. Мне бы было куда тяжелее.
— Что ж, я рада, что сделала твою жизнь легче, не сказав о беременности, — натянуто улыбаюсь, хотя в груди давит от тупой боли.
— Перестань, Лиля, — цедит бывший муж сквозь зубы. — Я тебя люблю и понимаю твою злость, но не переходи границы… Я развелся с тобой и не интересовался тобой только из соображения твоей безопасности. Я прилетел к тебе в больницу на следующий же день, как… все закончилось. Если бы мог — нашел бы тебя раньше. Но в тот период тебе было не место в моей жизни.
Ему и правда ни черта не жаль. Случись такое снова — он так же поступит!
— А теперь тебе не место в моей жизни. В жизни дочери… да, согласна. Стоит дать тебе возможность быть отцом. Я не стану лишать Ульяну отца. Но только при одном условии: ты больше не станешь говорить о «нас». Потому что «нас» больше нет и быть не может. Мы должны поставить точку. Сейчас, Мирон.
Не сводя с меня взгляда, Мирон начинает обходить стол. Я остаюсь на месте, только поворачиваюсь чуть. Пусть только прикоснется ко мне. Точно чаем окачу.
— Я знаю, что ты все еще любишь меня. Уже не так, как раньше, но любишь. Я это чувствую. А в моих чувствах ты можешь больше не сомневаться.
— Я в них не сомневаюсь, Мирон. Я в них не верю, — скрещиваю руки под грудью, закрываясь от него. — Теперь уходи.
— Я не хочу уходить.
— Ты обещал, что оставишь меня в покое, если я тебя выслушаю.
— Это был худший день в моей жизни, — тянет Мирон, приближаясь, — когда мне пришлось сказать тебе, что мы расстаемся.
— Хуже, чем день смерти Таи?
— Ты мне как всегда не поверишь, но да. А худший момент… Нет, их было два, — судорожно выдыхает, всматриваясь в одну точку. — Тот момент, когда я смотрел с балкона, как ты выходишь из дома, просишь Алексея увезти тебя и… оглядываешься. И тот, когда ты пришла ко мне в больницу, а я пытался говорить с тобой, но не мог… Потом ты убежала.
— Что ты хотел мне сказать?.. Только честно.
— Правду, — фокусируясь на мне, произносит Мирон отчетливо.
— Что?..
— Я думал, что умру, и хотел, чтобы ты обо всем знала. В таком случае ублюдок не стал бы тебя трогать. Ему это уже было просто не нужно. Мстить уже было бы некому.
Тяжело сглотнув, я слегка морщу свое лицо, пытаясь сдержать слезы, но не выходит, — они рвутся наружу. Не желая, чтобы он видел их, я прячу лицо в ладони и начинаю беззвучно рыдать.
Мгновение, и его теплые ладони на моих плечах, слегка сжимают их пальцами. Я не пытаюсь вырваться, отпрянуть от него. Мне настолько плохо, что я ничего сейчас не могу. Тело ватное, не слушается.
Мирон тянет меня к себе, тыльные стороны моих рук прижимаются к его груди, а сам он не говорит ни слова, скользя теперь ладонями по моей спине.
Ничего более лживого в моей жизни не будет, если я скажу, что мне неприятны его прикосновения.
Но простить его я не смогу. Это так… минутка слабости.
Да, знаю, правильнее будет сейчас оттолкнуть его, лишить всякой надежды, но я просто не могу, хотя точно знаю, что позже откажусь от него.
Глава 38.
Наши объятия слишком затягиваются. А когда я отрываю ладони от лица и поднимаю голову, — тут же получаю поцелуй, от которого у меня нет сил отказаться.
Я так сильно его хочу… До слез. До боли. Хочу, и все.
Я отвечаю ему, нарочно прокручивая в своих мыслях всю ту боль, что он мне причинил. Я не могу перешагнуть через это, однако могу продолжать его любить.
Веду ладонями по его груди выше, обхватываю шею, и тут он начинает действовать смелее: берет за талию, делая наш поцелуй крепче. До ледяных мурашек.
Теперь вспоминаю все те моменты, когда я чувствовала себя счастливой рядом с ним. Правда, были такие моменты. Я их