так некстати. Странная у Франклина прическа, подумал он. Кудри только подчеркивают плешь, вот подстричься бы ему покороче, как я. Ведь он еще совсем даже ничего, лицо немного полноватое, но энергичное, и глаза такие выразительные. Неудивительно, что он всем так нравится, в отличие от…
Франклин, разумеется, молчал, потому что все уже было сказано, и написано, и давно выучено наизусть: «The United States of America. One Hundred Dollars». Больше ничего он сказать не хотел, да от него и не ждали. Впрочем, еще был номер, но кто же смотрит на эти номера? Разве только менты, когда изъятые купюры переписывают. Глаза скользнули по номеру, и Игорь даже присвистнул: вот это да! Ну ты даешь, Бенджи! Ее инициалы и дата рождения: число, месяц, год. И еще две какие-то цифры, может быть, час? Часа он уж точно не знал. Сюрприз ты мне преподнес, господин президент. И даже дату выставил в нашем формате: сначала число, а потом месяц. Умница!
Куда бы мне тебя пристроить, такого шустрого? Карманы там наверняка хорошо обшаривают. О, есть идея! Игорь взял с письменного стола клеящий карандаш, легонько коснулся самого уголка купюры и вложил ее в книгу, ближе к концу, а потом плотно ее сжал. Вот так, сам не отклеится, а когда нужно будет – выну. Почитай пока Мураками, господин президент. С ним тебя уж точно не украдут.
Это, наверное, была какая-то паранойя, но с тех пор, как на выходе из ночного клуба Игорь «не осилил» и уснул на троллейбусной остановке, а проснулся уже без бумажника, мобильника и даже часов, ни в одну поездку без денежного НЗ в надежном месте он не отправлялся. Ограбить и обворовать всегда могут, страна у нас такая. Впрочем, мысленно подмигнул он Франклину, и у вас такой же Дикий Запад был.
Книга легла в дорожную сумку вместе с диктофоном и прочими журналистскими принадлежностями, и забыл Игорь про нее до самого аэродрома. Да и там как-то оказалось не до чтения – приехал поздно, и пока отстоял очередь на регистрацию, пока прошел через контроль, уже пора было и на посадку.
Рейс был ночной, с посадкой в каком-то Радужном. Игорь уже успел задремать, когда старенький «ЯК» клюнул носом, командир корабля попросил всех пристегнуть ремни, и противно-вежливая стюардесса пошла будить тех, кто не послушался. За иллюминатором была сплошная чернота, только горели внизу какие-то костры, словно в советских фильмах про партизан. Неужели тут так отмечают посадочную полосу, спросонья удивился Игорь. А потом понял: газ. Буровые вышки.
В Радужном выходило всего несколько человек, но самолет зачем-то потребовали освободить, и сонные пассажиры, запахнув московскую еще одежду, побрели к аэропорту под пронизывающим снежным вихрем ханты-мансийской зимы. Градусов сорок, отметил насквозь продрогший за эти десять минут Игорь.
А потом они застряли на несколько часов. То ли техническая неисправность, то ли полосу замело… Игорь с изумлением бродил по довольно большому и совершенно пустому аэропорту, выросшему со своей таможней и паспортным контролем посреди газоносной тундры, и упивался чувством полной нереальности этого места. Для пассажиров даже открыли буфет, и Игорь съел дорогущий жирный беляш, запил растворимым кофе.
Спать не хотелось, но и бодрости не ощущалось. Растянуться на пластиковых сиденьях с комфортом не получалось, бродить надоело, и тогда он достал книгу. Оказалось, что Мураками совсем не тот, а другой – ну бывают же и в Японии однофамильцы! История была про какого-то чудака, который мечтает поесть какого-то особенного супа, а в результате попадает во всевозможные переделки. За окнами крутился снег, тело уже ныло от пластикового комфорта, из глубин желудка накатывали беляшные волны, а на страницах книги смаковалась в деталях вместо супа какая-то каша из крови и спермы, и от этого тошнило хуже, чем от беляша. Игорь швырнул книгу обратно в сумку и закрыл глаза. Бедный Франклин, куда же я его засунул, подумал он.
Но вот позвали на посадку, и снова надо было пихать дубленку в рентгеновское чрево, и идти по вьюжному полю до трапа, и устраиваться в кресле, и погружаться в черную, обессиленную дремоту до нового «пристегните ремни».
А в Кызыле уже вовсю сияло солнце, и даже мороз можно было потерпеть (объявили, что тут минус тридцать пять, в Радужном потеплее). Молодая женщина в роскошной дубленке, такая румяная красавица, как с рекламного буклета, завязывала у трапа шарф дочке лет двух: «Ну вот, Машенька, папа нас сейчас встретит… Как же жить тут будем с тобой, в холоде таком, а? Ну ничего, годик перетерпим…»
Пассажиров провели мимо красивого, но недостроенного здания аэропорта в национальном стиле к какой-то калитке в сетчатом заборе, и там Игорь увидел встречающего – в руках он держал картонку с его фамилией. Местный журналист, из редакции с ним связались, попросили содействовать.
Назвали свои имена, пожали друг другу руки, и сразу же Игорь натянул обратно перчатку, а местный – варежку.
– Ничего, что не в такси? Тут на маршрутке недалеко.
– Да ничего, конечно.
– И еще, мы решили, что вам будет удобнее не в гостинице, а на квартире. В самом деле, зачем с чужими людьми, шумно… А так – есть однокомнатная квартира в тихом районе, и цена точно такая же.
– Да конечно.
Это же его город, и он наверняка лучше Игоря знает, куда податься.
Они забрались в микроавтобус, благо практически без багажа. Встречавший сунул мелочь толстой тетке у самых дверей (маршрутки тут с кондукторами, догадался Игорь, значит, народ платить не хочет), салон быстро заполнился. Люди были совсем другими, чем в Москве, и дело даже вовсе не в монголоидных лицах. Нет, не только это… Они все, даже и русские, были какие-то бесстрастные, несуетливые, Игорю неловко даже было в московской своей дубленке.
– Надолго к нам?
– На три дня, потом улетаю через Красноярск.
– Ну да, мне говорили. Прямые московские рейсы ведь только раз в неделю.
– Да какая разница, прямой – одно название… в Радужном все равно несколько часов в аэропорту сидели.
– Как, удалось поспать?
– Да нет, читать… пытался. Такая гадость попалась, знал бы заранее, ни за что бы эту книгу не купил.
– Бывает, – вдохнул местный журналист. – А что, про шаманов наших писать будете?
– Про шаманов, – ответил Игорь и подумал, что не о том, совсем не о том пишет его столичное глянцевое издание. Ну шаманы, и что шаманы? Среди них полгода надо прожить, чтобы что-то о них узнать, чтобы они тебе хоть краешек подлинного своего искусства приоткрыли. А вот написать бы