– Позвольте, Марья Ивановна, предложить вам мои услуги, – словно угадав ее мысли, Николаша осадил коня и спрыгнул прямо в утробно чавкнувшую грязь. – Я, в отличие от вашего достойного братца, на ногах держусь покамест крепко, и в дальнейшем питейных планов не имею…
– А что мне папенька! – пьяный Петя осознал, наконец, предыдущую Машенькину реплику. – Я что ему, мальчик, чтоб мне за каждый шаг отчитываться?! Я буду делать, что я сам хочу! Понимаешь, Машка, я сам! Хочу и пью!
– Хоть бы ты когда чего другого захотел, – сквозь зубы пробормотала Машенька. Стоять в грязи перед лощеным Николашей, цепляясь за локоть глупо хихикающей Аниски, становилось вовсе нестерпимым. Сама вежливость и предупредительность его казалась сейчас изощренным издевательством. Неужто позабыл, что они с детства на «ты»? И вовсе не помнит, как пыталась маленькая хромоножка услужить красивому братниному дружку, предлагала дорогие игрушки, малину из лукошка, просилась поиграть, просто посидеть с ними. И как гнали ее, смеялись над ней… А теперь вот «Марья Ивановна»…Как же поступить? Может, принять все же приглашение Николаши?
Машенька представила себе, как неуклюже карабкается на лошадь, одновременно путаясь в шали, юбке и саке. Николаша пытается пропихнуть ее наверх, Аниска держит ноги, Петя пьяненько хихикает сбоку, а из-за заборов глядят егорьевские обыватели и тихо радуются извечной радостью мелких людишек: вот, мол, сам-то Гордеев в силе великой, а дети-то у него… Девушка до боли закусила губу, ощутила соленый кровяной привкус на языке.
– Машенька! Машенька! А вот вы где! А я вас нашел! – неловко, но как-то удивительно уверенно шагая по скользкой глине, к группе приближался веснушчатый, долговязый Вася, младший брат Николаши. – Меня Иван Парфенович с батюшкой за вами послали, – улыбаясь во весь лягушачий, щербатый рот, объяснил он. – Чегой-то, говорят, Марья Ивановна запропастилась. Сбегай, говорят, Васька, у тебя ноги длинные. Вот я и… Вы тут чего это? Никак увязли?
– Шел бы ты назад, Васька, а! – недовольно поморщился Николаша. – Небось, без тебя доставим Марью Ивановну в лучшем виде.
– Не-а, – орясина Вася, не переставая улыбаться, упрямо помотал кудлатой головой и шагнул вплотную к Машеньке, нависнув над ней, как диковинный рыжий шлагбаум. – Мне велено, я и справлю. А вы с Петей только разговоры разговаривать, а дело – тпр-ру! Я сам! Хватайтесь-ка за шею, Марья Ивановна! – с этими словами он легко подхватил Машеньку на руки. С подола прямо на Васины сапоги закапала грязная вода. Аниска взвизгнула, не то от страха за хозяйку, не то от восторга.
– Вот идиот! – в сердцах пробормотал Николай. – Вечно явится не вовремя и все испортит…
– Брось, друг Николаша! – пьяно усмехнулся Петя. – Чего тебе Машка! Поскачем вдвоем! А они – пусть. Гляди, твой братец да моя сестричка – хороша парочка юродов! Верно, а?
Николай, ничего не ответив приятелю, махнул рукой.
– Вася! – прошептала Машенька, едва успокоив зашедшееся от неожиданности сердце. – Зачем вы? Вам же тяжело станет!
– А вот и нет! – весело рассмеялся Вася. – У нас прошлый месяц телушка годовалая в логу ногу сломала, так я ее три версты на хребтине нес. И не запыхался даже. А вы – что? Да и нести два шага всего…
– По сравнению с телушкой, конечно, – улыбнулась Машенька. – Ничего не стоит. Такому мужику-силачу…
– Да, уж силы-то мне Господь дал. И росту. Я ведь все расту, смешно, правда? Девятнадцатый год, а вот опять штаны коротки стали. Матушка ругается, а батюшка смеется: мы тебя, Васятка, телеграфным столбом по почтовому ведомству устроим… Зато ума не досталося, – вздохнул Вася. – Но ведь не бывает же, чтоб все сразу…
– Кто это вам, Вася, про ум сказал? – искренне возмутилась Машенька. Парень гляделся наивным и добродушным, но вовсе не дурачком.
– Как – кто? Матушка, братец… Да все говорят! Батюшке докука: Николаша мог бы к делу, да не хочет. А я, значит, дурак…
– Не смейте так про себя говорить, Вася! – Машенька откинула голову назад и взглянула прямо в зеленые, цвета сибирского зимнего неба глаза Васи. – Не верьте, кто скажет. Запомните: вы добрый и чуткий. А такие дураками не бывают. Так Господь устроил.
– Спасибо вам, Машенька, за ваши слова, – сказал Вася и покраснел, сперва шеей, а потом и лицом. – Я вам взамен скажу, так бы не решился: вы на ангела с картинки похожи. Я на ярмарке видел, хотел купить, маменька денег не дала: сказала, у меня вкус, как у извозчика. А я – кто же? Третий год извозом хожу… А ангел красивый был, весь в серебряной пудре, просто мочи нет глядеть. Вот и вы такая же… А я еще спросить хотел: вы с тетенькой Марфой Парфеновной в божественном разбираетесь, скажите – ангелы, они мальчики или девочки?
– Ой, Вася! – Машенька прыснула и, отчего-то совершенно не смущаясь, уткнулась лицом в шею юноши. От Васиной кожи пахло кипяченым, слегка пригоревшим молоком. «И обязательно с пенками!» – подумала Маша, которая, в противоположность большинству детей, обожала пенки. – Я думаю, ангелы – они не мальчики и не девочки. Так бывает в природе. Вот, например, березы, они тоже на ангелов похожи… («Тоже! – усмехнулась про себя Машенька. А еще кто? Что-то не вижу…» Однако, к березам она с детства и впрямь ощущала какое-то особое сродство. Если находила дерево с изрезанной корой, становилось больно, будто сама палец порезала).
– Ага! – обрадовался Вася. – Бывает. Я знаю. Вот червяки дождевые. Я раньше много смотрел. И за ними, и за муравьями. Пока батюшка к извозу не приставил. Так интересно все. А мальчиков и девочек у червяков, и вправду, нету. Я б заметил…
Глава 14
В которой Машенька Гордеева знакомится с новым управляющим, а Серж от лица Дмитрия Опалинского пытается подружиться с инженером Печиногой
От дверей собрания до самой улицы – чистые деревянные мостки. Маша, почувствовав опору под ногами, перевела дыхание. Поправила съехавший платок. Ох, волосы под ним, небось – колом. Какова покажусь? Хорошо хоть, в сенях – свет и зеркало стоячее, а все равно толком не уберешься. Войду, и они смотреть будут. И Златовратские, и ссыльный этот, и товарищи батюшкины. И Николаша… Она невольно глянула в сторону коновязи – Николашин чалый конек уже стоял там…
– Славно-то как, Марья Ивановна, – Вася, улыбаясь во весь щербатый рот, оглядывался по сторонам, – осенью пахнет… чуете?
– Чую, – она бросила заталкивать под платок выбившиеся пряди – все равно без толку, – вы, Васенька, идите, я догоню. Спасибо вам. И ты, Аниска, возвращайся домой.